Путешествие на "Щелье"
Шрифт:
баню, дали веники из тундрового кустарника. Я залез на полку и чуть не задохнулся. А Буторин все поддавал пару. Крепился я минут десять, бросил веник, спустился вниз. — Не лазь туда, Дмитрий Андреевич, умрешь. Мы с начальником станции успели передать в «Правду Севера» репортаж о переходе через полуостров, а Буторин все еще блаженствовал в бане. Наконец явился измученный, розовый. Жена начальника принесла ему валенки, оказались малы. Принесла другие — тоже. — Это все детские, — проворчал Буторин. Хозяйка принесла огромные, тяжелые калоши с теплой подкладкой.
— Это
— Вот это да! — заулыбался Буторин. — В самый раз… Он влюбился в эти калоши. Когда укладывались спать, повертел их в руках, вздохнул:
— Мне бы такие. Стоять у мотора — красота. Как думаешь, Евгеньевич, удобно будет попросить, чтобы мне их уступили?
— Удобно–неудобно, а выклянчим, — ответил я решительно. — Мы им тоже сделаем какой–нибудь подарок. Утром хозяйка сама предложила калоши Буторину. Он был растроган.
На станции пять человек, мы у них первые гости в этом году. Уговаривали пожить недельку. Но мы уже прикинули по карте–напрямую через губу до устья реки Индиги около ста километров. Погода — как по заказу. Начальник станции Юрий Степанов пожаловался: — Живем без лодки. На рыбалку или за нерпой — на плоту. Не только у нас, на всех гидрометеостанциях то же самое. Начальство опасается несчастных случаев.
— На берегу моря без лодки! — удивился я. — Это не жизнь.
— Да, скучно, что говорить… Продайте нам «Шельяночку», а? Дмитрий Андреевич?
— Без маленькой лодки нам никак нельзя. А что за посудина у вас на берегу?
— Была когда–то шлюпка. Мы уже думали. Дырявая вся.
— Пойдем поглядим…
Он осмотрел старую посудину и сказал, что ее можно привести в порядок: надо проконопатить и залить щели гудроном. Где его взять? У нас целое ведро — можем уделить. Лодка будет хоть куда.
На прощанье мы подарили работникам станции пачку патронов и полбутылки спирта, наш неприкосновенный запас. Отходили в час ночи, но провожать «Щелью» вышли все, даже трехлетняя полярница, дочь начальника станции Светлана.
Переход через Чешскую губу был спокойным для нас и беспокойным для Пыжика: Буторин поместил его на «Щельянку», которую мы вели на буксире, он слезно, до хрипоты лаял, не спуская глаз со «Щельи», ему казалось, наверно, что она убегает от него. «Щельянку» после этого перехода он стал презирать.
Короткая остановка в устье Индиги (взяли на метеостанции прогноз погоды–неважный), и снова в путь.
— Пойдем к Святому Носу, — решил Буторин. — В случае чего, убежим обратно в Индигу.
Святой Нос, узкий белокаменный мыс, по форме напоминающий копье, издавна пользуется у моряков дурной славой из–за мощных течений, водоворотов и длинной гряды подводных камней. Удобной стоянки здесь нет.
Издалека мы увидели маяк — высокую каменную башню, опоясанную черными и желтыми кольцами. Стали на якорь и втроем, считая Пыжика, отправились в гости. Поднялись на каменистый обрыв, увидели чистый, нарядный поселочек — новые одноэтажные дома, служебные постройки. А поодаль–древняя, сказочно кривая избушка.
Местный начальник Василий Бондарь, молодой чернобровый украинец, не поверил сначала,
— Я думал, из Индиги, — сказал он, внимательно изучив наши документы. — Ужинать! Хозяйство покажу завтра, оно у нас образцовое, первое место в соревновании. А сегодня — гуси и настоящее украинское сало. Здесь все охотники, и Роза, моя жена, так научилась гусей готовить — объеденье. Сначала не получалось, но я ее научил!
Ужин затянулся до полуночи. Утром пошли осматривать служебные помещения. Всюду порядок, чисто–та, чувствовалась рука опытного хозяина. — Благородный вид у вашего маяка, — сказал я. — Шекспировские цвета.
— Жена красила. Одна! Рабочих взять негде. А в этом году не хочет.
— Ой–ой–ой, такую махину…
— Высота тридцать семь метров. Свет виден за пятьдесят километров. Сейчас, в светлое время, не включаем.
По винтовой каменной лестнице мы поднялись на площадку маяка. Дул порывистый ветер, по небосводу струилась белесая мгла. С трех сторон — измученное море, покрытое седыми космами пены и тумана. Продолжая мыс, на север протянулась полоса бурунов.
— Придется вам обходить, — сказал, указывая на нее, Бондарь, — километра за два, чем дальше, тем лучше. Страшное место.
Надвигался шторм. Ветер встречный, синоптики обещали восемь баллов — Святой Нос не хотел пропускать «Щелью». Поморы в старину иногда не огибали его — перетаскивали суда волоком через перешеек в самом узком месте у основания мыса.
— Пора на корабль, — сказал Буторин. — Оставаться здесь опасно. Не найдем укромного места поблизости, уйдем в Индигу.
Я договорился с Бондарем, когда «Щелья» обогне Святой Нос, он сообщит об этом в «Правду Севера) До Индиги мы не дошли, стали на якорь в небольшцо излучине. Только успели все закрепить, укрыть брезентом — повалил мокрый снег.
К вечеру шторм утих. Около полуночи 7 июня мы обогнули Святой Нос. Вслед нам долго мигал маяк — прощальный привет.
— Река Вельт. Избушка Никольского, — прочитал я на карте. — Что за избушка?
— Остановимся, поглядим. Надо походить по тундре, должны быть гусиные гнезда, может быть, наберем яиц.
Осматриваю в бинокль устье реки, песчаные дюны поросшие редким кустарником. Ищу избушку. Вот он: — низкая, одинокая, с темными дырами вместо окон.
Причаливаем. Бревенчатые стены изнутри и снаружи наполовину засыпаны песком. Давно не струится дым над хижиной, не выходит навстречу гостям радушны! хозяин, полярный Робинзон, окруженный собаками… Как всякое заброшенное жилье, избушка словно излучает невидимые волны печали.
— Иди в ту сторону, — Буторин указал на далекое озеро, — а я в эту.
С полчаса брожу по бывшим владениям Никольского. Когда–то и его взгляд скользил по этим холмам. Пыжик мечется из стороны в сторону, ловит мышей — это его любимое занятие.
Может быть, какой–нибудь матрос выбрался на этот берег после кораблекрушения? Отчаянно цеплялся за жизнь и не думал, что его имя останется на карте.
Мы дошли до озера и повернули обратно. По пути я подобрал на берегу несколько лиственничных кругляшей для печки.