Путешественники
Шрифт:
Действительно, высота в 7,5 км оказалась тогда недостижимой. 17 апреля караван Гедина устремился наверх. Кроме самого Гедина, в восхождении участвовали шесть киргизов в теплых бараньих тулупах и с посохами в руках, девять больших черных яков и два барана. Первый лагерь разбили выше языка ледника на высоте 4439 м. В этих местах до них побывал в 1889 году польский геолог К.Богданович с группой.
На следующий день погода ухудшилась, но путешественники продолжали восхождение. На этот раз взяли всего трех яков. Проводники шли пешком. Первый привал сделали на высоте 4850 м (как отметил Гедин, «выше всех европейских гор»). На высоте 5336 м ураган страшной силы остановил восходителей, и после попытки переждать непогоду они повернули вниз. Ураган не прекращался несколько дней, Гедина поразила снежная слепота, и после нескольких дней ожидания 25 апреля караван вернулся в Булун-куль. Гедин решил на время прервать исследование массива Музтаг-ата и долиной Гез-дарьи 1 мая пришел в Кашгар.
В июле экспедиция вернулась к Музтаг-ате, и после детальной подготовки 6 августа Гедин повторил попытку восхождения. На этот раз к середине дня им удалось добраться до высоты 6300 м. Остановились на привал: «Достали хлеб, чай, топливо, чтобы развести костер, но стоило нам взглянуть на еду, чтобы нас затошнило; так никто ничего и не взял в рот. Нас только мучила жажда, и мы все глотали снег; даже яки проглатывали большие комки. Вид с высоты 6300 м был поистине восхитительным и величественным. Нам открывалось, через хребет Сары-кол, все пространство до самого Заалайского хребта… в хребте Мус-таг, северном продолжении Мустаг-аты, есть несколько вершин, которые мало уступают самому «отцу ледяных гор». Гедин имел в виду Кашгарский хребет (высшая точка, Конгур, в действительности выше Музтаг-аты более, чем на 150 м). «Мы стали держать военный совет. День клонился к концу, и становилось холодно (+0,7° в 4 ч. дня); киргизы были так изнурены, что не могли идти дальше; яки пыхтели, высунув языки; мы находились как раз у подошвы куполовидной возвышенности, которая постепенно переходит в плоскую макушку вершины… С грустью решился я вернуться, и мы быстро заскользили вниз по старым своим следам».
Гедин понял, что за один день дойти до вершины не удастся, и единственно верным средством будет разделить восхождение на два дневных перехода, переночевать в юрте первую ночь на значительной высоте, а на следующее утро со свежими яками и с легким багажом продолжать путь до вершины. Третья попытка была предпринята 11 августа. «Нам предстояло подняться на высоту приблизительно 6000 метров, ночевать там, а на следующий день продолжать подъем и достигнуть возможно большей высоты, – записал Гедин. – Поэтому мы брали с собой маленькую юрту, четыре больших связки терескена для топлива, шесты, веревки, топоры, тулупы и продовольствие; все это было навьючено на 9 сильных яков». Припасы на два дня не потребовались: в первый же день восхождения, на высоте 5800 м, группа попала в зону трещин. Стали проваливаться яки, а затем и люди, с трудом удерживаясь на краях трещин. Было решено более не рисковать и спуститься.
Запасы истощались, но Гедин предпринял еще четвертую попытку восхождения по старому пути. 16 августа отряд начал новый подъем, имея запасов на два дня. На ночевку встали в той же самой наивысшей точке, которая была достигнута ранее, – на высоте 6300 м. Выровняли площадку, поставили юрту, закрепили ее арканами на двух глыбах сланца, обнесли снежным валом. Развели в юрте костер (!) из терескена и ячьего помета и, страдая от едкого дыма, смогли отогреться. Огонь разжигали еще дважды за ночь, но каждый раз холод брал верх. Холод и горная болезнь… «Казалось конца не будет этой долгой, тяжелой ночи. Как мы ни ежились, упираясь коленами в самый подбородок, невозможно было сохранить теплоту тела… Никто глаз не сомкнул во всю ночь… Люди мои стонали, точно на ложе пытки, и не столько от холода, сколько от все усиливавшейся головной боли».
На следующий день юго-западный ветер перешел почти в ураган. Прождав до полудня, Гедин отдал приказ к отступлению. «Итак, я четыре раза неудачно пытался взойти на вершину Мустаг-аты, – писал он в дневнике, – но не могу сказать, чтобы это было абсолютно невозможно… За крутым выступом, которого мы достигли 18 апреля, 6 и 16 августа, не виднелось никаких непреодолимых препятствий к подъему. Оттуда… можно добраться до северной вершины, однако, не самой высокой в группе Мустаг-аты, но соединяющейся с таковой отлогим гребнем. Между этими вершинами и под ними простирается огромное фирновое поле ледника Ямбулака».
