Путешественники
Шрифт:
Я пожирал глазами крепость, жадно впиваясь взглядом в маленькие окна – в надежде увидеть хоть кого-нибудь из заключенных. И сердце у меня трепетало, сжимаясь каким-то особенным чувством, вроде того, которое охватывает ребенка, когда он слушает знакомую сказку и с трепетом ждет страшного места.
Но никого увидеть мне не пришлось.
– Слу-у-ша-а-й!.. – пронесся унылый выкрик какого-то часового и заставил меня вздрогнуть.
Ему отозвался второй такой же возглас, и оба они замерли жалобным стоном вдали, на озере, где рассып'aло снопы веселых лучей солнце, зажигая
Чудище словно стонало.
– Похоже, здесь! – вывел меня из задумчивости Володька.
С правого берега примостился плот перевозчика. Возле него покачивалось несколько яликов. С плота свесился мальчишка в ситцевой синей рубашке и зачем-то болтал руками в воде.
Мы направили лодку к плоту.
Мальчишка вскинул на нас глаза, да так и остался лежать на животе, явно пораженный нашим видом.
– Здесь перевозчик Василий? – спросил у него Володька.
Мальчишка ответил не сразу. Он еще пару секунд таращил глаза то на меня, то на Володьку, потом поднялся на ноги.
– Слышь, Василий здесь? – нетерпеливым тоном повторил Володька, недовольный назойливыми взглядами мальчугана.
Мальчишка утвердительно кивнул головой.
– Нам его нужно. Позови!
– Пошто? – задал вопрос мальчуган.
– Лодку не купит ли…
Глаза мальчугана скользнули по шлюпке, потом снова смерили нас.
– Сичас! – кинул он нам и вприпрыжку направился к маленькой будке на берегу.
Мы остались ждать в лодке.
Минуты через две из будки вышел человек, сутуловатый, в красной рубашке и широких шароварах. Он как-то боком высунулся на плот.
Фигура лодочника Василия показалась нам далеко не презентабельной. Сухое лицо, на котором двигались все мускулы, было покрыто веснушками. Один глаз затянут бельмом, отчего Василий глядел, чуть наклонив голову к правому плечу. Это накладывало на всю его физиономию печать хитрости, лукавства.
Он подошел к лодке.
– Вы, что ль, меня спрашивали?
Мы объяснили, что нам нужно, и начался осмотр лодки.
Василий подозвал к себе дюжего мужика, починявшего на берегу ялик, и с его помощью втащил нашу шлюпку на плот.
Кривой принялся обозревать ее со всех сторон. Он ощупывал каждую доску, всюду остукивал лодку, прикладывался ухом к килю и снова стучал. Потом поскоблил в некоторых местах краску, покивал рыжей головой, бормоча себе что-то под нос.
Мы стояли возле. Володька облокотился на ружье и замер в горделивой позе, не трогаясь с места.
Шлиссельбург еще спал. Только несколько барочников вылезли из баржи и завтракали перед началом работы, да подъезжали к Неве бочки за водой.
Осмотр лодки кончился. Василий вскинул на нас быстрый, бегающий взгляд. Один его глаз на секунду остановился на Володьке, скользнул с какой-то неуловимой усмешкой по моей фигуре и забегал по сторонам, а второй оставался спокойным, отчего лицо лодочника казалось раздвоившимся: одна половина живая и быстрая, передергивавшаяся по сторонам, а другая мертвая и спокойная.
– Сколько за лодку-то?
Мы не имели ни малейшего представления о стоимости лодки.
– Сколько дашь?
– Твой товар – спрашивай! Я, может, рубль предложу. Ты цену говори.
– Пять рублей… – нерешительно протянул Володька.
Покупатель хитро усмехнулся, как-то особенно тряхнул головой и снова насмешливо посмотрел на нас.
– А где лодку слямзили?
Вопрос ошарашил нас.
– Как это слямзили? – проговорил Володька.
– Ну, украли – все одно… – торопливо кинул Василий.
Я возмутился.
– Как украли? Лодка наша!
– Ваша?
Лодочник бросил на меня острый взгляд своего одного глаза.
– А вы откудова?
– Из Беляева.
– А живете где?
Я назвал тетину дачу.
– Знаю, – буркнул подозрительный покупатель, его сомнения, видимо, рассеялись. – А только лодка пяти-то не стоит… Хошь зеленую?
Три рубля нам казались немалыми деньгами. Володька был явно не прочь уступить лодку за эту сумму. Он как-то нерешительно посмотрел на меня, потом на лодку.
– Давай четыре, – попробовал было поторговаться он, но очень слабо.
– Чего четыре? Бери зеленую… Больше не стоит… Видишь, поношенная лодка-то? Смотри, какой киль.
Лодочник говорил суетливо, торопясь, как будто «зубы заговаривал». Руки его беспокойно бегали по опрокинутой шлюпке, и гибкие быстрые пальцы барабанили по килю.
Киль у лодки был самый обыкновенный, ни капли не испорченный, да и вся она была еще прочная, почти новая. Однако под влиянием слов покупателя мы виновато поглядели на киль, словно он и на самом деле был никуда не годен.
Василий вынул громадный кошелек, засаленный и грязный, словно служивший своему владельцу сто лет.
– На вот, получай! Это уж так, – мальцов люблю… А лодке-то рубль цена, ей-ей…
Володька взял трехрублевку.
Василий, довольный покупкой, потер руки, захрустев суставами пальцев.
– Где здесь пароходы, что к Валааму идут? – спросил у него Володька, не меньше покупателя довольный сделкой. Ведь теперь наша казна достигла неимоверной суммы в одиннадцать рублей и мы чувствовали себя богачами!
– Что, али на Валаам собрались?
– Нет… Встретить надо… дядю, – соврал мой друг.
– А! – Василий снова усмехнулся в бороду. – Вон у озера пристань, видишь? Вон тама. Должно, к десяти пароход из Питера придет…
Мы сошли на берег.
Кривой хихикнул нам вдогонку и стал с довольным видом осматривать свою покупку.
– За сколько купил? – спросил нас мужик, который помогал лодочнику поднять нашу шлюпку на плот.
– За три!
Мужик даже рот раскрыл.
– Эх-хе! Ну и надул он вас! На-а-дул… – протянул он. – Да лодка-то целковых [14] двадцать верных стоит! Да-а, две красненьких, не меньше… Эх-хе…
14
Целк'oвый – один рубль; первоначально так называлась серебряная монета такого достоинства.