Путешествие на Тандадрику
Шрифт:
— Да, — буркнул заяц и многозначительно поглядел на щенка: видишь, мол, как лягушка расхозяйничалась у моего костра! — Ах да! — вспомнил он. — Больше всего я любил по ночам бросать дротик…
— Это такой с резиновым наконечником? — уточнил щенок.
— Ну да, с резиновым наконечником. Шлёп! И он прилипает к мишени. У меня так ловко получалось… Ну вот теперь действительно всё, — покосился он на лягушку.
— Слово
— Твинас, — представился, приоткрыв сначала один, потом другой глаз, пингвин. — Твинас меня зовут. Как я уже говорил, я толстый, неуклюжий, немного прихрамываю и немного нерасторопный…
— Хи-хи-хи… — не удержался щенок, но, глянув на сурово сжатую пасть лягушки, сделал вид, что закашлялся: — Кхе-кхе-кхе…
— Зато, — продолжал Твинас, — я изо всех сил стараюсь шевелить мозгами, а уж когда беру в рот трубку, мозги у меня вертятся, как волчок. Меня даже прозвали Сыщик Твинас — не только потому, что я любил смотреть по телевизору фильмы о преступлениях, но и потому, что я распутал не одно сложное дело. Ну а ступня… Я её потерял во время погони за злодеем, а так как без ступни не побегаешь, то я и оброс жирком.
— Но ведь вы сказали, — напомнил щенок, — что поправились потому, что ваш заводной ключик сломался.
Перед тем как ответить, великий сыщик пососал трубку.
— Истинная правда, — сказал он. — Гоняясь за злодеем, я и ступню потерял, и ключик сломал. Вернее, этот негодяй мне его сломал, чтобы я его не догнал. Ну а кому нужен сыщик без ступни? У меня всё.
Настала очередь щенка. Он нервно захлопал ушами, облизал нос, вернее, фасолину и откашлялся.
— Слово пилоту, — вдруг объявила лягушка.
— А я? — остолбенел щенок. — А как же по ча… часовой стрелке?
— Я тебя предупреждала, — сказала лягушка. — Ты продолжал мешать рассказчикам, и в наказание я лишаю тебя слова. Начинайте, пилот.
Щенок грустно понурил мордочку.
— Хорошенькое дело! — щёлкнул хворостиной заяц. — Нашлась командирша! Сидит у моего костра и моему другу приказывает! Кто тебя просил? Говори, приятель, говори и хихикай так, чтобы щёки лопнули!
— Как же так? — обвела глазами собравшихся лягушка. — Ведь все мы против хаоса и беспорядка, верно? Говорите, пилот!
Пилот молча покачал шлемом.
— Твинас, — окликнула пингвина лягушка, — поддержи порядок! Мы ведь вместе сюда пришли.
Но ответа она не дождалась. Пингвин дремал или прикинулся спящим: его глаза закатились, трубку он спрятал под крыло, а шлёпанец подвернул под живот.
— Говори, — снова подбодрил щенка Кадрилис. — Вперёд, дружище!
— Ну ладно, — сдалась лягушка и жалобно шмыгнула носом. — Я хотела приучить вас к дисциплине, чтобы в случае опасности мы могли дать дружный отпор или даже атаковать… Но раз уж вам не требуется мой опыт организатора, поступайте как знаете.
— Почему же? — дружелюбно возразил щенок. — Нам даже очень пригодится ваш опыт… Но сегодняшняя ночь — новогодняя, так почему бы нам не посмеяться, не повеселиться без всяких повесток дней и часовых стрелок?
— Пусть
— Да что вы сцепились, как петухи-забияки? — миролюбиво пробасил Твинас.
— По правде говоря, — сказала лягушка, — из-за этой стрелки, — она пугливо покосилась на хворостину в лапе у зайца, — у меня совсем из головы вылетело, что сегодня Новый год. Поэтому прошу у всех прощения, а сейчас…
— …а сейчас, — взялся руководить Кадрилис, — будет говорить щенок!
— Ку… Моё имя — Кутас [2] , то есть кисточка, — скромно начал щенок. — О бульдоге Гогасе я уже говорил. Но он мне только нос отодрал, а хвост оторвал мальчишка Римас. Плохо мне было, так плохо, но я прошептал одно словечко, — щенок заговорщицки подмигнул Кадрилису, — и тогда соседская девочка Рута вместо носа приклеила мне фасолину, а вместо хвоста пришила кисточку от скатерти с бахромой. Вот поэтому и прилипло ко мне имя Кутас. Может, уже всё?
2
Кутас по-литовски «кисточка».
— Нет, не всё! — встал со своего места Кадрилис. — Запомните: случись у кого-нибудь беда, Кутас не раздумывая пожертвует и фасолиной, и хвостом, и чем угодно, а ему даже слово не хотели дать!
— Я уже извинилась, — проворчала лягушка. — Теперь я могу сказать, что слово предоставляется кукле?
— Конечно, можешь! — дружелюбно тявкнул Кутас.
Кукла заговорила не сразу: видно, сомневалась, рассказывать или по-прежнему хранить гордое молчание. Она стянула с руки единственную перчатку, снова надела её, повернулась к костру лицом с вздрагивающими ресницами и медленно встала. Отблески костра окрасили её выцветшую ночную сорочку в оранжево-розовый цвет.
— Не думайте, — наконец заговорила она, — нет, не думайте, что я из вашей мусорной кучи! Я сама сюда прибежала, прямо из города. Никто меня не выбрасывал, никто никуда не увозил, никто никуда не вываливал… нет! — кукла отчаянно трясла лысой головой.
Она замолчала, удивлённые игрушки тоже затихли, и даже сухие веточки в костре перестали потрескивать.
— Простите, — прервал тяжёлую тишину Кутас, — но мы пока не узнали… — Вспомнив вдруг про строгую распорядительницу, он прикусил язык.
— Перебивай сколько влезет, — как можно приветливее ободрила его лягушка. — Все перебивайте, непременно!
— Глянь-ка, и снова лягушка влезла! — не скрывая досады, воскликнул заяц.
— Раз уж в новогоднюю ночь всё дозволено, — бросила взгляд в его сторону лягушка, — отчего бы и мне не влезть?
От такого удачного ответа у зайца даже губа отвисла.
— Я просто хотел напомнить, — закончил фразу Кутас, — что мы ещё не узнали, как вас зовут.
— Эйнора, — ответила кукла.