Больше Гедин к Музтаг-ате не возвращался. Но можно понять комментатора его книги С.Калмыкова, который пишет: «Невозможно, однако, просто так закрыть и отложить в сторону этот, первый, том описания его путешествия. Заглавия не отпускают: «Глава XXI. В пустыню. Глава XXIII. Царство могильной тишины. Глава XXIV. Воды нет! Глава XXV. Караван распадается и гибнет. Глава XXVI. Пять суток пешком по бесконечным пескам. – Вода. – Спасены. Глава XXVI. Ислам-бай спасен». Углубившись в начале 1895 г. в пески пустыни Такла-Макан к востоку от Кашгара, Гедин попал в безводную зону. «Это была моя вина… я нес ответственность за все ужасные мгновения, за все страдания и муки и людей и животных моего каравана!..сцена эта стояла перед моими глазами, и я не мог отделаться от нее, она давила меня кошмаром по ночам, не давала спать». Проводник экспедиции сильно недооценил расстояния, которые предстояло пройти. Колодцы оказались сухими… От жажды и изнурения погибли двое из четырех местных киргизов, спутников Гедина. Погибли даже животные: собаки и 7 из 8 верблюдов каравана. Сам Гедин, оставив умирающий караван, в одиночку дошел до берега Хотан-дарьи, напился сам, набрал воды в свои, сделанные шведскими мастерами, походные сапоги, и в одних носках шагая обратно по пустыне, принес ее своему находившемуся в агонии спутнику. Чуть позже удалось спастись еще одному.
Первая Тибетская экспедиция
Это путешествие Свена Гедина было кратко описано им самим в послании королю Швеции и Норвегии Оскару, который немало способствовал его организации и снабжению. Вот некоторые отрывки из этого письма, напечатано в популярном русском журнале «Нива» (№ 10 за 1902 год).
«17-го мая я выехал из Чархлыка в сопровождении только двух казаков, одного ламы и нескольких мусульман, перешел северные отроги тибетского плоскогория, направляясь по совершенно до сих пор неизвестному пути, т. е. по глубокому ущелью реки Чархлык, и лишь у большого озера Кум-Кэлль я встретился с своим караваном. Этот караван, самый большой из всех, какие я когда-либо имел, состоял из 39 верблюдов, 30 лошадей, 7 мулов, 70 ослов, стада овец и 7 собак! Из этих животных теперь еще живы: 9 верблюдов, лошадь, 6 мулов и 4 собаки – все другие мало-помалу околели, когда мы поднялись в горные области, где уже не было пастбищ.
Из людей при мне были, кроме моих четырех казаков и монгольского ламы из племени Калха (совр. Халха – авт.), четырнадцать мусульман, и большей частью из Лопа, и десять погонщиков ослов. Ослы должны были везти запасы маиса для верблюдов и лощадей, а по истощении запасов – вернуться в Чархлык. Однако, как я уже говорил, лишь очень немногие пережили этот переход.
Первая невзгода ждала нас при переходе через Арка-таз, главную цепь системы Куэньлунь. Здесь нас застигла губительная снежная буря; пять верблюдов пало в теснинах, а многие другие получили настолько тяжкие поранения и увечья, что уже но могли поправиться. В эту пору года (половина июня) верблюды были совсем без шерсти и потому очень чувствительны к зимней стуже, в которую мы так внезапно попали; не помогли даже надетые на них белые войлочные попоны.
К югу от Арка-таз расстилается неприветливое тибетское плоскогорье, перерезанное бесчисленными, идущими с запада на восток, горными цепями. Для каравана, направляющегося прямо на юг, это орографическое строение почвы крайне неудобно: приходится перебираться через каждую цепь по горным ущельям, более или менее убийственных для животных… Зато нет недостатка в дичи. Казаки усердно охотились на яков, куланов, антилоп, гусей, уток и куропаток, Удалось застрелить также несколько волков и медведей. Благодаря удачной охоте, мы в изобилии имели мясо даже после того, как стада овец были съедены
Тем временем состояние здоровья верблюдов все более и более ухудшалось; когда число безнадежно больных достигло двенадцати, я решил, что каравану нужно разделиться. Я отделив этих 12 верблюдов и 10 лошадей и оставил их, в заведование одного казака и четырех мусульман, в хвосте каравана, чтобы они медленно шли по нашим следам. С остальным караваном я пошел скорее, пока мы не добрались до северного района тибетских охотников на яков. В одном месте, где имелись довольно обильные пастбища, мы расположили свое становище; здесь караван должен был ждать моего возвращения из Лхассы: поездка туда, по моему расчету, должна была занять две недели.