Путешествие на Южный полюс
Шрифт:
Егермейстер произвел второй выстрел. Осечка! В одно мгновение лицо его побледнело, и он полностью осознал всю трагичность ситуации. Его жизнь была на волоске, он готов был бросится бежать, но позор был хуже смерти, потому он просто смотрел вперед и ждал. Ларс Нансен прицелился. Десять секунд шли как целая вечность. Был произведен выстрел. Опять в сторону.
– Полагаю дуэль можно закончить, – сказал Гачев, – конфликт исчерпан? – спросил он Кочеткова. Тот стоял нахмурившись, словно думал о чем-то глубоком. Затем посмотрел на норвежца и кивнул
– Вы стреляли в сторону? Почему? – поинтересовался он у норвежца.
– Порой, в такой прекрасный день, все должно быть прекрасно. Я не хотел нарушать здешний покой и омрачать свое и ваше настроение смертью господина Кочеткова.
– Но, а что на счет вашей смерти? Разве вы не боялись умереть сегодня?
– Там, откуда я родом, не принято бояться. Страх лишает возможности действовать правильно и расчетливо. Если так угодно судьбе, значит я покину этот свет тогда, когда ей заблагорассудится.
– Вы мудрый и сильный человек, господин Нансен, и мне было приятно иметь возможность повстречать такого, как вы, – они пожали друг другу руки и Гачев отправился восвояси.
– Что ж, полагаю, и нам следует заняться важными делами, не так ли, господин Курбатов? – весело он обратился ко мне. – Ведь сейчас только утро и самое время начать подготовку к экспедиции.
– Вы правы! С чего же мы начнем?
– Начнем с визита к Вашему дяде! – провозгласил он, и мы отправились в город.
«Гефест»
Мы шли по улице и решили зайти в бывшее кафе Вольфа и Беранже, которое теперь называется просто Литературное кафе. Там подавали отменный кофе, и можно было прилично позавтракать, почитать прессу и поговорить. Усевшись за свободный столик, мы заказали две тарелки щей, омлет, два пирожных и две чашки кофе. Мой желудок ясно дал понять, что нуждался в пище еще тогда, когда мы были в Лесном парке. Поэтому, как только принесли завтрак, я тут же приступил к нему.
В связи с последними событиями я не мог увидеться с дядей и потому не знал, на каком этапе находится подготовка к экспедиции, в связи с этим я решил узнать это у Ларса Нансена.
– Господин Нансен, прошу Вас, скажите, на каком этапе находится подготовка к экспедиции? Вся ли команда собрана? – Ларс Нансен сделал жест пальцем, что как только он прожует кусок омлета, он сразу даст мне ответ на мой вопрос.
– Подготовка почти окончена. Через неделю мы начнем погрузку всего необходимого на судно. Что касается команды, то я рассчитывал найти всего двух человек, одного из которых я нашел в Английском клубе, я имею в виду вас, господин Курбатов. Второго же, крайне важного члена нашей команды, я не смог отыскать. Нам не хватает кока, – улыбнулся он и продолжил поглощать завтрак.
– Что ж, я полагаю, что решить этот вопрос не составит труда, когда мы встретимся с дядей. Он то уж точно придумает где нам достать кока.
После завтрака мы отправились к дядюшке. Погода расстроилась, пошел небольшой дождь, но его хватило, чтобы к черту размыть всю дорогу. Из-за этого мы добирались до дома Туле целых два часа, хорошо, что мы позавтракали.
Дядюшка как раз выходил из дома, закрывая дверь на ключ. Он увидел нас и весело побежал в нашу сторону.
– Здравствуйте, друзья! Я вижу, что вы уже познакомились? – добродушия дядюшки не было предела.
– Да, – ответил я, – господин Нансен заходил к нам в клуб, там мы и познакомились. – Я не стал упоминать об утренней дуэли и возникшем между Ларсом Нансеном и Кочетковым конфликте. – Пусть это останется в тайне, – подумал я.
– Очень рад слышать это. Теперь же поспешим в порт, есть важное незаконченное дело и я хочу, чтобы вы присутствовали при его свершении, – интригующе залепетал дядюшка.
Что за дело, мы не стали спрашивать, и просто последовали за ним. Поймали экипаж и поехали в порт.
Дождь уже совсем прекратился, и солнце, рассеяв тучи, согрело улицы Петербурга. Бесчисленное множество людей гуляли и радовались хорошей погоде. Находились и те, кто оставался мрачен. Все же большая часть была настроена позитивно. Вскоре и мое настроение улучшилось, и я мог снова радоваться жизни, как и прежде.
Порт был усеян людьми разного сорта, попадались англичане и французы, итальянцы и немцы, ирландцы, метисы, чернокожие. Большая их часть работала на верфи, остальные были либо приезжие, либо моряки. Кораблей было не счесть.
– Скорее, – позвал нас дядя, и пошел в сторону верфи. Под большим навесом на стапеле стояла шхуна. Возле нее столпилась небольшая толпа рабочих и моряков. Они обсуждали корабль, а некоторые шепотом выражали удивление и говорили «ого», «вот так посудина!», и многозначительно говорили «хм, интересно…».
Мы подошли к стапелю, где несколько докеров при помощи мощных дубовых деревянных балок тащили ту металлическую штуковину, похожую на аппарат для перегонки спирта, что я видел у дядюшки в мастерской.
– Это же…, – не успел я закончить фразу, впрочем, и не знал, как ее закончить, как дядюшка перебил меня и с гордостью подтвердил:
– Сердце «Гефеста»!
Мы стояли и молча смотрели, как докеры занесли двигатель во внутрь судна.
Корабль имел сильную осадку и странные, нетипичные обводы: поперечное сечение корпуса напоминало по форме скорлупу грецкого ореха, как у лоцманского бота.
Длина «Гефеста» по килю составляла 29,5 метра, длина по ватерлинии – 34,35 метра, а наибольшая длина – 37 метров. Ширина по ватерлинии без ледового пояса была 8,5 метров, глубина трюма – 4 метра.