Путешествие из Неопределенности в Неизвестность
Шрифт:
– Да, все мы болеть можем… – неопределенно молвил Бредовский, далее резко переходя к делу: – Какие новости?
– Иду от Евсея Горыныча, – ответил, тяжело дыжа, Леоинд Иванович, – как там дела с будущим социологическим опросом? Он начался или еще нет?
– Пока нет, но мы сейчас работаем над этим, – уклончиво ответил Бредовский, – дел много, сами знаете…
Любезный тон Бредовского удивил меня, так как ранее он говорил весьма грубо с депутатами.
– Господин чиновник принес распоряжение от Евсея Горыныча или нет? – поинтересовался
– Может, Евсей Горыныч нам хотел что-то передать или спросить? – добавил Пыжников.
Услышав обращение «господин», Леонид Иванович брезгливо поморщился, словно внезапно наступил на грязь или еще похуже.
– Товарищи, – тряся головой и тремя руками, известил он всех депутатов и Бредовского, – я не приемлю такого обращения ко мне! Я не господин, прошу это учесть на будущее. Прошу всех обращаться ко мне со словами «товарищ Леонид Иванович»! Я этого требую от всех независимо от их ранга и их положения в чиновничьей иерархии. Я – человек старой закалки, я голосовал за старый наш гимн, к моему счастью, его утвердили у нас!
– Хорошо, товарищ! – согласился с ним Бредовский.
Но чиновник с тремя руками не унимался и продолжал, как заведенный, говорить своим трескучим голосом:
– И не перебивайте меня!.. Не надо… Не из пугливых я… Вон сколько у меня орденов и медалей на груди, места не хватает уже вешать все мои награды… Скоро придется вешать еще на спине, если на груди они не поместятся!..
– Хорошо, товарищ Леонид Иванович! – согласился Бредовский, вздыхая. – Что вам велели передать для нас?
– Спросить о соцопросе населения, – ответил чиновник с тремя руками, – вот и все пока… А давно вы здесь заседаете?
– Примерно час, – ответил Негожа.
– А что с идеологией? – спросил Леонид Иванович Бредовского.
Бредовский, к моему удивлению, не смог сразу ответить чиновнику с тремя руками. Резкий и цепкий, отвечающий моментально, как я понял из услышанного диалога с депутатами, на удар – вопрос, на сей раз неожиданно как-то сник, притих, замолчал минуты на пять, видно, думая, как уклониться от прямого ответа.
Поезд резко остановился, послышались снова крики, стоны, ругань… Через минуту поезд вновь начал двигаться, но теперь он ехал с частыми остановками: немного поедет. потом короткая остановка, далее снова немного поедет, после чего опять остановка.
– Что это такое? – удивился Леонид Иванович, пристально глядя на Бредовского.
– А в чем дело? – ответил вопросом на вопрос Бредовский, делая вид, что не понимает недовольства чиновника.
– Как это в чем?! – повысил голос Леонид Иванович. – Почему так странно мы едем?
Ему никто не ответил.
– И что я скажу об этом движении Евсею Горынычу?
Короткая пауза.
– А вы не ответили на мой вопрос! – недовольно произнес чиновник с тремя руками, глядя на Бредовского.
– Правда? – ответил Бредовский.
Леонид Иванович повторил свой вопрос, но ответа снова не получил от Бредовского, чему был несказанно удивлен.
После длительной паузы, во время которой наш поезд то ехал, то останавливался каждые 2–3 минуты, Бредовский изобразил подобие улыбки на лице, буравя своими глазками чиновника и усталым голосом ответил:
– Видите ли… сейчас у нас… идет очень большая работа над созданием нашей собственной, а не чужой идеологии! Ведь мы сейчас изобрели понятие «суверенная демократия», теперь нужно создать идеологию, что намного труднее для нашего штаба! Процесс идет…
– То есть ни черта не сделано! – проворчал чиновник. – Черт… и что теперь?!.. Вы… вы здесь сидите и водку пьете, а время идет… Вот раньше у нас была своя идеология, мы надеялись построить коммунизм… коммунизм у себя и потом во всем мире, а сейчас что вы хотите построить? Какой строй у вас сейчас?
Леонид Иванович, задавая вопросы, гневно смотрел на Бредовского и всех депутатов. После каждого вопроса чиновник делал паузу, пристально глядя на них, желая получить ответ, но ответа ни от кого из них не было.
– Молчите?.. Какой строй у вас сейчас? Почему вы народу не говорите? Ради чего он должен трудиться день и ночь?!.. Опять молчание?.. Так… Ради чего? Ради ипотеки этой поганой, чтобы потом всю жизнь горбатиться и выплачить кредит банку?!.. Молчание опять?.. Ради покупки мерседеса?!.. Нужна нам национальная идея!
Бредовский нашел в себе силы ответить чиновнику с тремя руками:
– Да, мы работаем весьма интенсивно над нашей национальной идеей!.. Это трудно! Очень! И вы сами прекрасно это знаете… В каких мы условиях…
– Каких условиях? – удивился Леонид Иванович, усмехаясь. – Всё телевидение ваше, везде только ваши люди, пиарщики, открытого эфира сейчас, к счастью, нет. На телевидении «Останки» цензура, ни слова лишнего от журналиста я не слышал, к счастью… Чего еще? И кто вам мешает?.. Эти либералы, которых вы сожрали недавно?! Их не слышно… В Интернете вы тоже всё контролируете!
– Как это контролируем?
– Я хотел сказать, что всё читаете там и проверяете, – продолжал чиновник, – прошу меня более не перебивать!.. Народ полностью вам доверяет. Соцопрос сейчас проведем, вопросы Евсею Горынычу дадим… Но вы ведь должны предвидеть всякие нелепости, всякие неожиданные ошибки, от которых никто не застрахован! А что я слышу?!.. Что вы работаете и кто-то там где-то вам всем мешает?!.. Покажите мне пальцем на того, кто вам мешает!
– На телевидении…
– Что там на телевидении?! – перебил, почти крича на Бредовского, Леонид Иванович. – Хорошее название, как я погляжу, у этой телекомпании!.. «Останки»! Лучше не придумаешь, останки одни только остались от былого телевидения… Работать надо, а не водку здесь пить!.. Никто на этих останках телевидения вам не мешает, только одни пошлые юмористические программы, попса и надоевшая всем реклама целый день, всякие там игры и розыгрыши, ни – ка – кой политики!.. Никакой! И чего еще вам надо и кто тогда вам мешает работать?