Путь
Шрифт:
— Сложно, сложно! — парировал внутренний голос. — Он пользовался своим положением и портил всем жизнь! Слабый бы простил, а сильный — ответил так, как у нас поступают, — вспомнил он Ганзу, Аттала, Ильсида и свою нынешнюю жизнь. — Он был говнистый человек, нехороший! И получил своё!
— Так что теперь, убивать за это?! — взорвался Доктор и стал орать сам на себя про себя. — Я лично недавно говорил, при всей Ганзе, что месть — это удел слабаков, а не победителей. И что теперь получается? Что я вывернулся? Сам себя обманул?
Гадливое отношение к самому себе, несоразмерность
— Кащей тебе скидок не даст и житья тоже! Он злой и память у него хорошая — запомни это! Принимай меры и выводи из игры как можно скорей! Или ты его, или он тебя! — формировал Алекс свою память, домысливая в ней то, чего не было, и даже меняя местами причину и следствие, потому что Ильсид беседовал с ним не до, а после речи Алекса на Большом Совете. Да и управдом никакого отношения к Кащею не имел. Но это было уже неважно, ибо теперь воспоминание Александра изменилось, что и после продолжалось неоднократно.
— Даже Ильсид сказал, что нужно действовать. Просто управдом попал не в то время и не в то место. Он совершенно случайно вписался в неприятности, как говорит Бо.
Тут воспоминание о девушке придало ему энергии, Доктор прицокнул, словно очнулся, и заметил, что свернул с освещённой тропы в свой тёмный двор, тускло встречавший его одной лампой на пять подъездов.
«Экономика должна быть экономной», — повторил Алек слова управдома, дернул ручку двери в подъезд, перевёл взгляд на прибитую бумажку, на который было написано «Осторожно! Окрашено!», и только потом почувствовал липкое ощущение на руке. Словно пытаясь смахнуть слизняка, он протёр правой ладонью левую и понял, что испачкал в краске обе руки.
— Гамота тебя за ногу! — в очередной раз сматерился он, хотя раньше — никогда.
Пришлось ещё раз браться кончиками пальцев за ручку двери, открывать, проскальзывать внутрь, в тёмный подъезд, подходить к своей двери и материться ещё раз, ибо ключ находился в переднем кармане новых брюк. Достать его без риска запачкать ткань, было невозможно. Чертыхаясь, он всё же, как мог, осторожно залез в карман и вытащил ключи. Открыв дверь и включив локтем свет, он, наконец, смог рассмотреть, что с ним приключилось.
Во-первых, его ладони были раскрашены в красный цвет. Во-вторых, брюки, в которых он намеревался завтра ехать, оказались испачканными в нескольких местах, да и модный пиджачок тоже: на рукаве, у кармана и лацкана каким-то образом. Он горестно выдохнул, локтем открыл дверь в ванную комнатушку, включил воду и поглядел себе в глаза, признаваясь, что хуже всего было в-третьих — в квартире было чисто.
То есть управляющий выполнил поручение своего жильца в точности, наняв человека для уборки квартиры и покрасив подъезд. Это словно подливало масло в воду из-под крана, не давая ладоням очиститься. Намыливая и смывая, намыливая и смывая, он окрашивал воду в цвет крови, но краска стиралась медленно, слоями. Доктор повторял утомительную процедуру раз за разом, произнося про себя:
— Как жить с этим? Как с этим теперь жить?! Как теперь жить? Как?
*
Хмурым дождливым утром невыспавшийся Алекс вернулся на Ахейский узел, припарковал мобиль в пульман-паркинге, вышел на платформу подышать свежим воздухом и вдруг с удивлением обнаружил там Юджина с большой дорожной сумкой на колёсиках.
— Юдж? Вот это встреча! Ты куда собрался? На море отдохнуть? — окликнул он его издалека.
— О! Какие люди! — бросился к нему обрадованный Юдж. — Алекс, что с тобой! Не узнаю! Ты как успешный коммерсант! Свитер, сумка дорогая, штиблеты надраены!
— Так я и есть коммерсант, строительством решил вот заняться, а то сколько можно хернёй маяться! — пожал протянутую руку Доктор и приобнял друга, похлопав его по спине. — А ты чего такой нарядный, на отдых, что ли? Куда решил сгонять?
— Не, дружбан, уезжаю я. Уезжаю навсегда.
— Как навсегда? Куда? — ошарашенно остолбенел Алекс.
— Ещё не решил. Но уже продал комнатёшку свою, рублы на счёт закинул, ручную кладь с собой и погнал по Союзу-батюшке. Может, в полисе каком осяду или в наукограде, квалификация позволяет, а может, по миру подвигаюсь — сам ещё не знаю.
— А что ты так? Внезапно как-то.
— Да ты знаешь, давно уже хотел так поступить. Всё достало! Это раз! И ликей, и моя погасшая любовь, и наши унылые коллеги алкоголики, да и ты смотался. В общем, решил начать новую жизнь. Всё! Амба! — разошёлся Юджин.
— Я рад. Ну а что тогда два?
— Не понял?
— Ты сказал, что всё достало, и это раз. А что тогда — два?
— Два? Да как сказать… не знаю, — цокнул Юджин, покрутил головой и как-бы нехотя продолжил. — Видишь ли, тут я ночью проснулся, стих написал и уснул, а утром встал, прочитал и что-то понял. Как щёлкнуло. Вот тогда и решился, что пора. Хватит ждать, нам с тобой по тридцать лет, нужно или искать себя, или создавать.
— Это двояковыпуклый процесс, — заумничал Доктор.
— Сам ты двояковыкуплый…
— Выпуклый…
— Выкуплый… — не смог выговорить и широко улыбнулся Юдж. — Да хоть амфифильный. В общем, надеюсь, что не пропаду, себя создам или найду. Хоть, признаюсь, будет мне тебя не хватать, дружбан. Очень! Мне нравилось, как мы с тобой за всё — от атома до галактики могли обсуждать долгими вечерами и запивать это дело пивком, — похлопал он себя по пузику.
— И мне, Юдж, и мне! — от избытка чувств даже приобнял его Алекс. — Ну, а что за стихи ты написал, раз они тебя с места сдёрнули?
— Стихи?
— Ну, ты сказал, что написал какие-то стихи и что-то понял…
— Да так! Ой, вон, смотри, маг уже тянется, сейчас будет здесь. У тебя какой номер вагона?
— Первый, а у тебя?
— Восемнадцатый.
— Вот и жизнь нас по разным пульманам рассадила, Юджин, — подал руку на прощание Алекс, наблюдая, как маглев быстро и плавно приближается к перрону.
— Главное, что движемся в одном составе, мой друг, — ответил на рукопожатие немного грустный Юдж. Он уже повернулся было, чтобы пойти дальше, в свой восемнадцатый вагон, как его окликнул голос.