Путешественники поневоле
Шрифт:
– Кто это "мы"?
– Я… и другие, – Мексиканец гордо ударил себя в грудь.
Немного подумав, Билл ответил:
– Никаких прав у вас нет, чтобы меня прогонять с этого участка. Я и с места не сдвинусь. "Понимать?" У меня есть права. Конечно, если я их буду защищать, то никто, скорее всего, мне не поможет всыпать вам, ребята, хорошенько, потому что я здесь единственный белый на полдня пути. А теперь послушай меня: если вы попробуете напасть на мой лагерь, я половину из вас положу на месте, уж ты мне поверь. Я с вами шутить не собираюсь. Кроме того, кабальеро, если бы я был на твоем месте, то во время стрельбы оставался бы в тылу, потому что в тебя я особенно хорошо буду целиться. – И он приветливо улыбнулся и махнул рукой.
Мексиканец в ответ взмахнул руками с выражением полнейшего безразличия.
– Ладно, хорошо, – сказал он, а затем тоном, полным угрозы и злорадства, добавил: – Если ты не уходить, мы тебя убивать. Они все решить.
–
II
Билл был когда-то владельцем шахты в Вайоминге, известным человеком, местным аристократом, одним из тех немногих, кто пользовался неограниченным кредитом в близлежащих салунах. У него была определенная репутация, которая позволяла помешать линчеванию или дать преступнику нужный совет об особых достоинствах какого-то не столь отдаленного места. Но однажды судьба перестала быть к нему благосклонна, и тем вечером, когда он решил сыграть в карты по-крупному, ему всегда приходили три крупные карты тогда, когда его соперник повышал ставки. Стоит отметить, что Билл считал все свои жизненные невзгоды мелочью по сравнению с невероятными событиями того вечера, когда к нему несколько раз пришли три короля, но у противника оказывался стрит3. Потом он стал ковбоем, что после столь долгого пребывания в высших слоях общества было особенно мучительно. К этому времени от его былого великолепия у него остались лишь гордость и тщеславие, от которых в его положении как раз нужно было избавиться в первую очередь. Он убил управляющего на ранчо из-за несущественного спора о том, кто из них говорил неправду, и ночной поезд увез его на восток. Он стал кондуктором в "Юнион Пасифик"4 и отличился в войне с бродягами, которая на протяжении многих лет опустошала прекрасные железные дороги нашей страны. Сам будучи обижен судьбой, он с большой жестокостью относился к тем, кого постигли такие же несчастья. У него был такой свирепый вид, что бродяги обычно сразу отдавали все гроши или табак, которые у них были; и если потом он все равно вышвыривал их из поезда, то только потому, что в этой войне такое отношение было обычным делом. В знаменитом сражении, которое состоялось в Небраске в 1879 году, он мог бы прославить свое имя на всю страну, если бы не один дезертир из армии Соединенных Штатов. Он возглавлял героическую и стремительную атаку, которая действительно сломила силы армии оборванцев в этой местности на три месяца; он уже поразил четырех бродяг своей палкой, когда камень, брошенный бывшим игроком третьей базы из четвертой роты девятого пехотного полка уложил его на землю, после чего он некоторое время провел в больнице в Омахе. После выздоровления он работал на других железных дорогах и сортировал вагоны на бесчисленных станциях. В Мичигане он участвовал в забастовке, и после этого месть железнодорожных властей преследовала его до тех пор, пока он не сменил имя. Такой шаг, будто темнота, в которой действует грабитель, избавляет людей от многих распространенных страхов. Это изменение, которое кажется не таким уж и значительным, постепенно уничтожает в нас то, что называют совестью. Как-то кондуктор №419, стоя лицом к лицу с Биллом в служебном вагоне, назвал его лжецом. Билл попросил его выражаться повежливее. В свое время он не стал утруждать себя такой просьбой в адрес управляющего ранчо Тин-Кэн, а просто убил его на месте. Кондуктор остался при своем мнении, и Билл решил оставить оскорбление без ответа.
Потом он стал вышибалой в одном из салунов Бауэри5, в Нью-Йорке. Здесь в большинстве драк ему сопутствовал такой же успех, как в борьбе с бродягами на Западе. У четырех чистеньких барменов, работавших за огромной и сверкающей стойкой, он вызывал настоящее восхищение. Его уважали. Он чуть не убил Плохиша Хеннесси, реальные способности которого, как оказалось, не соответствовали его репутации, и его слава распространилась по всему Бауэри.
Но когда человек делает драки своей профессией, то со временем его самоуверенность переходит всякие границы. Именно так и случилось с Биллом; когда он стал считать себя непобедимым, неизбежное поражение подкралось с самой неожиданной стороны. Одной летней ночью в салуне трое матросов с крейсера "Сиэтл" пили и дружелюбно вмешивались в чужие дела. Билл, который к тому времени уже не раз успешно избивал любых противников, внезапно решил, что матросы разговаривали непозволительно громко. Подойдя к ним с заносчивым видом, он обратил их внимание на тот факт, что салун – это мирная обитель покоя и тишины. Посмотрев на него с удивлением, они, не раздумывая ни секунды, предложили ему убраться куда подальше. После чего он вышвырнул одного матроса в боковую дверь, прежде чем двое других смогли ему помешать. На тротуаре произошла короткая схватка, сопровождаемая хриплыми ругательствами, после которой Билл удалился обратно в салун. Его лицо искажала гримаса притворного гнева, и всем своим видом он напоминал вождя какого-то дикого племени. Он взял из-за стойки длинную желтую дубинку и важно направился к главному входу, чтобы не допустить повторного проникновения разгневанных моряков в заведение.
