Путешественник
Шрифт:
— Полагаю, времени у тебя будет достаточно. Хубилай выглядит старым, но отнюдь не дряхлым. Если ему еще хватает живости, как я подозреваю, развлекаться с мальчиками, он вряд ли умрет так же внезапно, как Чимким. Позволь мне выполнить то последнее поручение, которое он мне дал, и, когда я вернусь…
Отец произнес как-то зловеще:
— Никто, Марко, не может предсказать будущее.
Я хотел было сердито огрызнуться. Но я не мог сердиться на отца, равно как и разделить его беспокойство и мрачные предчувствия. Я был вполне состоявшимся человеком, абсолютно счастливым и собирался отправиться в увлекательное путешествие, в новую страну, в компании своей дорогой возлюбленной. Я лишь снисходительно похлопал отца по плечу и сказал ему совершенно искренне:
— Sto mondo xe fato tondo!
Часть четырнадцатая
ТЯМПА
Глава 1
И снова меня отправили разыскивать орлока Баяна, и хотя теперь он находился еще дальше, мне не было нужды спешить. На этот раз мы с Ху Шенг собирались путешествовать со всеми удобствами: запаслись едой и захватили с собой ее служанку-монголку и двух слуг для того, чтобы поставить лагерь, а также обзавелись монгольским эскортом для защиты и караваном вьючных лошадей. Я спланировал ежедневные переходы таким образом, чтобы путешествие не было тяжелым: часто менял верховых лошадей на почтовых станциях и останавливался на ночь в каких-нибудь приличных караван-сараях или домах местной знати. В общей сложности нам пришлось преодолеть около семи тысяч ли по разнообразной местности — равнинам, сельскохозяйственным угодьям, горам, — но мы проделали этот путь не торопясь. А на протяжении первых пяти с лишним тысяч этих длинных ли мы и вовсе каждую ночь ухитрялись провести с комфортом. Из Ханбалыка мы отправились на юг. Большую часть пути нам предстояло проделать по тому же самому маршруту, каким я следовал, когда раньше ехал в Юньнань, поэтому мы останавливались в основном там, где я останавливался прежде, — в городах Сиань и Чэнду, например. И только после того, как Чэнду остался позади, мы оказались в совершенно незнакомой мне местности.
И если в прошлый раз я повернул на запад, в Тибетское нагорье, то теперь мы продолжили двигаться на юго-запад, прямо в провинцию Юньнань. Ее столица Юньнань Фу оказалась последним большим городом на нашем пути, где нас по-царски принял ван Хукой. У меня были свои причины желать увидеть Юньнань Фу, но я предпочел скрыть их от Ху Шенг. Когда я в последний раз был в этих краях, мне пришлось срочно вернуться в Ханбалык еще до того, как Баян окружил столицу Юньнаня, не воспользовавшись его любезным приглашением оказаться среди первых победителей-мародеров и насильников. Упустив ранее возможность «проявить себя как истинный монгол», теперь я оглядывался по сторонам с особым интересом, чтобы посмотреть, много ли я потерял, и заметил, что женщины юэ действительно были очень красивы, как все и говорили. Несомненно, не упусти я тогда случая овладеть «честными женами и девственными дочерями» Юньнань Фу, я бы насладился самыми прекрасными женщинами Востока. Но поскольку мне уже повезло отыскать Ху Шенг, женщины юэ теперь казались мне не такими совершенными и желанными, как она; так что я нимало не жалел об упущенной некогда возможности.
Из Юньнаня Фу мы отправились вперед, все время держа курс на юго-запад, следуя дорогой, которая еще с незапамятных времен называлась Путем податей. Происхождение этого названия, как я выяснил, следующее: еще с древности несколько государств Тямпы в разное время были вассалами могущественных китайцев, живших на севере, — династии Сун и ее предшественниц. Эту дорогу утрамбовали и сделали гладкой караваны слонов, которые везли хозяевам Тямпы дань, начиная с риса и кончая рубинами, рабынями и экзотическими животными — обезьянами.
Когда закончились последние горы провинции Юньнань, Путь податей привел нас вниз — к государству Ава, расположенному в речной долине, месту, которое носило название Бхамо и представляло собой всего лишь цепочку довольно грубо построенных фортов. Несомненно, это были совершенно бесполезные форты, потому что завоеватели Баяна легко сломили сопротивление их защитников, взяли Бхамо и двинулись дальше. Нас встретил капитан, командовавший немногочисленным монгольским гарнизоном, который остался здесь. Он сообщил нам, что война уже завершена, царь Ава где-то скрывается, а Баян празднует победу в столичном городе Пагане, далеко отсюда, вниз по реке. Капитан предложил нам отправиться туда наиболее удобным и быстрым способом — на барже — и даже любезно предоставил нам одну, вместе с экипажем, состоявшим из монголов, и монгольским же писарем по имени Юссун, который знал наречие государства Мьен.
