Путешествие белой медведицы
Шрифт:
Капитан нахмурился.
– Давай, мальчик, посмотри, как там она, – велел он. – Жива?
Я постарался успокоиться и пристально посмотрел на медведицу. Да. Её бока и спина едва заметно поднимались и опускались.
Жива.
Я переместился в тот угол, где она лежала, и подполз поближе. Сев рядом, попытался дышать с ней в унисон, а затем начал негромко напевать успокаивающую мелодию. Медведица застонала, грузно приподнялась, повернула ко мне голову, а затем издала хриплый рык – жалкое подобие грозного рёва, который мне доводилось слышать от неё раньше, – как будто она жаловалась. Медведица встала, начала обнюхивать углы клетки, шаркая лапами. Казалось, с ней всё в порядке: она даже не хромала.
Моряки
– Осмотри клетку, мальчик! Убедись, что она не сможет выбраться, – скомандовал капитан.
Я заметил, что один из углов клетки проломил палубную доску, а некоторые прутья погнулись, но медведица точно не смогла бы выбраться. Подёргав за прутья, я убедился, что ни один из них не шатается, однако дверь пострадала: осталась запертой, но сильно помялась при падении, и одна из петель повредилась.
Об этом я и сообщил капитану, и тот отправил двух моряков чинить сломанную петлю, а я остался рядом с медведицей, чтобы её успокаивать. Когда они закончили, капитан крикнул:
– Пошевеливайся, мальчишка! Чего ты сидишь? У нас тут полно дел, а ты мешаешься под ногами.
Оставшаяся часть команды в суете и суматохе поднялась на судно. Я нашёл тихое место у киля и молча наблюдал за моряками, спрашивая себя, когда я в последний раз бежал навстречу опасности, а не прочь от неё.
Часть II
Северное море
Глава 11
Навоз
Итак, мы отчалили ясным ветреным утром в начале июня. Большой квадратный парус в золотую и багряную полоску наполнился ветром. Моряки карабкались по выбленкам [9] вверх-вниз, переговаривались и подбадривали себя песнями. Ветер трепал мою одежду и волосы, солёный воздух вытеснил из головы тяжёлые мысли, и во мне неожиданно проснулись надежда и радость жизни. Я испытал то особенное чувство, которое появляется, когда отправляешься в большое приключение. Мир казался мне огромным и полным возможностей, и я начинал верить, что даже невезучий пасынок землевладельца может навсегда уплыть в другое королевство и там биться плечом к плечу с благородными принцами. Я бродил по палубе, время от времени мешаясь у матросов под ногами, и не без зависти наблюдал за их работой: я понимал, что мне не стать одним из них. Я оставался обычным мальчиком, которого взяли на борт, чтобы ухаживать за медведицей.
9
Выбленки – тонкие тросы, ввязанные горизонтально между вантами, параллельно друг другу.
И вскоре это стало очевидно для всех.
– Мальчишка!
Навстречу мне шёл крепкий как бочка и такой же толстый моряк. Его загорелое лицо было испещрено морщинами, а в длинной тугой косе виднелись седые пряди. Он сунул мне в руки лопату с длинным черенком и ведро, а затем указал в сторону медвежьей клетки.
– Пора зарабатывать свой хлеб.
Навоз был довольно жидким и растекался, как студень, остывающий на блюде, – как дюжина студней, сваленных в огромную дымящуюся кучу. Он отличался от лошадиного или овечьего, который мне не раз приходилось убирать до этого. Его было больше. Он был чернее. Мокрее. Но хуже всего другое: когда корабль качало, огромная куча вздрагивала и ползла по полу медвежьей клетки, как гигантский моллюск, и оставляла за собой широкую коричневую липкую дорожку. Он вонял. Я старался дышать ртом, чтобы не чувствовать этот запах, но он обжигал мне горло и разъедал глаза. Я бросил взгляд на медведицу, которая растянулась в дальнем углу клетки. Она дремала, но один её глаз был приоткрыт, и мне казалось, медведица наблюдает за мной. Я взялся за лопату и просунул её между железными прутьями, чтобы достать до навозной кучи.
