Путанабус. Трилогия

Старицкий Дмитрий

Наступил момент истины.

Мы с Катей, неторопливо пройдя дорожкой, встали напротив жениха с шафером.

Пастор, прижав Библию к сердцу, вскинул в сторону толпы правую руку. Музыка стихла, и он выкрикнул высоким тонким голосом.

Есть здесь человек, который может сказать чтото, изза чего не может быть свершён данный брачный обряд?

Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно всё ждал от когото подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдётся. А пальцы чувствовали, как

снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что ктото сейчас выйдет и опорочит её перед всеми. И убьёт её второй шанс.

Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась.

Пастор продолжил.

Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всём громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти, он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел такому нахалу, буде тот обнаружиться, вбить этой книгой голову в штаны.

Никто не вышел.

Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату.

Подойдите ко мне, дети мои, сказал пастор.

И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.

Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.

Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал.

Я буду любить тебя, и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жёны, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета.

Я буду любить тебя, и почитать тебя, во все дни жизни моей. Я, Екатерина, беру тебя, Вильям, как своего законного мужа, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верной тебе и в хорошие времена и в плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, и сама лучилась просто ангельским светом.

Было заметно, что говорила она не на своем языке. Заучила наизусть, скорее всего. Я же помню, что Катя довольно посредственно знала английский.

Потом они взяли с алтаря кольца и обменялись ими.

Методистский священник, прижав к груди Библию, бросил в толпу слова, словно пригрозил.

Что Бог соединил, никакой человек да не разделит.

Потом, обратившись к молодоженам, произнес.

Супружество, вами заключённое, я авторитетом Матери нашей Методистской церкви Новой Земли подтверждаю и благословляю. Теперь вы муж и жена перед Богом и людьми. Во имя Отца, Сына и святого Духа! Аминь.

Он перекрестил новобрачных книгой.

А теперь скрепите свой союз поцелуем.

Тут же

раздался шквал аплодисментов, а на радиоточке снова врубили Медельсона. А Зоран стал усерднее тратить плёнку под вспышку.

Итак, первая часть Марлезонского балета завершена благополучно, а чуйка гадская ноет про возможную подлянку, и сдаваться не собирается.

Теперь осталось найти вторую невесту для продолжения банкета, пока первая целуется с законным мужем. Я же и второй также посаженный отец.

Душа стремилась завершить, наконецто, действо, которое снимает с меня ответственность за две юные девы.

А кто спас хоть одну душу спас весь род человеческий, говорит Писание.

Воздастся тому.

Надеюсь.

Вот Дюлекан стоит, чуть в сторонке, в своем подвенечном платье. Вижу. Одна стоит.

А где Доннерман?

Нет Доннермана.

Чуйка заныла просто бормашиной.

Пробежался глазами по толпе гостей.

Потом по периферии и краем глаза зацепил знакомую фигуру, заворачивающую за угол оружейного магазина.

Я немедленно бросился туда, как самонаводящаяся ракета по тепловому следу.

Выскочив за угол, увидел, как Борис в свадебном костюме садится в свой служебный "Хамви", с которого он уже оборвал все цветы и они убитыми трупиками валялись на гравии.

Стой! Ты куда? крикнул я ему, подбегая к машине.

Домой! огрызнулся сержант, садясь на водительское место Обломись, Жора, не выйдет меня на проститутке женить. Думаешь, нашёл лоха педального? он торжествующе показал мне комбинацию из трех пальцев, покрутив этой фигой у меня под носом.

Кто тебе сказал, что она проститутка? спросил, как можно спокойнее.

Какая тебе разница? Главное сказали.

А ты не подумал, что тебе могли неправду сказать.

А то нет? взвился Доннерман.

Было такое ощущение, что ещё чутьчуть, и он начнёт на себе рубаху рвать и пуп царапать. Накрутил себя парень.

Нет, ответил ровным тоном, Эскорт это торговля красотой, а не телом.

А внутри у меня всё так клокотало, даже пристрелить его захотелось, урода. Взять и всадить тричетыре пули в эту наглую рожу. Даже не знаю, что бы было, не оставь я "шмайсер" в домике.

Жора, не пизди, отмахнулся от меня Борис, Мне глаза уже открыли. Можешь даже не стараться мне по ушам ездить. Живите дальше, как хотите, только без меня. Я вам не санитар города, на последней фразе в голосе сержанта появились несвойственные ему визгливые нотки.

Он резко воткнул в торпедо ключ, показывая мне этим, что дальше говорить со мной не намерен.

Я понял тебя, Боря, сказал я ему, Гад, ты, Доннерман. Жениться ты с самого начала не хотел. А сейчас просто нашел повод соскочить. Ну и соскочил бы вчера, хрен с тобой! Но не на свадьбе же. Зачем ты, мудак, сделал девочке больно! Козёл ты после этого! Кстати, сколько я тебе должен за занятия?