Путешествие длиною в жизнь
Шрифт:
Завтраки обычно проходили оживленно. Потом мы собирались в холле, где курящие курили, а некурящие при сем присутствовали. Затем все расходились по своим местам, павильонам, лабораториям. То же самое было и после обеда и ужина, только вечерами мы никуда не торопились, а оставались в кают-компании, чтобы смотреть кино. Смотрели его ежедневно.
За время существования станции (с декабря 1957 года) здесь скопилось более 180 фильмов, и до середины июля мы могли смотреть картины, не повторяясь. Потом пришлось крутить их по второму разу. При этом если первый круг шел в алфавитном порядке, то во втором мы уже выбирали наиболее интересные, так как в репертуаре нашего "кинотеатра" были и заведомо скучные, и документальные, и детские, и просто плохие, непонятно почему привезенные сюда. Кто их отбирал, сказать трудно, но явно не тот, кто представлял себе жизнь на станции "Восток", где кино в те годы было основным культурным мероприятием, от которого зависело не просто настроение зимовщиков, но и психологический климат на станции.
Далее начался третий круг просмотра кинофильмов. И здесь соблюдалась полная демократия, то есть картину отбирал по своему вкусу очередной дежурный. Его выбор не всегда одобряли другие члены нашей экспедиции, и иногда дежурный смотрел свой любимый фильм в полном одиночестве. Остальные уходили к себе и занимались каждый своим делом. На улицу выходить без особой надобности не хотелось: морозы начались страшные. При нас три дня было минус 85 градусов. Но и это еще не было для "Востока" удивительным: до нас, в августе 1960 года, здесь была зарегистрирована температура минус 88,3 градуса, а уже после нас - минус 89 градусов с какими-то десятыми. Прямо-таки потусторонние холода...
Ионосферистом у нас работал Алик Колесников, которому мы немного завидовали, потому что у него была отдельная каморка, в которой он мог уединиться. Для своих радиозондов он должен был получать газ, используя огромные баллоны, в которые засыпал какие-то реагенты. Шла химическая реакция, выделялся газ, Алик наполнял им свои зонды. Но у него была другая проблема - эти тяжелые баллоны надо было очищать от того, что оставалось там после окончания реакции: реагенты то ли спекались, то ли застывали, не помню точно. Помню только, что работа эта была трудная и один Алик физически не мог справиться с ней. Поэтому начальник станции поставил перед нами задачу: "Ребята, вы должны помогать Колесникову". Конечно, радости нам это не доставило, но если надо, то надо. Тогда авторитет начальника станции еще был весом и дисциплина была сама собою разумеющейся.
И вот мы ставили эти чертовы баллоны на поворотные "козлы" и огромным металлическим "шомполом" начинали чистить их, как пушку, разбивая спекшуюся внутри массу, переворачивая и высыпая содержимое. Потом возвращали баллоны в прежнее положение, снова били, снова переворачивали... Работа была противная донельзя. Кто-то поначалу помогал Алику, потом стал отлынивать. Алик взывал к милосердию. Звал он и нас, говоря: "Если вы не придете ко мне, я не приду к вам на обследование..." У каждого были свои меры воздействия на несознательных.
Но самым несчастным человеком на станции был наш повар Олег - у него не было подмены, а кормить ему приходилось пятнадцать мужиков. Это был совсем еще молодой парень, но мы звали его Ардальоныч, по отчеству. На "Восток" он попал случайно - заменил заболевшего повара, оставшегося в Мирном. Олег хотя и окончил кулинарный техникум, но опыта не имел никакого, поэтому у нас с ним сразу же начались проблемы. Первые две недели мы терпели его не очень вкусную еду, правда, при этом не стеснялись в выражениях: "Жри свою стряпню сам!" И это было еще очень вежливо. Потом сообща составили меню, в котором блюда повторялись не чаще, чем раз в неделю, и заставили Ардальоныча заглядывать в книги по кулинарии. Постепенно дело пошло на лад. Но жизнь повара не стала легче.
