Путешественники
Шрифт:
Маршрут новой экспедиции лежал через Буэнос-Айрес и Асунсьон в Корумбу, небольшой бразильский город на пограничной с Боливией реке Парагвай. В окрестностях этого города Фосетт провел топографические съемки, иеобходимые для уточнения границы между двумя странами. Затем предстояло уточнить границу дальше к северу по реке Гуапоре. Фосетт мог бы этим ограничиться, и формально работа была бы выполнена. Но он решил пройти по притоку Гуапоре реке Верди и нанести ее на карту. Для этого Фосетт со своим спутником топографом Фишером сначала спустился по Гуапоре до устья Верди, а затем двинулся по суше вверх по ее течению, так как плыть по ней из-за многочисленных перекатов было невозможно. Путешествие оказалось очень тяжелым. Изгибы реки существенно затрудняли и замедляли движение. Вскоре кончилось продовольствие. Охотиться
Позднее Фосетт с ужасом вспоминал о лишениях, перенесенных им и его спутниками во время этого путешествия, но очень гордился тем, что смог нанести реку на карту. Как он писал впоследствии: «Теперь река была исследована, и выяснено, что ее фактическое течение совершенно не соответствует тому, какое приняли наобум в 1873 году. Она брала начало в родниках, а не из озера, как полагали раньше. Серия наших наблюдений дала возможность точно нанести на карту каждую милю реки и этим самым спасти около 1200 квадратных миль ценной территории для Боливии. Эти тяжкие труды и мучения были полностью оправданы».
Когда демаркация восточной границы Боливии с Бразилией была завершена, Фосетт снова отправился в Ла-Пас для отчета о проделанной работе, и сразу же получил новое предложение – демаркировать границу с Перу. Но британское командование больше не соглашалось, чтобы он и дальше служил иностранным государствам. Фосетту пришлось подать рапорт об увольнении из армии и в чине полковника выйти в отставку.
Первая экспедиция по демаркации границ Боливии и Перу состоялась в 1910 году. В пей участвовали боливийские и английские офицеры и солдаты. Маршрут проходил от северного берега озера Титикака на северо-восток, к устью реки Хит, и затем вверх по ее течению сначала на лодках, а потом пешком. Эта река, ее берега и живущие на них индейцы ранее не были исследованы. Фосетт нанес на карту течение реки Хит, описал флору и фауну района и познакомился с группой индейцев племени гуарайю. При встрече с гуарайю Фосетт следовал принципу известного бразильского защитника индейцев Рондона и нашего соотечественника Миклухо-Маклая: не стрелять, что бы ни случилось. Это помогло Фосетту установить с индейцами мирные отношения и еще раз доказать, что в столкновениях с индейцами повинны большей частью белые поселенцы, которые не считают их за людей и охотятся на них, как на животных.
По зову души
Вернувшись в конце 1911 года в Ла-Пас, Фосетт отказался от дальнейшей работы в пограничной комиссии, не желая быть втянутым в сложные конфликты. Вернуться на службу в армию он тоже не хотел. Но Фосеттом владело еще и страстное желание на свой страх и риск заняться археологическими и этнографическими исследованиями в лесах Южной Америки,
Стремление заняться подобными изысканиями возникло у Фосетта под влиянием его путешествий по Боливии, Бразилии, Перу, когда он встречался с людьми, от которых слышал рассказы о затерянных в глубине сельвы городах и несметных сокровищах. Такие очень правдоподобные легенды были созданы еще испанскими и португальскими завоевателями Американского континента, все мысли которых были устремлены на поиски индейского золота. Фосетт верил подобным слухам. Ведь в его времена в Бразилии, Перу, Боливии оставалось немало мест, куда не ступала нога исследователя, в чём он сам не раз убедился воочию.
Но Фосетта интересовали не богатства, скрытые в дебрях и храмах, а сокровища тайных знаний древних обитателей Америки: «…Я ставил своей целью поиски культуры более ранней, чем культура инков, и мне казалось, что ее следы надо искать где-то дальше на востоке, в еще неисследованных диких местностях… Я решил посвятить себя в будущем исследованиям и с помощью уже накопленных сведений попытаться пролить свет на мрак, окутывающий историю этого континента. Я был уверен, что именно здесь сокрыты великие секреты прошлого, все еще хранимые в нашем сегодняшнем мире».
Какие же накопленные сведения имеет Фосетт в виду?
