Путь
Шрифт:
— Как? — захлопнул багажник Валера.
— Сэм Выпивоха. А чё — нормальное же погоняло? — загыкал Мирон, сморщив нос, залезая в мобиль.
— Сэм Выпивоха, — весело хмыкнул Берет, садясь на переднее сиденье. В мобиле воняло алкоголем, на заднем сиденье, неудобно согнувшись в три погибели, дрых здоровяк Сэм. С сиденья Валере было видно лишь его испачканные в чём-то руки, скрюченные ноги и пустую бутылку, валяющуюся на полу. Берет плюхнулся рядом с Мироном, дружески хлопнув его по плечу кулаком, как равный с равным, и довольно развалился в кресле.
— Как ты?
— Нормуль. Как сам?
— Как видишь, босс отпустил.
— Красавчик! Я бы тоже с огромным…
— Так
— Везёт же кому-то! — с завистью прицокнул Мирон.
Он тронулся, и всю дорогу, пока выезжали из леса, мужики проболтали о том, о сём, о работе, о делах, о бабах, о свадьбе. Мирон рассказывал, как вчера весь день мотался по госпиталю, и позавчера тоже. Светка ужасно трусила, что ей скоро рожать — какую-то книгу прочитала про неудачные роды, и это замотало её мысли по кругу: «не рожу, не перенесу, умру». Запретить бы этих писателей, которые такую муру пишут, что людям потом читать неудобно.
А Берет, словно не слыша, делился планами, как он загудит так, что вся Фракийка вздрогнет. Как будет нюхать кокс и запивать его текилой, слизывая соль с сосков знойных мулаток, танцующих под южные ритмы. Вот так, перекидываясь ничего не значащими друг для друга историями, они выехали за шлагбаум, и уже было добрались до поворота на трассу, как сзади донеслось.
— Бля, бля! Мирон, бля, останови мобилу, Мирон! Я… мне блевать надо… — замычал вдруг Сэм с заднего сиденья, пытаясь подняться. — Да нахер я пил вчера?
— У моей тоже токсикоз, и она на позапрошлой неделе постоянно блевала в унитаз. Я ей подхожу и говорю — чё, водяного вызываешь?.. — как ни в чём не бывало продолжал балаболить водитель.
— Бля, Мирон! Тормози! Мирон, тормози уже, а то я тебе мобиль уделаю! Ой, плохо мне, бля! — раздались сзади гортанные звуки, предшествующие извержению.
— Да остановись ты уже, Мирон! — прикрикнул Берет, и только тогда тот начал притормаживать.
— Ой, бля, ой, бля! — продолжал курлыкать Сэм, пока Мирон наконец не остановился. Было слышно, как он нащупывает дверь, чтобы выбраться. Сэм каким-то образом задел правую щёку Валеры, тот недовольно обернулся, вдруг раздался треск, и в шее у Берета что-то взорвалось. От удара его голову так сильно отбросило, что он со всей дури врезался в боковое стекло, отчего оно покрылось сетью трещин, а в воздухе почувствовался запах палёной кожи.
— Давай ещё раз, — послышался голос Мирона, и шею Валеры ещё раз пронзила острая боль, парализующая мышцы и сознание. Его затрясло.
— Шок… — успел подумать он, прежде чем отключиться. Очнулся Берет секунд через пятнадцать от того, что вокруг его шеи затянули ремень безопасности. Однако душить не спешили. Сознание постепенно приходило в себя, но тело оставалось обездвиженным. Да и очень крепкие руки Сэма держали оба конца петли, душа и не давая двигаться. Огромным усилием воли Валера смог лишь немного разомкнуть глаза и сквозь пелену увидел Мирона, что-то набирающего шприцом из ампулы. Берет не понимал, как, но он знал, что нужно бороться, не дать использовать это, не дать, не дать! — и, заскрипев зубами, концентрацией немыслимых сил он перехватил руку.
Но в эту же секунду на шее сильнее стянулась удавка ремня, а Мирон, удивлённо глядя, легко стряхнул слабую хватку Валеры, поднял локоть повыше и пару раз врезал тому по роже, отчего голова беспомощно вздрогнула под ударами и, поникнув, свесилась. Тогда ответственный за нападение неспешно и уверенно вонзил в шейную артерию иглу.
