Путешественник
Шрифт:
И они пришли. Возможно, некоторые пришли только для того, чтобы украдкой взглянуть на меня, ференгхи с волосами как у демона. Другие наверняка пришли из жадности, рассчитывая выиграть легкие деньги, но большинству было просто интересно посмотреть, что мы предлагали, а кое-кто просто заглянул к нам по пути, направляясь куда-то по своим делам. Но главное — они пришли. И хотя некоторые смеялись и глумились — «Игра для детишек!» — каждый, по крайней мере, один раз сыграл в нее. И хотя они бросали перед Ху Шенг на красную скатерть один или два tsien, словно в шутку, но обязательно оставались посмотреть, выиграют или проиграют. Хотя многие после этого, просто смеясь, уходили из сада, некоторые увлекались и оставались, чтобы сыграть снова. И еще раз. И еще. А поскольку одновременно могло играть только четверо игроков, то между присутствующими постоянно возникали споры и толкотня, а те, кто не играл, стояли и зачарованно смотрели. К концу дня, когда мы объявили, что игра закончена, нашим слугам пришлось выдворять из сада целую толпу. Некоторые игроки уходили домой, значительно обогатившись, и ликовали, что они нашли «неохраняемый клад с деньгами», и клялись, что вернутся и опустошат его. У других кошельки стали гораздо легче, и те бранили себя за то, что «не устояли перед такой детской забавой», но клялись, что вернутся для того, чтобы воздать должное столу с бобовым банком.
Поэтому в ту же ночь Ху Шенг расшила еще одну скатерть, а наши слуги чуть не надорвались, когда принесли в сад еще один каменный стол. На следующий день, вместо того чтобы стоять рядом с Ху Шенг и следить за порядком, пока она исполняет роль банкомета, я сам встал за другой стол. Я не был таким быстрым в игре, как она, и не собрал столько денег, но мы с ней усердно трудились весь день и к вечеру здорово устали. Большинство из тех, кто накануне выиграл, вернулись снова — и проигравшие тоже — и еще множество людей, которые услышали об этом неслыханном новом учреждении в Ханчжоу.
Ну, едва ли мне есть нужда продолжать. Больше нам не пришлось посылать своих слуг кричать в общественных местах: «Приходите все!» Дом Поло и Эхо за одну ночь стал самым популярным и посещаемым. Мы выучили наиболее способных слуг работе банкометов, поэтому мы с Ху Шенг со временем смогли отдыхать. Очень скоро Ху Шенг пришлось изготовлять новые расшитые черным и золотым красные скатерти, и мы приобрели все каменные столы на складе у камнетесов и приставили к ним слуг в качестве постоянных банкометов. Забавно, но старуха, которая всегда так радовалась запаху лимона, оказалась наиболее способной из всех начинающих банкометов, такой же быстрой и аккуратной, как Ху Шенг.
Полагаю, что я полностью не осознавал, какого огромного успеха мы добились, пока однажды не произошло следующее: с неба полился дождь, но из сада никто не убежал, напротив, пришло еще больше постоянных клиентов. Люди явились в самый дождь и остались на весь день играть, позабыв о том, что они мокрые! Никто из хань прежде никогда не решался выйти под дождь, даже ради того, чтобы нанести визит самой легендарной куртизанке Ханчжоу. Поняв, что мы нащупали человеческую страсть, еще более непреодолимую, чем занятие любовью, я отправился пройтись по городу, чтобы найти заброшенные сады и пустые участки, и попросил наших соседей-камнетесов поскорее наделать еще каменных столов.
Наши клиенты были из самых разных слоев местного общества — богатая знать, процветающие и вкрадчивые купцы, выглядевшие изнуренными не слишком удачливые торговцы, казавшиеся вечно голодными, простые носильщики и носильщики паланкинов, насквозь провонявшие рыбой рыбаки и потные лодочники — хань, монголы, изредка арабы и даже несколько человек, которые показались мне настоящими иудеями. Попалось также несколько дрожащих от возбуждения игроков, которых можно было принять за женщин, если бы не медные браслеты. Я не припомню случая, чтобы настоящая женщина когда-либо приходила в наше заведение, разве что затем, чтобы посмотреть на игроков с презрительным изумлением, все равно как при посещении Дома иллюзий. У местных женщин совершенно отсутствовал азарт, зато у их мужчин страсть к игре преобладала над стремлением напиться или поупражнять свои мужские органы, пригодные лишь для того, чтобы мочиться.
Представители низших сословий, которые приходили сюда в безрассудной надежде изменить к лучшему свой жребий, обычно ставили на кон лишь мелкие, с отверстием в центре, монеты tsien — валюту бедняков. Представители среднего класса, как правило, рисковали «летучими деньгами», но небольшого достоинства (и часто уже замусоленными и разлохмаченными). Ну а богатые люди, которые приходили, думая, что сорвут весь бобовый банк при помощи длительной осады, шумно передвигали большие пачки «летучих денег» из банкнот крупного достоинства. Однако у каждого, будь его ставкой единственный tsien или толстая пачка денег, были одинаковые шансы выиграть, когда банкомет подсчитывал бобы, извлеченные из мешочка по четыре, чтобы определить номер выигрышного квадрата. Каким мог точно стать чей-нибудь выигрыш, я никогда даже не пытался прикинуть. Я знаю лишь одно: каждый вечер примерно одно и то же количество клиентов уходило домой, обогатившись и обеднев, при этом игроки не просто обменивались деньгами, но значительная их часть оставалась в нашем бобовом банке. Мы с моим писцом каждый раз допоздна сортировали бумажные деньги одинакового достоинства в пачки, нанизывая мелкие монеты сотнями на шнурки, а затем укладывали их в мотки по тысяче.