В результате, оставив своих спутников в Бхамо, мы с Ху Шенг и ее служанкой неторопливо проплыли последнюю тысячу или больше ли по реке. Это была река Иравади, которая начиналась с перекатывающегося стремительного потока под названием Нь-Маи, далеко вверху, в стране Четырех Рек в Тибете. Ниже по течению, среди равнинной местности, река эта становилась такой же широкой, как Янцзы, и медленно несла свои воды, образуя плавные излучины. Она была так наполнена илом, который приносила с собой, возможно, с самого Тибета, что ее воды казались вязкими, словно густой тепловатый клей. Они были какого-то нездорового желтоватого цвета, особенно когда всю безбрежную ширь реки освещало солнце, и коричневыми в насыщенной тени с обеих сторон, где над противоположным берегом нависал почти девственный лес из гигантских деревьев.
Даже огромная ширь и бесконечная протяженность Иравади, должно быть, казались многочисленным птицам у нас над головами каким-то незначительным разрывом, потоком, извивающимся среди зелени, которая сплошь покрывала землю. Вся территория государства Ава почти что полностью была покрыта тем, что мы бы назвали джунглями, а племена туземцев именовали dong nat, или лесом демонов. Местные демоны, как я выяснил, представляли из себя приблизительно то же, что и kwei на севере, — они различались по степени зловредности: одни устраивали мелкие пакости, другие могли причинить настоящее зло; обычно невидимые, они были способны принимать любое обличье, в том числе и человеческое. Лично я считал, что демоны редко надевают на себя чужую личину, потому что в густых зарослях джунглей dong nat едва ли нашелся бы уголок, где вообще хоть что-то видно. Как правило, за узкой полоской грязного берега там невозможно даже разглядеть землю — видно лишь беспорядочную массу папоротников, водорослей, лиан, цветущих кустов и побегов бамбука. Над всеми этими зарослями возвышались деревья, ряд за рядом, тесно прижатые друг к другу. Их вершины, кроны с листвой, сливались высоко в небе в одно целое, образуя над землей настоящий полог, такой плотный, что он почти не пропускал дождь или солнечный свет. Казалось, что преодолеть его могут только те существа, которые жили там, потому что кроны деревьев постоянно трещали и сотрясались от мелькавших повсюду ярких птиц и раскачивающихся и скачущих трещоток-обезьян.
Каждый вечер, когда наша баржа приставала к берегу, чтобы мы могли разбить лагерь (несколько раз нам посчастливилось найти на расчищенном участке построенную из тростника деревню мьен), Юссун вместе с гребцами сходили на берег первыми. Хотя каждый из них умело обращался с широким тяжелым ножом, который назывался dah, но они с большим трудом расчищали место для наших подстилок и разводили костер. Мне, помню, все время казалось, что буквально завтра, как только мы обогнем следующий изгиб реки, буйная, прожорливая, обжигающая растительность джунглей скроет маленький проход, который мы проделали в ней. Возможно, я был не так уж далек от истины. Стоило нам остановиться на ночевку рядом с какой-нибудь бамбуковой рощицей, как мы неизменно слышали какой-то загадочный треск, хотя вокруг не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Этот звук означал, что бамбук растет.
Юссун рассказал мне, что иногда быстрорастущий, очень жесткий бамбук трется о мягкую древесину дерева в джунглях, от жара, которым сопровождается трение, образуется пламя, и, хотя растительность всегда остается влажной и клейкой, она может загореться, и джунгли выгорают на тысячи ли в разные стороны. Только те их обитатели, которые сумеют добраться до реки, в состоянии пережить этот пожар. Боясь погибнуть в огне, они предпочитают становиться жертвами ghariyal, которые всегда собираются вместе при малейшем признаке бедствия. Словом «ghariyal» местные жители называют огромного и ужасного речного змея, про которого я лично подумал, что он принадлежит к семейству драконов. У него шишковатое тело величиной с бочонок, глаза как блюдца, челюсти дракона и такой же хвост, но вот только нет крыльев. Этих ghariyal в Тямпе всегда было великое множество по берегам рек — они, затаившись, лежали в грязи, подобно стволам деревьев, лишь посверкивая огромными глазами, однако нам они никогда не досаждали. Возможно, эти звери кормились преимущественно обезьянами, которые, кривляясь, часто с пронзительными криками падали в реку.
Равным образом не досаждали нам и другие создания джунглей, хотя Юссун и жители деревень в Мьен предостерегали нас, предупреждая, что тут людей повсюду поджидают опасности. В Тямпе можно встретить пятьдесят различных видов ядовитых змей, говорили они, а также тигров, леопардов, диких собак, слонов и диких быков, которых туземцы называли seladang. Я необдуманно ответил, что меня не тревожит встреча с диким быком, поскольку его домашние сородичи, которых я видел в деревнях, выглядели довольно злобными. Они были такими же большими, как яки, голубовато-серого цвета, с гладкими рогами, которые в виде полумесяцев росли изо лба, загибаясь назад. Подобно аллигаторам, эти животные любили поваляться в ямах с грязью, на поверхности были видны лишь их морды и глаза; когда же огромный зверь неуклюже поднимался из грязи, то звук был не хуже взрыва huo-yao.