*
Очнулся Валера от ощущения тесноты в мышцах, от сковывающего тело недостатка кислорода, от боли в лице и шее, от тошноты, от страха, от холода. А когда бедолага, наконец открыл глаза, то увидел, что лежит в какой-то узкой коробке с чёрной бахромой на концах, над ним сереет зимнее небо, а вокруг неторопливо машут голыми ветками берёзы, раскачивающие худющих ворон. Тогда Берет понял, что это не коробка, а гроб, и его вновь продрало до костей от дикого ужаса. Он сам несколько раз бывал в этой берёзовой роще возле болотца, откуда они возвращались всегда в меньшем количестве, чем приходили. Валера вздрогнул, когда тишину зимнего леса прервал резкий возглас:
— О, наш субъект шары открыл, Аттал! — послышался знакомый голос, и к Валере поспешно похрустели по снегу шаги. Через миг в поле зрения показался Аттал и склонился.
— Очухался… э-э-э… смертник? — оскалил зубы хозяин и ударил его ладонью по щеке — раз, другой, третий, распаляясь. — Вот сейчас и размалюй мне, падаль, куда ты шёл, собачий бивень, куда ты ехал враскоряк? Куда ты нёсся, ратник безголовый, чертопас ты опущенный, а? — Аттал прищурился, приблизившись левой стороной лица. — Ты чё, забыл, кто в будку свет подаёт? Кто ломти тебе колбасные кидает? Ты, фуфел тряпочный, куда собрался двигать в одну каску? Отдыхать удумал на мои рублы, а, чепухан ты грёбаный насквозь? Куда ты лез, сычёныш? Чё молчишь? Нечем крыть — ходи валетом, в рот чих-пых, соси конфету! — тут Аттал наклонился ещё ближе к пленнику и перешёл на шёпот.
— И что, как тебе сейчас тут лежать, ежей лохматить? Страшно, наверное? Неприятно? Думаешь, что так нехорошо, что так неладно было, да? Что перемотать назад и всё бы переделать, лишь бы не оказаться тут и здесь. Но поздно, — цокнул он, распрямляясь, — поздно. Всё. Последняя попытка израсходована. Ты знаешь, что у нас делают с суками, ты отлично это знаешь.
— Ат-ат-аттал Иванович, по-послушайте, уважаемый мною человек. Ведь я же на вас… столько лет… от смерти сколько раз спасал… — забормотал Валера.
— Спасал, было дело, спасал, — согласился Аттал, поджав губы и покивав головой. — Но только всегда по моей подсказке, а не по своей, этой, как её, не по своей инициативе, так сказать. А что сие означает? Что ты выполнял приказы, а не лез напрямки, так что, увы, с этим отмазоном не пропёрло. И чё, ещё какая-нить попытка будет? А?! — он вскинул брови. — Я спрашиваю, будут ещё версии, почему ты можешь оказаться по ту сторону жизни?
— Хозяин, Аттал Иванович, дорогой, — завертел головой Берет. — Да я же, за вас же! Я же пасть порву за вас, любому пасть порву! Я не сука! Да я же, мне же, меня же убьют, если я предам вас! Хозяин! Как вы этого не понимаете? Меня бы уже Исполнитель давно нашёл, если бы я против вас попёр! Моя жизнь тогда не стоила бы и ломаного гроша! Если бы я предал сначала Славу, а сейчас и вас, мне же не жить тогда! Мне ж не жить, хозяин! Ну, зачем бы я вас стал предавать?
— Вот в этом я с тобой согласен! Тебе не жить, тут ты прав! — сдержано засмеялся Аттал. — Хотя… — он словно споткнулся, задумавшись, затем нахмурил брови и поглядел на Валеру взглядом, наполненным воспоминаниями и сомнением.
— Хозяин! — встрепенулся Берет, почуяв надежду. — Вы же обещали, Аттал Иванович! Вы обещали мне! Помните? Когда посылали за Алисой на Фракийку! Вы сказали, что если я найду её, то за вами должок. Что ж вы убьёте того, кому должны? Нет ведь, не по-людски, Аттал Иванович. Но я же со всем уважением! Я вас не предавал, клянусь!