Моряки понимают друг друга без слов, и, оказавшись вместе на улице, трое матросов молча начали действовать. Сухопутным жителям потребовалась бы пара лет обсуждений, чтобы достигнуть такого уровня согласованности. Не обменявшись ни словом, они тут же схватили длинный деревянный брус, который лежал близости. Впереди один матрос направлял таран, а двое других позади придавали стенобитному орудию нужную силу. Описав красивую дугу, они, как римские легионеры, обрушились на главную дверь салуна.
Законы судьбы таинственны и непостижимы. Билл, с выражением благородного гнева на лице и с длинной дубинкой в руках, появился в дверях как раз в этот момент. Он стоял там величественно, как статуя бога победы. В ту секунду, когда его гордость достигла наивысшей точки, этот ужасный брус ударил его в живот, и его будто ветром сдуло. Мнения о том, куда именно ему попал таран, расходятся, но после этого случая он оказался в юго-западном Техасе, где стал пасти овец.
Матросы нанесли еще три удара по стеклянной витрине салуна, и когда они закончили, заведение выглядело так, будто его только что спасала от огня деревенская пожарная команда. Осматривая повреждения, нанесенные салуну, его владелец заметил, что Билл был очень ревностным защитником его собственности. Осматривая повреждения, нанесенные Биллу, врач кареты скорой помощи заметил, что его рана была больше похожа на пробоину в борту корабля.
III
Когда его мексиканский друг беззаботно удалился, Билл с задумчивым видом повернулся к сковороде и костру. После обеда он вытащил из старой, потрепанной кобуры револьвер и внимательно осмотрел его. Это был тот самый револьвер, из которого он убил управляющего и еще нескольких человек в других перестрелках, хотя они далеко не всегда заканчивались смертью противников. Билл очень любил его за верность, с которой он ему служил. Такой преданности нельзя было ожидать ни от собаки, ни от лошади, ни даже от человека. Револьвер не задавал вопросов о социальном положении или морали, а просто слепо повиновался воле хозяина, будь он святым или убийцей. Это был коготь орла, зуб льва, яд змеи; и когда Билл доставал пистолет из кобуры, этот верный слуга наносил точный удар туда, куда он прикажет, хоть в пятак с тридцати шагов. Поэтому револьвер был его самым дорогим достоянием, и в юго-западном Техасе он не променял бы его ни на горсть рубинов, ни даже на то, чтобы хорошенько проучить кондуктора № 419.
Вторую половину дня он провел, выполняя обычную работу и отдыхая в той же глубокой задумчивости. Над тенистым морем мескитовых зарослей уже клубился дым от костра, на котором он готовил ужин, когда чутье опытного жителя прерии подсказало ему, что эту тишину и запустение снова нарушило появление незнакомца. Он увидел неподвижного всадника, черный силуэт которого выделялся на фоне бледного неба. На незнакомце были серапе, сомбреро и даже гигантские мексиканские шпоры. Когда черная фигура начала приближаться, рука Билла потянулась к револьверу.
Но вскоре он смог разглядеть явно американские черты лица и слишком красную для мексиканца кожу и отнял руку от кобуры
– Здорово! – крикнул всадник.
– Здорово! – ответил Билл.
Незнакомец снова двинулся вперед.
– Добрый вечер, – сказал он, натянув, наконец, поводья.
– И вам добрый, – ответил Билл не слишком дружелюбно.
С мгновение двое мужчин пристально разглядывали друг друга. В прерии, где легко встретить конокрадов или подозрительных бродяг, такой взгляд никто не считает невежливым.
Билл видел, что незнакомец явно был чужаком в этих прериях. Этот молодой человек потратил немало денег на дорогой мексиканский наряд. Билл пытался угадать в его облике какой-то намек на род его занятий, но не смог. Несмотря на колоритный местный костюм, было ясно, что перед ним уроженец какого-то мрачного города далеко на севере. Огромные стремена для мексиканского седла он выбросил и заменил их на английские, отчего ноги ему пришлось вытянуть вперед, пока сталь плотно не обхватила лодыжки. Оглядев незнакомца, Билл остановил свой взгляд на его стременах и вытянутых ногах и сразу же дружелюбно улыбнулся. Человек, который скакал по прерии в таком виде, никак не мог оказаться злодеем.
Что же касается незнакомца, то перед ним был оборванный человек со спутанными волосами и бородой, лицо которого покраснело от солнца и частого употребления виски. Он увидел глаза, которые сначала смотрели на него зверем, но потом их взгляд стал робким, почти детским. Очевидно, что это был человек, который часто добивался успеха в жизни и знал себе цену.
Незнакомец дружелюбно улыбнулся и спрыгнул с лошади.
– Надеюсь, сэр, вы мне позволите сегодня переночевать в вашем лагере?