Путешествие на берег Маклая
Шрифт:
В некоторых местах я мог найти следы их прошлой оседлой жизни, состоявшие из разных плантаций, на которых все еще росли некоторые виды полезных растений, главным образом, кокосовые пальмы; под тенью их некогда были расположены хижины; только в трех местах я видел довольно большие деревянные хижины, принадлежавшие папуасским начальникам, именно на о-вах Наматоте, Айдума и Мавара, пощаженные малайцами, вероятно, для того, чтобы при посещениях этого берега иметь хотя какой-нибудь «pied-`a-terre».
В этих хижинах они, однако, боятся оставаться ночью, опасаясь измены папуасов, на вид смирных и почтительных, но не упускающих случая мстить своим врагам – малайцам.
На обратном пути, в июне 1874 г., я серьезно заболел в Амбоине и едва не умер в тамошнем госпитале, но, оправившись, я вернулся, заходя по пути в Тернате, Менадо, Макассар, на Яву, где снова воспользовался гостеприимством генерал-губернатора Лаудона. Зная его за человека честного и справедливого, я обратился к нему с полуофициальным письмом, в котором описал бедственное положение папуасов берега Ковиай вследствие эксплуатации их малайцами, ведущими деятельную торговлю невольниками.
Хотя рабство в голландских колониях давно уничтожено официально, на бумаге, но торговля людьми совершается на деле в довольно широких размерах, и находящиеся на многих островах голландские резиденты частью не в состоянии следить за тем, что делается в отдаленных колониях, частью же считают более удобным смотреть сквозь пальцы на подобные явления.
Письмо мое не затерялось в архиве, и голос мой за несчастных папуасов не оказался гласом вопиющего в пустыне: в ноябре 1878 г., уже в Сиднее, я имел большое удовольствие получить письмо из Голландии с известием, что голландским правительством приняты самые энергические меры к искоренению возмутительной торговли людьми.
Перехожу к моему четвертому посещению Новой Гвинеи, на этот раз – южного ее берега, с тою же целью сравнения обитателей его с чистым, несмешанным племенем берега Маклая, а также проверки рассказов о так называемом желтом малайском племени на юге Новой Гвинеи.
Миссионерами и некоторыми путешественниками неоднократно сообщалось о существовании на южном берегу Новой Гвинеи особого светлокожего племени, отличного от остальных темнокожих папуасов Новой Гвинеи, которое названо ими желтым, или малайским. Пропутешествовав по о-вам Меланезии месяцев одиннадцать на трехмачтовой шхуне «Sadie F. Caller», я с о-вов Соломоновых прошел на о-ва Луизиады, где оставил багаж на шхуне, возвращавшейся обратно в Сидней, а сам решил остаться на маленьком о. Варе (или Teste Island) в ожидании прихода туда миссионерского парохода, на котором и предполагал отправиться далее, на южный берег Новой Гвинеи.
Ожидать мне пришлось недолго: через неделю на миссионерском пароходе «Элленгован», на который я был радушно принят миссионером Лондонского миссионерского общества Чалмерсом, мы плыли уже по направлению к Ануапате – главной резиденции миссионеров на южном берегу Новой Гвинеи. Путешествие наше до Ануапаты, или порта Моресби, продолжалось около двух с половиной месяцев, и мне удалось посетить много встречавшихся на попутных островах деревень, при помощи переводчиков говорить с туземцами и сделать ряд любопытных антропологических наблюдений.
Наконец, добрались мы до Ануапаты – главной станции английских миссионеров. Она весьма негостеприимно встретила меня лихорадкой, от которой я едва отделался недели через три. Оправившись от болезни, я тотчас же, не теряя времени, принялся за розыски так называемых желтых людей, наблюдения
Хотя никакого желтого, отличного от других новогвинейских папуасов племени я не нашел, зато познакомился с некоторыми фактами, послужившими, несомненно, основанием вышеприведенных рассказов о желтых людях. В двух-трех из посещенных мною папуасских деревень, именно в Карепуна, Кало и Хула, я нашел у жителей несомненную примесь полинезийской крови.
Жители этих деревень, правда, весьма немногочисленные, отличаются от других папуасов южного берега прямоволосостью и более светлым цветом кожи; но из-за этого случайного и единичного явления говорить об особом желтом племени, конечно, не представляется ни малейшего основания.
Однако и эта незначительная в количественном отношении примесь полинезийской расы, оказавшая влияние на антропологический habitus туземцев-папуасов, отразилась также и на их обычаях. Несомненно, полинезийцы, быть может, случайно занесенные в своих утлых пирогах ветром или течением на южный берег Новой Гвинеи, ввели между туземцами, напр., обычай татуирования, на который я обратил особое внимание, так как обычай этот под влиянием миссионеров может скоро совершенно исчезнуть.
Лондонское миссионерское общество содержит в различных местах южного берега Новой Гвинеи около 30–35 миссионеров, из которых только двое – белые, остальные же принадлежат к туземцам островов Тихого океана, и не только полинезийцам, но и меланезийцам. На о. Лифу (группы Лойэлти) миссионеры устроили большую школу, в которой обучают молодых, более способных и энергичных туземцев и приготовляют их к пропаганде евангелия между островитянами Тихого океана.
Само собою разумеется, что темнокожие миссионеры из туземцев, зная хорошо язык, нравы и обычаи последних, гораздо успешнее ведут дело распространения христианской религии на островах Тихого океана и, являясь обыкновенно пионерами в новых местностях и среди вполне дикого населения, подготовляют и облегчают дальнейший путь миссионерам-европейцам.
С помощью миссионеров-туземцев распространение евангелия и вообще европейской культуры за последние 7–8 лет сделало значительные успехи среди папуасов южного берега Новой Гвинеи, и, вероятно, недалеко то время, когда многие из них будут усердно посещать церковь, распевать гимны и даже читать и писать по-английски.
При таких условиях, понятно, многие местные обычаи, как татуирование и т. п., с которыми соединены разного рода обряды и понятия, несовместные с христианскою религией и европейскою культурой, должны мало-помалу исчезнуть и перейти в область преданий. На южном берегу Новой Гвинеи татуируются преимущественно женщины, мужчины же – только в исключительных случаях, в отличие и награду за разного рода подвиги, особенно умерщвление врагов. Взглянув на мужчину-туземца, можно по его татуировке определить, сколько убил он людей, так как число вытатуированных фигур на различных частях тела (руках, груди, плечах) обыкновенно соответствует числу убитых им людей.
Женщины татуируются с детства до старости; девочек уже пяти-шести лет начинают разрисовывать, и эта разрисовка, по-видимому, прекращается только с рождением женщиной последнего ребенка. Встречаются женщины, украшенные татуировкой от лба до пальцев ног; иногда для татуировки бреют даже голову. Все это делается, конечно, из любви и даже страсти к украшению, и, действительно, татуированная туземная женщина, не только на мой взгляд, но и на взгляд многих других европейцев, производит гораздо более приятное впечатление.