Путешествие парижанина вокруг света
Шрифт:
— Значит, вы защищаетесь?! Прекрасно! Так пусть же пароходы, которые я пускаю ко дну, и негры, которых я вывожу с их родины, пусть также защищаются!
— Да это уже сделано! Час возмездия настал! Ваше убежище открыто, и вы обречены!
— Прекрасно! Так прикажите повесить меня!
— Нет! Я этого не хочу и не допущу!
— Почему?
— Потому, что я был вашим другом; потому, что ваше сердце билось в унисон с моим в те холодные ночи на бивуаках, потому, что вы проливали свою кровь за Францию… Потому, наконец, что в вечно проклятый день капитуляции я видел, как вы переломили свою шпагу!..
— Довольно! Довольно!.. Я не хочу больше ничего подобного слышать… не хочу, прекратите…
— Эти дорогие, хотя и тяжелые воспоминания волнуют и трогают меня, — продолжал Андре, — и я не хочу, не могу допустить, чтобы человек, который был моим боевым товарищем, который страдал и дрался вместе со мной, который сделал столько ради моей родины, умер, как висельник, на рее военного судна… Нет!.. Нет!..
— Но я не могу больше терпеть такое положение! — с отчаянием вырвалось из груди бандита. — Разве ты не видишь, что во мне кипит вся кровь… Что она заливает мне глаза… Знаешь, еще никто не сумел пробудить в моей судьбе раскаяние, но ты покорил меня! Позволь мне еще раз быть твоим другом… всего на несколько минут… ведь осужденным на смерть ни в чем не отказывают… а я обречен на смерть и умру… Так слушай!.. Я буду очень краток… Одно слово объяснит тебе очень многое, больше, быть может, чем длинная речь!.. Я погиб, так как был игроком! Ах, эта картежная игра! Ты знаешь, что она может сделать из человека! Эта роковая страсть разбила мне жизнь и сделала меня негодяем; она связала меня по рукам и ногам, лишив всякой надежды на возрождение к нормальной жизни… Я попал в лапы негодяев совершенно неожиданно для самого себя: проиграв однажды громадную сумму, я не смог ее уплатить, и меня вынудили подписать договор… Я долго не соглашался, но мне больше ничего не оставалось — меня заставили подписать… Об остальном ты можешь сам догадаться. Мне грозили страшный скандал, бесчестье, позор и, конечно, полная нищета… Еще будь я один, я пустил бы себе пулю в лоб, и дело было бы кончено. Но у меня на руках был ребенок… чужая девочка… Мэдж… бедное дитя, стоившее жизни ее покойной матери, такой же чудной и прекрасной, как она… Я не мог решиться обречь ее на позор и нищету и согласился на это нравственное падение ради своего ребенка… Я стал их рабом, я продал свою душу этим дьяволам и стал вершителем их приговоров!.. Когда впоследствии я хотел вступить в борьбу с ними, хотел восстать против них, вырваться из их лап и порвать цепи, связывавшие меня, то было уже поздно. Они похитили у меня мою дочь, единственную мою привязанность в жизни, — этот ребенок, которого они скрывали от меня, был им залогом для повиновения отца… Я убивал людей, чтобы моя Мэдж была жива! Понимаешь ли? Затем, когда я возвращался из какой-нибудь удачной экспедиции, мне позволяли в награду за мои успехи повидать своего ребенка… прижать ее к своему сердцу, покрывать поцелуями, купленными ценой крови, — и я испытывал при этом горькое наслаждение целовать этого непорочного, чистого ангела под строжайшим надзором своих властителей.
Затем я мало-помалу стал свыкаться с преступлениями, и тяжесть нечистой совести стала мне менее чувствительна. Не имея возможности вернуть мою дочь, я перестал бороться с негодяями, опасаясь чем-нибудь навредить ей, моей несчастной заложнице…
Теперь еще одно последнее слово, Андре. Через минуту здесь произойдет, вероятно, резня, и моя дочь лишится отца. Тем лучше для нее! Пусть она никогда не узнает, кем я стал на самом деле. Ты, как я вижу, все тот же благородный и великодушный человек, каким я тебя всегда знал… Я преклоняюсь перед тобой и чту тебя… как бандит может чтить честного и порядочного человека!
