Путешественники
Шрифт:
Днем путешественники плыли в своем челне, любуясь картинами дикой природы. Часто тапир, ягуар или стадо пекари пробирались по берегу или выходили к воде напиться, не обращая внимания на плывшую мимо лодку. На песчаных отмелях грелись кайманы, которыми изобилует эта река; в прибрежных кустах трещали попугаи, гокко и другие птицы. Все это население, не привычное к виду человека, почти не выказывало страха при его приближении. «Все здесь напоминает, – говорит Гумбольдт, – о первобытном состоянии мира, невинность и счастье которого рисуют нам древние предания всех народов. Но, если наблюдать попристальнее взаимные отношения животных, то вскоре убеждаешься, что они боятся и избегают друг друга. Золотой век миновал, и в этом раю американских лесов, как и повсюду, долгий печальный опыт научил всех тварей, что
Ночью выходили на берег и располагались на ночлег около костра, разведенного для острастки ягуаров. В первое время путешественники почти не спали из-за страшного шума, поднимавшегося в лесу по ночам. Этот шум происходит вследствие постоянной войны между обитателями леса. Ягуар преследует тапира или стадо водосвинок; они бросаются в густой кустарник, с треском ломая сучья и хворост; обезьяны, разбуженные шумом, поднимают вопль с верхушек деревьев; им отвечают испуганные птицы, и мало-помалу все население пробуждается и наполняет воздух визгом, свистом, треском, ревом, воплями и криками на всевозможные лады и тоны. Кроме этой адской музыки, донимали наших путников и москиты – вечный предмет жалоб со стороны путешественников, муравьи, клещи – особенный вид, который внедряется в кожу и «бороздит ее как пашню», и тому подобное.
На шестой день плавания достигли реки Ориноко, где с самого начала едва не погибли вследствие сильного порыва ветра и неловкости рулевого. К счастью, все обошлось благополучно, и путешественники отделались потерей нескольких книг и части съестных припасов. Несколько дней они провели в миссии Атуре, осмотрели находящиеся поблизости водопады и отправились далее по Ориноко. Им удалось добраться до его верховьев и убедиться, что Ориноко действительно соединяется с притоком реки Амазонки – Риу-Негру – посредством протока Кассиквиаре. Плавание по этому последнему было самой трудной частью путешествия. Москиты одолевали путешественников; съестных припасов не хватало, приходилось дополнять этот недостаток муравьями – особенной породой, в изобилии водящейся в этой местности и употребляемой в пищу индейцами. Ко всем этим затруднениям присоединялась возраставшая теснота в лодке, которая мало-помалу загромождалась коллекциями и целым зверинцем: восемь обезьян, несколько попугаев, тукан и прочая живность делили с путешественниками их тесное помещение.
Убедившись в соединении двух речных систем, Гумбольдт и Бонплан спустились по Ориноко до Ангостуры, главного города Гвианы. Здесь окончилась первая часть их путешествия.
«В течение четырех месяцев, – писал Гумбольдт, – мы ночевали в лесах, окруженные крокодилами, боа и тиграми, которые здесь нападают даже на лодки, питаясь только рисом, муравьями, маниоком, пизангом, водой Ориноко и изредка обезьянами… В Гвиане, где приходится ходить с закрытой головой и руками, вследствие множества москитов, переполняющих воздух, почти невозможно писать при дневном свете: нельзя держать перо в руках – так яростно жалят насекомые. Поэтому все наши работы приходилось производить при огне, в индейской хижине, куда не проникает солнечный луч и куда приходится вползать на четвереньках… В Хигероте зарываются в песок, так что только голова выдается наружу, а все тело покрыто слоем земли в 3–4 дюйма. Тот, кто не видел этого, сочтет мои слова басней… Несмотря на постоянные перемены влажности, жары и горного холода, мое здоровье и настроение духа сильно поправились с тех пор, как я оставил Испанию. Тропический мир – моя стихия, и я никогда не пользовался таким прочным здоровьем, как в последние два года».
Из Ангостуры путешественники отправились в Гавану, где пробыли несколько месяцев, совершая вылазки в различные местности острова Кубы и изучая природу и политическое устройство на Антильских островах. Нужно ли говорить, что рабство негров встретило в Гумбольдте решительного и красноречивого противника? С особенным негодованием говорит он о «писателях, которые стараются прикрыть двусмысленными словами это варварство, изобретая термины «негры-крестьяне», «ленная зависимость черных» и «патриархальное покровительство». Но изобретать такие термины, – прибавляет он, – для того, чтобы затемнить постыдную истину – значит осквернять благородные силы духа и призвание писателя».
Далее друзья переправились
Посвятив довольно долгое время изучению плато Санта-Фе, путешественники отправились в Кито через проход Квиндиу в Кордильерах. Это был опасный и утомительный переход: пешком, по узким ущельям, под проливным дождем, без обуви, которая быстро износилась и развалилась. Приходилось, промокнув до нитки, ночевать под открытым небом, брести, утопая в грязи, карабкаться по узким тропинкам… Как бы то ни было, переход совершился благополучно, и в январе 1802 года путешественники достигли города Кито.
В благодатном климате Перу были забыты все невзгоды путешествия. Около года Гумбольдт и Бонплан оставались в этой части Америки, изучая со всевозможных точек зрения ее богатую природу. Гумбольдт поднимался, между прочим, на вулканы Пичинчу, Котопахи, Антизану и другие и на высочайшую в свете, как тогда считалось, вершину Чимборасо. Впоследствии оказалось, что даже в Америке – не говоря уже о Старом Свете – есть более высокие горы; но в то время этого не знали, и самолюбию Гумбольдта льстило сознание, что он первый взобрался на высочайшую точку Земного шара.
Из Южной Америки они отправились в Мексику, где намеревались пробыть лишь несколько месяцев, а затем дернуться в Европу. Но богатство природы в этой стране, также весьма малоисследованной в научном отношении, задержало их гораздо долее, чем они рассчитывали. Гумбольдт определял географическое положение различных пунктов, изучал деятельность вулканов, исследовал пирамиды и храмы древних обитателей Мексики – ацтеков и тольтеков, изучал историю страны. Наконец, 9 июля 1804 года, после почти пятилетнего пребывания в Америке, Гумбольдт и Бонплан отплыли в Европу и 3 августа того же года высадились в Бордо.
Результаты путешествия были впечатляющи. Гумбольдт определил широту и долготу многих пунктов, произвел около 700 измерений высот, исследовал геологию местности, собрал массу данных о климате страны. Путешественники собрали огромные ботанические и зоологические коллекции – одних растений около 4 тысяч видов, в том числе 1,8 тысяч новых для науки. Было доказано соединение систем Амазонки и Ориноко; исправлены и пополнены карты течения обеих рек; определено направление некоторых горных цепей и открыты новые, дотоле неизвестные (например, Анды Паримы); нанесено на карту морское течение вдоль западных берегов Америки, названное Гумбольдтовым. Не оставлены без внимания и этнография, археология, история, языки, политическое состояние тропических стран Америки. Но особенно ценными были общие выводы, сделанные Гумбольдтом на основе изучения тропической природы и развитые им в целом ряде трудов.
История путешествий, как отмечает, М.А. Энгельгардт, знает экспедиции гораздо более опасные, трудные, отдаленные и эффектные, экспедиции, в которых приходилось испытывать неслыханные страдания, видеть смерть лицом к лицу почти на каждом шагу… Но вряд ли можно указать путешествие, которое принесло бы такие богатые плоды в разнообразнейших отраслях науки. И вряд ли мог Гумбольдт выбрать страну, более подходившую к его стремлениям, чем тропическая Америка. Здесь он мог наблюдать грандиознейшие явления природы, сконцентрированные на небольшом пространстве. Землетрясения, вулканы – потухшие, действующие и образовавшиеся почти на глазах, как Иорульо; огромные реки, водопады; бесконечные степи и девственные леса, где каждое дерево в свою очередь несет на себе целый нес лиан, орхидей и т. п.; все климаты и все типы растительного и животного мира: в долинах – роскошь тропической природы, на вершинах гор – безжизненность далекого севера, – словом, все, что в силах подарить природа, все, что может поразить воображение, – все, кажется, собралось здесь в неисчерпаемом разнообразии форм и красок, подавляя своим величием простых смертных, но сочетаясь в грандиозное и гармоническое целое в уме Гумбольдта.