Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Сердце бухало гдето в районе подбородка, седьмым чувством советского человека чувством вины перед властью, хотя ничего противозаконного не сделано. Так, на всякий пожарный. Хрен её мама эту власть знает. Однако вот, давим из себя раба именно что по капле сто лет уже как.
Почему седьмым? Так шестым чувством у советского человека было "чувство глубокого удовлетворения".
Какие проблемы, командир? спросил я поанглийски подошедшего к открытой двери патрульного офицера, слегка свесившись над ним с высоты водительского сидения.
Могу я увидеть ваш Айди? неторопливо и доброжелательно ответил он вопросом на вопрос на хорошем английском, подняв ко мне лицо.
Глаза его закрывали зеркальные очки. Подбородок был хорошо выбрит. И пахло от него хорошим дорогим парфюмом. Чемто типа Amouage Silver Cologne по 200 баксов за пузырек. Это внушало уверенность в том, что передо мной никак не бандюган из прерий. Тот бы вонял козлом.
Не вопрос, ответил я и левой рукой полез в карман рубашки под разгрузкой.
Тут патрульный офицер неожиданно резко схватил мой оттопыренный локоть, и сдернул с сидения, уронив мою тушку вниз головой.
На себя.
Точнее, на дорогу.
Автомат с моих колен слетел кудато в педали.
Последнее что я заметил: это были летящие в сторону мои солнцезащитные очки и неторопливое, как в замедленной кинематографической съемке, встречное приближение к моему лицу колена патрульного офицера, туго обтянутого камуфляжем.
"И это всё?" пронеслось в голове...
НАПЕРЕГОНКИ СО СМЕРТЬЮ
Очнулся я от громкого настойчивого стука в стекло, задребезжавшее в щелястой оконной раме. Стучали обстоятельно, но без хулиганства. Причем стучали со двора, так как с улицы все три окна были еще до заката прикрыты деревянными ставнями, и если бы стучали в них, то звук совсем другой по тональности был бы. Я откудато это знал, хотя глаз пока не открывал, кутаясь в мягкую перину с головой.
И с кровати не слезал. Думалось лениво и сонно: постучат и уйдут. Или кто другой им откроет.
«Фигвам. Индейская национальная изба». Стучать стали только сильнее. И уже не только в окно, но и чемто твердым в дверь. Такие не уходят. Придется вставать.
Сна уже ни в одном глазу. А настойчивый стук все продолжался.
Пришлось, покряхтев, слезать с кровати, винтажной такой, с медными шишечками. Привычно (что меня не на шутку удивило) одним движением влезть босыми ногами в подшитые кожей войлочные опорки, накинуть на плечи старый романовский полушубок и, как был в бязевом исподнем, пойти в сени.
По дороге привычно хлопнул ладонью по выключателю, но того на своем месте около двери не оказалось.
Оглянувшись, посмотрел на потолок и не увидел там не только люстры, но даже примитивной «лампочки Ильича».
– Это где ж такая глушь, что даже электричества нет, – пробормотал себе под нос, нашаривая на простой дощатой столешнице коробок спичек и огарок свечи в низком медном подсвечнике с ручкой кольцом.
Вспыхнувший огонек осветил типичную деревенскую рубленую избу средней полосы России, сверкнув по серебряным окладам икон с погасшими лампадами и шарикам спинки медной кровати, по беленому боку большой печки и темным крышкам двух больших сундуков. Не бедную избу, но и не богатую. Так, серединка на половинку по зажиточности, даже гнутые «венские» стулья есть. И сам тут же удивился этим своим мыслям о зажиточности. По меркам начала двадцать первого века вокруг была жуткая убогость.
К тому же обстановка в избе свидетельствовала, что никто, кроме меня, в этом помещении не живет.
«А девочки где? Автобус? – не въехал я в ситуацию. – Где это я ваше?»
Потрогал нос – целый, но я хорошо помнил, что перед тем, как потерял сознание, была сильная боль от удара по носу. И домов там, в валлийских горах, рядом не было никаких.
Значит, мне это все приснилось? Новая Земля. Орденский город ПортоФранко. Путанабус. Чертова дюжина красавиц из эскорта. Бой с бандитами. Проводы полкового козла на пенсию. Однако какой реальной силы был этот сон! Какие цвета! Какие тактильные ощущения! Какая эротика! Тинто Брасс отдыхает и нервно курит в сторонке. Жаль, что это был только сон, пусть даже в конце этого сна меня убили.
Видать, хорошо я тут вчера нажрался с Вовиком на их корпоративной вечеринке, вот он меня и засунул сюда отсыпаться с глаз большого начальства подальше. Но пили явно чтото очень качественное, ибо никакого похмельного синдрома совсем не наблюдается.
Снова застучали в дверь, уже нетерпеливей. Увидали, гады, свет в окошке. Возбудились.
Пришлось шкандыбать в сени.
Там, приникнув ухом к входной двери, прислушался к бормотанию людей за дверью, но ничего не разобрал.
– Кого черти носят тут по ночам! – крикнул через дверь.
– Открывай давай! – требовательно заорали со двора. – Фершал нужон. Срочно.
Взяв в правую руку топор с лавки, левой скинул щеколду с двери и потянул ее на себя, не раскрывая полностью.
В сизом предрассветном мареве на крыльце стоял явно военный. По крайней мере, на его голове красовалась характерная такая фуранька, и шашка висела на боку. За ним, ниже крыльца, во дворе стояло еще трое с длинными винтовками за плечами. Отблески поздней луны посверкивали на тонких штыках.
– Ну я фершал. Чё надоть? – с удивлением услышал я хриплые звуки собственного голоса.
– Собирайся, поехали, – сказал тот, что с шашкой.
– С какого такого бодуна?
– Ранетые у нас, – пояснил он спокойным голосом.
Ага. Шнурки только поглажу и побегу.
– Так везите сюда, раз уж разбудили ни свет ни заря.
– Не доедут они. Сильно ранетые.
– Мил человек, так ведь я ни разу ни дохтур, – выдал ему свои резоны. – Им дохтур нужон, если они так сильно покоцанные, что до меня довезти их не могут. Не та у меня квалификация, чтобы операции делать. Зубы драть, мозоль вот вырезать, грыжу вправить, перевязать… Рану еще почистить, чтоб до дохтура жилец доехать мог, – это ко мне. А все что сложнее, – извини, на копейки учился.