Корабль накренился. Я схватился за клетку, пытаясь удержаться на ногах. Навозная куча сдвинулась с места и переместилась на другой конец клетки. Теперь её было не достать.
– Давай там пошустрее! – крикнул один из моряков. – Воняет невыносимо!
Я восстановил равновесие, взял лопату в одну руку, грабли – в другую и обошёл клетку, чтобы выгрести навоз с другой стороны. Я опустил грабли, снова просунул лопату в клетку, почти подцепил кучу, но тут корабль снова покачнулся. Я прижал лопатой кусок навоза и удержал его, но оставшаяся – большая – часть (то есть девять или десять студней) заскользила в направлении от меня.
Поддев навоз лопатой, я вытащил его из клетки, обернулся, чтобы взять ведро, но, как оказалось, оно укатилось в сторону. Потянувшись за ним, я уронил лопату. Корабль снова накренился; чтобы не потерять равновесие, я взмахнул руками и вляпался прямо в медвежий навоз, а, поскользнувшись, упал и забрызгал навозом всю палубу.
Моряки в носовой части корабля загоготали.
– Неуклюжий болван, – сказал кто-то из них.
Голос показался мне знакомым, и я поднял глаза.
Хаук.
– Заморыш! – добавил другой.
– Ты воняешь на весь корабль.
– Шевелись, навозный мальчишка!
Снова Хаук.
– Навозный мальчишка! – подхватил Оттар, худой матрос, которого я раньше видел с Хауком.
Моё лицо горело; внезапно жар разлился по всему телу. Я схватился за прутья клетки и встал на ноги. Осталась последняя куча. Быстро взяв в руки лопату, пока она не ускользнула от меня, я попытался снова, и с первого раза ничего не получилось. Со второго тоже. Но я уже знал, чего ждать, и ловко прихлопнул скользкую кучу лопатой.
Попалась!
Я аккуратно поволок лопату в сторону ведра, но тут медведица, всё это время дремавшая в углу, зевнула, лениво поднялась и начала писать. По полу клетки побежала вонючая мерзкая жижа. Струя попала прямо в навозную кучу, намочив её, потекла дальше по палубе и остановилась у моих ног.
Раздался взрыв хохота.
– Навозный мальчишка!
– Ненавижу тебя, медведица, – буркнул я. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Глава 12
Всё же не лошадь
Позже, после того как я помыл пол клетки и ополоснул его несколькими вёдрами солёной воды; после того как выдраил запачканную часть палубы, принёс из трюма полную корзину рыбы и по одной штуке скормил медведице; после того как отмыл навоз с плаща и туники, постирал носки, помыл и спрятал ботинки (я решил, что будет разумнее ходить босиком, как все остальные)… после всего этого ко мне подошёл старый моряк, который сказал, что мне «пора зарабатывать свой хлеб». Он велел мне взять ложку из кладовой и повёл в носовую часть корабля, где кок раздавал морской сухарь и тушёную треску. Кок поприветствовал старого моряка, назвав по имени – Торвальд, – и протянул ему деревянную миску для меня.
– Ешь на здоровье, – сказал Торвальд.
Он взял ещё одну порцию для себя и занял место среди шести молодых моряков, которые сидели на палубе, скрестив ноги.
Хаук посмотрел на меня с недоброй улыбкой, что была хорошо мне знакома: мои сводные братья улыбались так же, когда замышляли что-то против меня.
– Навозный мальчишка, – пробормотал он, и несколько моряков засмеялись.
Торвальд окинул их суровым взглядом, и матросы отвернулись. Каждый занялся своим делом – кто-то продолжил трапезу, кто-то играл в карты или кости, а один из них – приспешник Хаука, тощий Оттар – обстругивал палку.