В конечном счете, разумеется, наше предприятие расширилось настолько, что нам с Ху Шенг стало сложно самим во всем разбираться. После того как мы организовали множество «бобовых банков» по всему Ханчжоу, мы распространили свое начинание и в Сучжоу, а затем в других городах. Не прошло и нескольких лет, как в Манзи не осталось ни одной деревни, в которой бы не действовал хоть один банк. В качестве банкометов мы нанимали только проверенных людей, а мой помощник Фунг внес свою лепту, приставив к каждому банку надежного судейского чиновника, чтобы осуществлять общий надзор и следить за доходами. Я повысил своего писца, назначив его на пост управляющего всей этой расширившейся сетью предприятий. После этого мне оставалось только подсчитывать поступления со всех концов страны, брать оттуда деньги, чтобы возмещать затраты, а прибыль — весьма и весьма внушительную — отсылать в Ханбалык.
Из всей этой прибыли себе я не брал ничего. Здесь, в Ханчжоу, как и в Ханбалыке, у нас с Ху Шенг было шикарное жилье и множество слуг, а кормили нас вкусно и изысканно. Всем здесь нас снабжал ван Агячи — вернее, его правительство, которое, поскольку оно имело долю от имперской выручки, в значительной мере существовало за счет наших «бобовых банков». Для того чтобы потворствовать нашим с Ху Шенг капризам, у меня имелась своя доля от доходов Торгового дома Поло: мой отец до сих пор оставался процветающим купцом и регулярно слал в Манзи шафран и другие продукты на продажу. Таким образом, из поступлений от «бобовых банков» я регулярно удерживал лишь столько, сколько надо было заплатить за аренду и содержание садов и зданий для банков, выплатить в качестве жалованья банкометам, судейским чиновникам — наблюдателям, курьерам и смехотворно малые суммы на оборудование (ничего, кроме столов, скатертей и запасов сухих бобов). В результате в казну каждый месяц поступало, как я уже говорил, целое состояние. И, опять же повторюсь, этот поток, если не ошибаюсь, до сих пор все еще продолжается.
Хубилай предостерег меня, чтобы я не отбирал все до последней крохи у его новых подданных. Могло показаться, что я нарушил его приказ и продолжал это делать. Но это не так. Большинство игроков рисковали в наших «бобовых банках» теми деньгами, которые они уже заработали, запасли и которыми они могли себе позволить рискнуть. Если они теряли их, то были вынуждены трудиться усерднее, чтобы заработать еще больше. Даже те, кто опрометчиво лишился всех своих средств за нашими столами, не впадали в безнадежное безделье и нищету, как с ними произошло бы в случае, отдай они все свои деньги сборщику налогов. «Бобовые банки» в отличие от сборщиков налогов всегда оставляли им надежду компенсировать потери, поэтому даже обанкротившиеся ставили перед собой цель выбраться из нищеты и начать процветать, чтобы иметь возможность снова вернуться к нам и сесть за стол. Счастлив сказать, что наша система никого не принуждала — как это было со старой налоговой системой — идти на отчаянные шаги и брать в долг под проценты, чтобы потом оказаться в тисках огромных долгов. Однако это уже не моя заслуга, подобное произошло благодаря суровым гонениям великого хана на мусульман. Теперь просто не существовало никаких ростовщиков, у которых можно было занять деньги. Так что, насколько я могу судить, наши «бобовые банки» не только были далеки от того, чтобы обескровить Манзи, но и давали толчок к развитию этой области. Они приносили пользу как Монгольскому ханству в целом, так и отдельным людям (не забывайте, что множество местных жителей получили у нас стабильную работу в качестве банкометов). Мало того, теперь даже у самого бедного крестьянина в самом дальнем уголке Манзи появлялся стимул разбогатеть.
Помнится, когда я уезжал, Хубилай пригрозил, что сразу же даст знать, если вдруг будет недоволен тем, как я исполняю свои новые обязанности в Ханчжоу. Разумеется, теперь у него не было причин для недовольства. Наоборот, некоторое время спустя Хубилай прислал не кого-нибудь, а наследного принца Чимкима, чтобы выразить мне свое высочайшее расположение и передать поздравления по поводу той исключительной работы, которую я проделал.
— Поздравления поздравлениями, — сказал Чимким в своей обычной ленивой и насмешливой манере, — но, по правде говоря, я думаю, что мой царственный отец хочет, чтобы я разведал и выяснил, не являешься ли ты в действительности атаманом разбойничьей шайки, которая разоряет целое государство, силой отнимая добро у его подданных.