Приготовление пищи на станции имело свои особенности. На высоте 3500 метров (что соответствовало по кислороду всем 4000 в средних широтах) вода закипала при плюс 80 градусах, и для того, чтобы сварить картошку, нужно было часа три. Так что нашему повару приходилось тратить больше времени на приготовление еды, а для того, чтобы накормить нас завтраком, ему надо было вставать намного раньше. Но все-таки к середине зимовки Ардальоныч уже успешно справлялся со своими обязанностями и по воскресеньям или в праздники баловал нас пирогами и даже жареной индейкой.
С продуктами на станции было все нормально: мяса, масла, муки, круп, картофеля, привезенных из Ленинграда, было в достатке, а фрукты, овощи и соки доставили из более близких мест - из Австралии. В отличие от наших предшественников, у которых картошка и лук закончились к октябрю, а фрукты через два месяца, у нас до конца зимовки были картофель, капуста, даже квашеная, а фрукты, которые могут долго храниться, мы "растянули" до мая. Зеленый лук мы выращивали сами из "проклюнувшихся" луковиц.
Праздничные застолья у нас были нередки: мы отмечали и общие для всех "красные дни" календаря - 23 февраля, 1 мая, 9 мая, и дни рождения каждого из нас, если они пришлись на время зимовки. Именно на "Востоке" я отметил свое тридцатилетие, а наш механик Геннадий Мартынов, небольшого роста крепыш, в прошлом моряк и боксер, отметил сорокалетие.
Ритуал наших "посиделок" в кают-компании выработался очень скоро. Но началось с небольшого происшествия. Когда мы уселись за праздничным столом, где была и вареная картошечка, и квашеная капустка, и зеленый лучок, и многое другое, для чего по русскому обычаю требуется то, чего на станции не было (в распоряжении начальника были только коньяк и вина), я расщедрился и осчастливил своих товарищей содержимым заветных бидонов, которые держал у себя под кроватью. Естественно, что за столом мы засиделись настолько долго, что поутру повар был не в состоянии встать вовремя и накормить всех завтраком. Тогда начальник станции принял волевое решение - повар вместе со всеми садится за праздничный стол, принимает только три "стопочки" и отправляется спать, чтобы к утру быть в форме... Бедный наш Ардальоныч! Лишили парня такого счастья! Мало того, отправляя его спать, мы давали ему наказ: "Чтоб завтра с утра были кислые щи!" Понятно, почему кислые...
А перед началом наших торжественных застолий повар входил в кают-компанию с графином спирта и спрашивал: "Как будем разводить?" "Сегодня разводи по широте". Дело в том, что "Восток" находится на 79-м градусе южной широты. Ардальоныч шел на свою кухню, разводил до нужной крепости, потом на несколько минут выставлял графин на мороз (а он был под 80 градусов). При такой низкой температуре содержимое графина густело, становилось почти ликером. Потом эта благословенная жидкость разливалась в металлические стопочки, изготовленные нашими рукодельными механиками. Почему-то предпочитали пользоваться именно этими рюмками собственного производства, хотя на станции было вдоволь нормальной посуды. После застолья мы смотрели кино, а кто не хотел или не мог из-за режима работы оставаться, уходил к себе.
Во время той зимовки мы отметили и десятилетие существования станции "Восток". К этому юбилею я заранее стал готовить подарки для всех своих товарищей - значки в виде карты Антарктиды. Поначалу я нарисовал шаблончик - контур материка с характерным вытянутым "носиком" Антарктического полуострова. Потом из латуни наши механики вырезали мне по этому шаблону шестнадцать заготовок, на которых я с помощью имевшихся на станции зубного бора и бормашины сделал рельеф Антарктиды. Отполировав, я на некоторые значки даже вставил маленькие рубинчики, обозначавшие место нашей станции на карте материка. Рубинчики я нашел в старых, сломанных часах, оставшихся от прежних зимовщиков. На обратной стороне значков были выгравированы номера - от первого до шестнадцатого. Себе я взял № 13. Потом все те же наши "рукастые" механики припаяли с обратной стороны значков маленькие иголочки типа крючочка, чтобы их можно было прикреплять к пиджаку или свитеру.