Путешествие на Запад. Том 3
Шрифт:
Долго сражались противники, но так и нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг чародейка выбросила вперед руку, и, прибегнув к приему «Ядовитое дерево, способное свалить с ног коня», ударила Сунь У-куна по голове.
– Ой! Больно! – завопил Сунь У-кун и бросился бежать с поля боя. Чжу Ба-цзе, видя, что дело плохо, тоже пустился наутек, волоча за собой свои грабли.
Тут чародейка убрала оружие, празднуя победу.
Между тем Сунь У-кун, обхватив голову руками, стонал:
– Больно! Больно!
– Что случилось, братец? – спросил, подбегая к нему, Чжу Ба-цзе. – В самый удачный момент, когда мы вот-вот должны были выиграть бой, ты вдруг заорал
Обхватив голову руками, Сунь У-кун продолжал стонать:
– Ой, как больно! Ой, как больно! Ой, как больно!
– У тебя голова заболела? – встревоженно спросил Ша-сэн.
При этих словах Сунь У-кун подскочил и заорал:
– Да нет же! Нет! Нет!
– Так скажи, в чем дело? – допытывался Чжу Ба-цзе. – Я не видел, чтобы тебя ранило, а между тем ты кричишь во все горло.
Продолжая охать, Сунь У-кун с трудом стал говорить:
– Когда я с ней дрался, чертовка почувствовала, что ей не устоять, и ударила меня чем-то по голове. С той минуты у меня началась нестерпимая головная боль, и я бросился бежать.
– А ты хвалился, что у тебя голова закаленная, – со смехом сказал Чжу Ба-цзе. – Что же ты такого пустяка не выдержал?
Сунь У-кун обиделся:
– Голова у меня действительно закаленная. Что только с ней не делали! – сказал он. – После того как я вступил на путь Истины и закалил себя в самоусовершенствовании, я учинил буйство в небесных чертогах, похитил яства в Персиковом саду и выпил вино бессмертных небожителей, а также съел пилюли бессмертия, принадлежащие Лао-цзюню. Нефритовый император послал против меня царя духов умерших, обладающего неимоверной силой, и всех духов, обитающих на двадцати восьми созвездиях. Они схватили меня и доставили на лобное место у дворца созвездия Доу-ню. Мою голову пытались огрубить, метали в нее молнии и громы, жгли огнем, но ничего не вышло. Затем Лао-цзюнь поместил меня в свою волшебную печь с триграммами, в ней он плавил меня сорок девять дней – и все напрасно! А эта чародейка каким-то неведомым оружием причинила мне нестерпимую боль.
– Убери руки, – сказал Ша-сэн, – я погляжу, что у тебя с головой. Все цело! Ни единой царапины!
– Конечно, цело! – подтвердил Сунь У-кун.
– А не слетать ли мне в столицу Силянского государства, – предложил Чжу Ба-цзе. – Может быть, я достану там какой- нибудь мази или пластырь?
– Зачем? – удивился Сунь У-кун. – Ведь на голове нет ни шишки, ни царапины. Куда же прикладывать пластырь или мазь?
Чжу Ба-цзе рассмеялся:
– Вот видишь, послеродовой горячки у меня так и не было, а ты болячку в голове приобрел.
Ша-сэн одернул его:
– Брось свои шутки, сейчас уже время позднее, у Сунь У-куна болит голова, что с наставником, жив он или нет, – мы не знаем. Что же делать?
Сунь У-кун со стоном произнес:
– Наставник цел и невредим. Когда я, превратившись в пчелу, проник в пещеру, то увидел его. Эта ведьма сидела в беседке среди цветов. Затем служанки подали на двух блюдах пирожки: одни с начинкой из человечьего мяса – скоромные, другие – с какой- то начинкой «дэнша» – постные. Затем я видел, как две молодые служанки привели наставника в эту беседку, а ведьма стала угощать его пирожками и успокаивать. После этого она стала объясняться в своих чувствах и говорила, что хочет быть спутницей и подругой нашего наставника. Он сперва молчал, не отвечал ей и пирожков не брал, но потом, видимо, поддался ее сладким речам и нежным уговорам. Не знаю, почему он вдруг заговорил с ней и даже согласился съесть пирожок, правда, постный. Ведьма взяла пирожок,
Все это я слышал слово в слово и, опасаясь как бы наш наставник не увлекся и не осквернил себя, принял свой первоначальный облик, поднял посох и стал наступать на чародейку. Тут она применила свои чары, выдохнула пламя и дым, скрывший всю беседку, а служанкам велела немедленно увести нашего наставника. Вращая своим трезубцем, она стала наседать на меня, и шаг за шагом мы очутились за воротами пещеры.
Ша-сэн внимательно слушал и от волнения кусал пальцы.
– Интересно, когда эта чертовка стала следить за нами и откуда ей известно, что с нами произошло несколько дней тому назад?
– Неужели, – вскричал Чжу Ба-цзе, – после этого мы будем сидеть сложа руки? Нужно сейчас же, несмотря на поздний час, отправиться к воротам и вызвать ее на бой. Будем кричать и биться всю ночь, чтобы она не знала ни минуты покоя, и помешаем ей завлечь нашего наставника.
– Я никуда не пойду, – простонал Сунь У-кун, – голова у меня разламывается.
– Не надо сейчас никуда ходить, – сказал тут Ша-сэн. – Сунь У-кун заболел, и, кроме того, я уверен за нашего учителя. Он настолько чист и непорочен, что никакие женские соблазны не смутят его покой. Давайте расположимся на ночлег где-нибудь здесь, на склоне горы, где нет ветра. За ночь мы наберемся сил, а утром подумаем, что предпринять.
Трое монахов крепко привязали белого коня и, по очереди карауля свою поклажу, стали отдыхать. Здесь мы их пока оставим и вернемся к чародейке.
Чародейка пришла в радостное расположение духа и от недавней неистовой злобы не осталось и следа. Она позвала своих служанок:
– Ступайте и прикажите крепко-накрепко запереть все входы и выходы, – сказала она, а двум караульным велела зорко следить за тем, чтобы Сунь У-кун снова не пробрался в пещеру: – Как только услышите малейший шорох, так сейчас же поднимайте тревогу.
– Девушки! Приберите как следует опочивальню. Зажгите свечи и благовония, а после этого приведите нашего гостя – брата Танского императора. Я хочу провести с ним время в радостном свидании.
И вот из глубины пещеры служанки ввели Танского монаха. Волшебница с чарующим видом взяла Сюань-цзана за руки.
– Мне часто приходилось слышать, – сказала она вкрадчивым голосом, – что «не так дорого чистое золото, как дороги радость и покой». Я хочу позабавиться с тобой любовными утехами, словно мы с тобой муж и жена.
Танский монах до боли стиснул зубы и не промолвил ни слова. Ему не хотелось идти за чародейкой, но он опасался, что она загубит его своими чарами, и, дрожа от страха, последовал за ней в ее благоухающие покои.
Он шел в совершенной растерянности, робкими шагами, опустив голову. До того ли ему было, чтобы осмотреть убранство опочивальни, разглядеть ложе и постель, ознакомиться с роскошными нарядами, украшениями, шкатулками и гребешками?! Он не слышал страстных, любовных речей волшебницы и вел себя как настоящий монах.