— Флаксхан, — заметил Андре, прервав своего бывшего друга, — твоя дочь будет моей дочерью, и если она лишится отца, то я буду ей отцом!
Искаженное горем лицо Флаксхана при этих словах Андре сразу прояснилось, даже мимолетный румянец окрасил его щеки.
— Подожди меня здесь… одну минуту… я сейчас вернусь! — сказал он и скрылся за занавесом в смежной комнате. Минуту спустя он вернулся, держа в одной руке довольно объемистый портфель, туго набитый документами, в другой — тяжелый двуствольный карабин.
— Вот, возьми это! С содержанием этого портфеля ты ознакомишься, когда все будет кончено. Это касается моего ребенка. Когда меня не будет в живых, я уверен, что они вернут ее тебе, но в случае, если они откажутся, ты сумеешь вынудить их к этому. Ну а теперь прощай. Иди по этому коридору все прямо и уходи как можно скорее. Уведи отсюда всех своих товарищей и друзей. Пусть командир даст приказ к отступлению, иначе через пять минут уже будет поздно: ни один человек не останется в живых. Мои сподвижники, запершись в своих казематах, ничего не подозревают о своей скорой кончине!.. Прощай. Андре! Прощай! Пусть это место станет могилой морских бандитов! — добавил он громким и звучным голосом, в котором слышалось что-то торжественное.
Вверху высокого свода большой белой залы, в самой вершине ее купола, был вделан большой иллюминатор, подобный иллюминаторам в подводных частях судов, но это был иллюминатор громадных размеров. Он был вделан в лаву атолла с целью дать возможность бандитам наблюдать, благодаря известной игре призм, за тем, что делалось вокруг, не имея надобности выходить из пещеры. Как мы уже знаем, то же приспособление было и на разбойничьем корабле.
Это стекло шириной около трех метров, тщательно вделанное и впаянное в свою оправу, прекрасно выдерживало напор волн, не пропуская ни одной капли влаги, несмотря на страшное давление воды лагуны, заполнявшей середину атолла.
В тот момент, когда Флаксхан произнес слова: «Пусть это место станет могилой морских бандитов!», он медленно поднял вверх свой карабин, нацелился на стекло, которое казалось как бы мертвым глазом, смотревшим на трупы и тела, валявшиеся в зале, и выстрелил. Пуля царапнула стекло. Удивленный Андре стоял как прикованный к месту.
— Да беги же! Спасайся!.. Ведь сейчас вода ворвется сюда… Беги… ради моей дочери… ради твоей дочери теперь!..
— Прощай! — воскликнул Андре в последний раз, совершенно растерянный и растроганный. — Прощай и умри с миром!
От второго выстрела в стекле образовалось отверстие толщиной в палец, — и тотчас же оттуда хлынула неудержимая струя воды, прямая, как стальной прут. Эта струя под громадным давлением в несколько тысяч атмосфер с шумом низринулась в пещеру.
— Прекрасно, — проговорил бандит, — но этого еще недостаточно! — И он стал делать один за другим выстрелы, чтобы раздробить стекло. Его карабин мог давать двенадцать выстрелов.
Но уже пяти или шести пуль было достаточно, чтобы разнести вдребезги толстое стекло иллюминатора. Тогда море неудержимым потоком ворвалось в большое круглое отверстие, наполнив бушующим ревом пещеру, где и без того внизу уже плескалась вода.
Флаксхан, опершись на свой карабин, спокойно ожидал смерти. Остальные бандиты, выгнанные из своих казематов этим неожиданным наводнением, хотели было бежать в верхнюю галерею, но было уже поздно: всю пещеру в одну минуту затопило. Успевшие бежать матросы с крейсера услышали еще взрыв проклятий, и затем все стихло. Безымянный атолл действительно стал могилой морских бандитов.
ЭПИЛОГ
Матросы с «Молнии» успели спастись от наводнения, быстро распространившегося по всем ходам и галереям атолла. Но, к сожалению, и без того уже очень многие из них заплатили жизнью за эту победу. Капитан де Вальпре, убежденный, что ни один из бандитов не успел бежать, что все погибли в затопленных галереях, уверенный, что их таинственное судно, затопленное на дне лагуны, стало безвредным, решил как можно скорее вернуться в Европу. Необходимо было снять голову у этой страшной корпорации и действовать без промедления.