Это не только легенды и предания, но также информация, почерпнутая им из книг и статей «американистов» – не только ученых, но и мистиков типа мадам Блаватской, создателей фантастических
На этой основе у Фосетта сформировались свои представления о древней истории Американского континента. Он считал, что уже в эпоху существования в Америке человека ее физико-географический облик существенно отличался от современного: ее составлял несколько крупных островов, в том числе и северо-восточная Бразилия. Среди населявших эти острова народов были белокожие (европеоиды) и чернокожие (негроиды). По мнению Фосетта, европеоидные тольтеки создали древние цивилизации в Мексике и в Андах, индейцы языковой семьи тупи происходят из Полинезии и тоже когда-то были белокожими, а индейцы племени кечуа говорят на языке, родственном китайскому.
Интересны также собственные наблюдения Фосетта и сделанные на их основе выводы. Вот, например, его впечатления об индейцах племени максуби.
«На мой взгляд, люди этого племени, подобно многим другим в Бразилии, являются потомками какого-то высокоцивилизованного народа. В одной деревне максуби я видел рыжего мальчика с голубыми глазами – но он не был альбинос.
Цель нашего путешествия лежала значительно дальше на восток, и мы оставались у максуби лишь для того, чтобы немного изучить их язык и обычаи. Они оказались солнцепоклонниками; один или два человека в каждой деревне должны каждое утро приветствовать солнце, распевая при этом музыкальными голосами таинственные, полные роковых интонаций песнопения в своеобразной пятиступенной гамме, сходной с ярави горных индейцев в Перу. В глубокой тиши леса, когда первый проблеск дня заглушит не стихающий всю ночь гул насекомых, гимны максуби глубоко впечатляют своей красотой. Это музыка развитого народа, а не просто шумные ритмы, характерные для подлинных дикарей. У максуби есть имена для всех планет, а звезды называются у них вира-вира – словом, которое любопытным образом ассоциируется со словом «виракоча», означавшим солнце у инков.
Максуби отличаются учтивостью манер и безупречными нравами. У них небольшие, красивые ноги и руки и тонкие черты лица. Им знакомо гончарное искусство, они выращивают табак и курят его из небольших чашеобразных трубок в виде сигарет, сворачиваемых из маисовых листьев. Во всем максуби производят впечатление народа, когда-то стоявшего на высокой ступени развития и переживающего стадию упадка, а не дикарей, выходящих из первобытного состояния».
Именно у максуби Фосетту довелось стать очевидцем явления, необычного с точки зрения английского джентльмена, но обыденного для обитателей бразильских джунглей. Это произошло, когда Фосетт и его спутники после встречи со свирепыми дикарями вернулись в деревню максуби:
«Наш приход совпал с похоронами одного воина максуби… Под конец хижину освободили от духа покойного посредством следующего тщательно разработанного ритуала. Вождь, его помощник и знахарь сели в ряд на маленьких скамеечках перед главным входом в хижину и начали производить такие движения, словно выжимали что-то из рук и ног, подхватывали это что-то с пальцев и бросали на подстилку из пальмовых листьев площадью около трех квадратных футов, которая закрывала чашу из тыквы, частично наполненную водой с какими-то травами, плавающими сверху; время от времени все трое внимательно глядели на подстилку и воду под ней. Эту процедуру они повторяли много раз, потом впали и транс и около получаса сидели неподвижно на своих скамеечках с закатившимися глазами. Когда они пришли в себя, то первым делом принялись потирать животы. Чувствовали они себя очень скверно.
Ночь напролет все трое просидели на скамеечках, в одиночку или хором протяжно беря три ноты с интервалом в октаву, вновь и вновь повторяя слова: «Тави-такни, тави-такни, тави-такни». Семьи, живущие в хижине, причитали хором им в ответ.
Этот ритуал продолжался три дня. Вождь торжественно заверил меня, что дух мертвого находится в хижине и виден ему. Я ничего не видел. На третий день ритуал достиг апогея: пальмовую подстилку внесли в хижину и положили на такое место, куда падал свет, проходящий через входное отверстие. Люди опустились на колени и припали лицом к земле, а трое старейшин племени отбросили скамеечки и в крайнем возбуждении распростерлись на земле перед входом в хижину; я тоже стал на колени позади них, чтобы видеть пальмовую подстилку, на которую они пристально глядели.