Путем взаимной переписки
Шрифт:
– Ерунда, – сказал Орфей Степанович и уронил голову в тарелку с салатом.
Потом Алтынник каким-то образом очутился на огороде за баней, и его рвало на белом, как сахар, снегу. Черная облезлая собака тут же все подбирала, и Алтынник никак не мог понять, откуда взялась эта собака. Потом появилась откуда-то Людмила. Протянув руку Алтынника через свое плечо она пыталась его сдвинуть с места и ласково говорила, как маленькому:
– Тебе нехорошо, Ваня. Пойдем домой, постелим постельку, ляжешь спатки. Тебе завтра рано вставать.
– Уйди! – он мотал головой и хватался за живот. Его еще мучили спазмы, но рвать уже было нечем, а собака, не зная этого, отбежав на два шага, виляла хвостом и голодными глазами с надеждой смотрела Алтыннику в рот.
– Пошла вон!
– топнула ногой Людмила.
Собака отбежала еще на шаг и теперь виляла хвостом с безопасного расстояния. Потом Людмила тащила его на себе через весь огород, а он вяло перебирал ногами. На крыльце он все-таки задержался. На улице вдоль забора стояли и смотрели на него, Алтынника, черные, похожие на ту собаку за баней старухи. Они заискивающе улыбались, надеясь, что если и не пригласят, то по крайности, может быть, вынесут угощение. Не потому, что были голодные, а ради праздника, На крыльце Алтынник оттолкнул от себя Людмилу.
– Эй, бабки! – закричал он, делая руками какие-то непонятные круговые движения. – Валите все сюда! Гулять будем! Алтынник женится.
Он попытался изобразить что-то вроде ритуального индийского танца, но потерял равновесие и чуть не свалился с крыльца, спасибо Людмила вовремя подхватила. Старухи дружно загомонили и тут же повалили в калитку, словно прорвали запруду.
– Да куды ж вы, окаянные, лезете! – закричала Людмила, подпирая Алтынника плечом и подталкивая к двери. – Стыда на вас нету!
– Хозяин приглашает, – округляя о в слове хозяин и ставя ногу на крыльцо, упорствовала возглавлявшая шествие маленькая старуха с выдвинутым вперед подбородком.
– Хозяин, хозяин, – передразнила Людмила, – Хозяин-то вон на ногах не стоит, а вам лишь бы попить да пожрать за чужой счет, бессовестные!
Она втолкнула Алтынника в сени и захлопнула дверь перед самым носом маленькой старухи, и за дверью слышен был еще глухой недовольный гомон. В комнату Алтынник вполз чуть ли не на карачках. Из круговорота множества лиц, сливающихся в одно, выплыл со стаканом в руке Орфей Степанович.
– Выпей, Ваня, винца, полегчает, – говорил он, тыча стаканом Алтынника в нос.
От одного только вида водки Алтынника перекосило всего, и он зарычал по– звериному и отчаянно замотал головой.
– Уйди, ненормальный! Уйди! – закричала Людмила учителю и ткнула в лицо ему маленьким своим кулачком.
Из носа Орфея Степановича хлынула кровь и потекла на китель. Орфей Степанович неестественно задрал голову вверх и пошел, как слепой, к столу, в вытянутой руке держа перед собой стакан. Появились Борис и Вадик. Вдвоем подхватили они Алтынника под руки, втащили в соседнюю комнату. Людмила забежала вперед, сдернула с кровати одеяло, и Алтынник повалился в пуховую перину, как в преисподнюю. Последнее, что он помнил, это как кто-то стаскивал с него сапоги,
– 14 -
Не успел он заснуть, как его разбудили.
– Ваня, вставай. – Над ним стояла Людмила.
Под потолком горела лампочка без абажура. За окном было черно,
– Сейчас утро или вечер? – спросил Алтынник.
– Полвторого ночи, – сказала Людмила. – Скоро поезд.
Он послушно спустил ноги с кровати. Одеваться было трудно. Болела голова, жгло в груди и дрожали руки. А когда наклонился, чтобы намотать портянку, так замутило, что чуть не упал. Кое-как все же оделся и вышел в другую комнату. Старуха, босая и в нижней рубахе, хлопотала возле стола.
– Позавтракай, Ваня, – сказала она.
На столе стояла сковородка с яичницей, пироги, полбутылки водки. Алтынника передернуло.
– Что ты, бабка, какой там завтрак.
Он встал под рукомойник и нажал затылком штырек. Вода медленно текла по ушам и за шиворот. Потом он отряхнулся, как собака, и вытер лицо поданным ему бабкой полотенцем. Выпил ковшик воды из ведра. Вода была теплая и пахла железом. И от нее как будто он снова слегка захмелел. Повесил ковшик на ведро и долго стоял, бессмысленно глядя на стену прямо перед собой.
– Пойдем, Ваня, – тронула его за рукав Людмила.
Он надел шинель, нахлобучил пилотку, тронул рукой – звездочка оказалась сзади, но поправлять не хотелось, каждое движение давалось с трудом. Взял чемодан. Бабка сунула ему узелок из старой, но чистой косынки.
– Чего это? – спросил он.
– Пироги с грибами. – Бабка заискивающе улыбнулась.
– Ой, бабка, – скривился Алтынник, – на кой мне эти ваши пироги.
– Ничего, ничего, в дороге покушаешь, – сказала Людмила. Она взяла у бабки узел и отворила дверь. Алтынник помотал головой, протянул бабке руку.
– До свиданья, бабка. – И первым вышел на улицу.
На улице потеплело и стоял густой липкий туман. Иван шел впереди, ноги расползались в отмерзшей под снегом глине, он осторожно переставлял их, думая только о том, чтобы не упасть – потом не встанешь. Людмила сзади старалась ступать след в след.
На станции Людмила едва успела сбегать к кассирше прокомпостировать билет – подошел поезд. Алтынник поднялся в тамбур, встал рядом с проводницей у открытой двери.
– Возьми пироги. – Людмила подала ему узел. Он вздохнул, но взял.
Людмила стояла внизу маленькая, жалкая и, держась за поручень, смотрела на Ивана преданными глазами. Он молчал, переминался с ноги на ногу, ожидая, когда дадут отправление. Дежурный ударил в колокол, Зашипели тормоза, поезд тронулся. Людмила, держась за поручень, осторожно, боясь поскользнуться, пошла рядом.
– Уж ты, Ваня, не забывай, пиши почаще, – сказала она, – а то мы с мамой будем волноваться. А если что будет нужно из еды либо одежи, тоже пиши.
Алтынник поколебался – сказать не сказать. Потом решил: была не была, наклонился и прокричал: