Путешественница. Книга 2. В плену стихий
Шрифт:
Джейми значительно произнес:
– Англичаночка, то были древние монеты.
– Как это – древние?
– Очень просто – там были деньги древних греков, римлян и саксов, – улыбнулся он, глядя свысока, гордый своей находкой.
Даже в сумерках я видела, как блестят его глаза.
– Вот это клад, – выдохнула я. – Старинные монеты! Но…
– Вот именно, клад, да не тот, – подхватил Джейми. – Ни Людовик, ни кто-либо из французов не посылал таких денег, это был другой клад, очень старый.
– А кошелек? – напомнила я. – Ты ничего еще не сказал, что было в кошельке.
– О, англичаночка, там были камешки. Кошелек камешков –
Он ухмыльнулся.
Джейми продолжил свой рассказ. Сидя на камне на безлюдном острове, затерянном в море, он недоуменно разглядывал найденные сокровища – монеты и камни. Что делать с ними? Размышления были прерваны странным ощущением – чьи-то глаза наблюдали за ним. Джейми отвлекся от клада и осмотрелся. С отливом тюлени вернулись с охоты. Теперь самки недружелюбно рассматривали пришельца, а старый знакомец-тюлень, с которым было поладил Джейми, решил навести порядок на острове и на этот раз избавиться от незваного гостя. Двадцать самок смотрели, как их защитник наступает на Джейми, поскальзываясь на камнях, но неуклонно приближаясь к тому, кто посмел нарушить их покой.
– Я подумал, что нужно покинуть остров, ведь я нашел клад – пусть и не тот, за которым охотился, но все же нашел, – и не было нужды оставаться здесь дальше, – твердо произнес Джейми. – Поэтому я сложил назад все монеты и камни и снова спрятал их в той щели. Я не мог забрать их с собой, а даже если бы и забрал, это бы не принесло пользы. Так что, англичаночка, я вошел опять в холодную воду, пускаясь в обратный путь. Вот так-то.
Течение снова было на стороне пловца: круговой водоворот быстро подхватил Джейми, неся его назад к утесу. Выбравшись на сушу, он соорудил себе подобие гнезда из водорослей, выброшенных на берег и засохших там, надел платье и уснул.
Взгляд Джейми снова сделался рассеянным.
– Меня разбудили солнечные лучи. Я часто просыпался на рассвете и повидал их немало, но этот… Англичаночка, мне казалось, что я улавливаю, как движется земля, – доверительно произнес Джейми. – Я слышал дуновение ветра и присоединял к нему свое дыхание. Я буквально был наполнен солнечным светом, во мне не было ничего моего – все заполнил свет.
Он очнулся от воспоминаний и, глядя на меня, сказал:
– Солнце вставало быстро. Я грелся в его лучах, а когда совсем рассвело и потеплело, я пошел к дороге, уходя от моря и его чудес, – мне нужно было найти англичан.
– Но, Джейми! Почему?! – искренне возмутилась я, не понимая логики его поступка. – Почему ты не пошел куда хотел? Ты нашел такой клад и мог делать все, что пожелаешь!..
– Англичаночка, что с того, что я нашел эти деньги? – возразил Джейми. – Неужели ты правда думаешь, что я мог бы рассчитаться ими в таверне или на постоялом дворе? Что бы сказал пастух, дай я ему старинный динарий? А если бы я презентовал ему изумруд?
Джейми мягко улыбнулся, пытаясь увещевать меня.
– У меня не было другого выбора, поверь. Я должен был вернуться, – настаивал он. – Я мог бежать еще дальше и прятаться в вересковых пустошах, это надежное укрытие, не спорю. Я был бы наг, нищ и голоден, но это не самое страшное, что могло бы меня ожидать. Англичане бы не оставили меня своим вниманием – вот что действительно страшно. Они ведь догадывались, что я могу завладеть золотом Людовика, а это усугубляло мою вину в их глазах. Теперь-то мы знаем, что никакого золота
Джейми имел в виду дубовую обшивку двери в передней дома в Лаллиброхе. Она была повреждена от ударов чем-то тяжелым.
– Мы не меняли ее специально – пускай наши дети знают, что такое англичане и каково быть преследуемым ими.
Я слышала плохо скрытую ненависть в словах Джейми. Разумеется, я знала о том, что сделали англичане с жителями шотландских гор, но одно дело знать, и совсем другое видеть своими глазами последствия этих действий. Джейми воспользовался моим молчанием, чтобы продолжить:
– Теперь ты знаешь, что заставило меня вернуться. Мне было жалко ардсмьюирцев и жителей окрестных городков. – Он неуловимо улыбнулся, пожимая мне руку. – Если бы они вышли на мой след, они были бы уже в Лаллиброхе. Опять в Лаллиброхе. Нет, я не мог им этого позволить, довольно с них и прежней потехи. Я не мог подвергать такой опасности родных. И…
Джейми искал слова.
– И меня ждали в тюрьме. Ждали… да, ждали люди, к тому же там было кое-что большее.
– Англичане поймали еще одного лаллиброхца? Или зачем ты стремился в тюрьму? – не понимала я.
Меж бровей Джейми снова появилась морщина, обозначавшая, что он крепко задумался.
– Тюрьма была забита до отказа. Все горцы были там, все кланы. Конечно, всего-то вроде немного – пара-тройка человек из каждого клана, но так и набралась тюрьма. Конечно, там было довольно сброда. И все же… Им нужен был вождь.
– Джейми… ты сделался вождем? – Мне очень хотелось провести рукой между его бровей, чтобы разгладить морщину.
– Да. Больше некому было. – Морщина разгладилась сама собой, когда он улыбнулся.
Семь лет Джейми был связан родственными узами с родными и такими же теплыми отношениями с арендаторами. Мог ли он представить, что спокойствие этого маленького мира будет нарушено и что он останется наедине со своими мыслями, одинокий и потерявший надежду? Подорванное моральное состояние намного хуже любых самых страшных условий содержания в самой страшной тюрьме. Голод, холод и грязь ничто по сравнению с бессилием и унынием.
И все же Джейми смог взять себя в руки, а сделав это, он поддержал боевой дух и в других узниках. После бойни при Каллодене многим уже ничего не хотелось, им не хотелось даже жить. К тому же заключенные Ардсмьюира, принадлежа к разным кланам, были разрознены. Джейми удалось совершить невозможное: он смог доказать шотландцам необходимость объединения, правда, представители некоторых кланов понимали исключительно язык силы, к которому тоже пришлось прибегнуть.
– Они все избрали меня вождем. С тех пор это был наш клан. Так мы и выжили.
Сплоченные арестанты могли бы дать достойный отпор тюремщикам, но те благоразумно сочли необходимым направить шотландцев на работу в разные английские колонии. Джейми ничего не мог предпринять.
– Ты и так постарался на славу. Больше никто бы не смог сделать. У тебя славное прошлое, – миролюбиво сказала я.
Лаллиброх был настоящим домом: здесь тихонько вздыхали и скрипели половицами, а не бегали сломя голову с криками, как это было в борделе. Я и Джейми слушали эти привычные звуки, думая о том, что мы наконец-то вдвоем – так, когда никто и ничто не грозит нам и не мешает сосредоточить внимание друг на друге.