Путешествие парижанина вокруг света
Шрифт:
Судебная власть каждой отдельной провинции совершенно независима, и преступнику стоит только переселиться за пределы его округа, чтобы жить в полной безопасности, иногда всего в полусотне метров от того места, где он был приговорен к смертной казни.
Впрочем, приговоры судей в большинстве случаев не отличаются особенной строгостью, за исключением случаев скорого суда, когда обычным приговором являются два года службы в линейном батальоне на границе индейского резервата.
Эта граница, в сущности, ничтожная канава глубиной два метра и шириной шесть, которую очень
Через каждые сорок километров виднеются блокгаузы, а в промежутках между ними — небольшие лагеря, где живут вперемешку солдаты и индейцы «мансос» (оседлые), признающие местные власти, но которые, как только хорошо откормят коней и сами разжиреют на казенных харчах, в одну прекрасную ночь сбегут к своим сородичам вместе со своими, а иногда даже и с солдатскими конями.
Прежде чем вернуться к Санта-Фе, следует сказать еще пару слов об Эсперансе, расположенной в сорока пяти километрах от вышеупомянутого города и не уступающей ему ни по численности населения, ни по богатству.
Это объясняется отчасти тем, что местное правительство много делает для привлечения иностранцев-колонизаторов: оно отпускает им тотчас же по прибытии дом, пару лошадей, пару волов и двадцать квадратных «cuadras» земли (cuadra равняется девяносто восьми метрам) для возделывания.
Эта колония находится под непосредственным наблюдением политического вождя, который для проформы представляет отчет о своих действиях губернатору провинции, но, в сущности, волен поступать во всем по своему личному усмотрению.
Эта независимость превратилась в полнейшую автономию после последних беспорядков, во время которых колонисты выставили самым форменным образом за дверь господина Buscado de paz (то есть мирового судью) и разбили наголову батальон, вставший на его защиту.
Тот властитель, который присвоил себе всю эту власть, не кто иной, как доктор Лесман, швейцарец родом, большой богач, владелец завода, прелестнейший господин лет тридцати пяти, необычайно смелый, решительный и энергичный и вместе с тем чрезвычайно справедливый и честный, как истинный республиканец, но строгий ко всякого рода лодырям и лентяям. Кроме того, он является еще хозяином и основателем местной газеты «Coloneo del West».
Дом, куда повел своих гостей бывший офицер зуавов, бургиньонер Флажоле, был расположен в порту. Это было комфортабельное жилище, каким может быть только жилище человека богатого, со вкусом, любителя французского комфорта. Он оказал им самое широкое гостеприимство, и, конечно, наши друзья много говорили о Париже и о милой Франции. Когда настала ночь, из города стал доноситься тот смутный гул, похожий на ропот волн и шум прибоя, который наши друзья уловили в тот момент, когда только что вошли в лес.
Этот своеобразный шум был хорошо знаком Флажоле, уже не раз слышавшему его. Но Буало положительно не мог сидеть спокойно на месте, наконец он не выдержал.
— А что, если мы пойдем посмотреть? — сказал он.
— Да! — поддержат его Фрике. — Хоть взглянуть!
— Да неужели вам охота получить по физиономии? Предоставьте лучше этим людям сводить свои счеты, как они хотят, и не вмешивайтесь в то, что вас вовсе не касается!
— Но пожалуйста, Флажоле, ты же отлично знаешь, что ничего опасного нет!
— Я знаю, что здесь пули главным образом предназначаются для зевак и не только здесь, но и везде, а рисковать всадить в себя пулю без всякой надобности — это, прости меня, просто неумно. Ты знаешь, я и сам не хуже другого умею владеть оружием и тоже участвовал во всяких передрягах, но, признаюсь, меня все это ничуть не прельщает! Если бы еще дело шло о чем-нибудь другом, если бы это было одно из тех внезапных восстаний, которые превращают порабощенный народ в вольных граждан! Если бы надо было оплатить своей кровью хотя бы один миллиграмм независимости, то я, не теряя минуты, схватил бы свой карабин и крикнул: «На баррикады!» Но кой черт мне от этих домашних распрей, когда прекраснейшие парни, перессорившись из-за пары сапог, не могут иначе сговориться между собой, как только посредством обмена ружейными выстрелами даже по поводу самых мельчайших пустяков!
— Да, но мы, однако, пустились в кругосветное путешествие не с тем, чтобы сидеть в четырех стенах! Надо же нам посмотреть, что происходит вокруг нас!..
— Наконец не съедят же нас, месье Флажоле. Ведь мы только одним глазком посмотрим! — говорил Фрике.
— Ах вы, упрямцы этакие! Да знаете ли, в чем тут дело? Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, что здесь будет происходить? Губернатор Ириондо весьма непопулярен здесь. Это рослый детина лет тридцати пяти, в сущности, довольно безобразный, но у него есть одна страсть — пиво. То количество пива, какое он поглощает, привело бы в ужас самого отъявленного пропойцу из любого немецкого университета. Он был страшно обременен долгами в Буэнос-Айресе, и отчасти этим объясняется его назначение сюда. Назначение это не обошлось без вмешательства и влияния иезуитов. Но, в сущности, не все ли равно?!
— Я лично не терплю иезуитов, и их протеже никогда не мог бы рассчитывать на мое сочувствие! — заявил Фрике.
Все расхохотались при этом энергичном заявлении.
— Ну а кого же, если позволите спросить, хотят поставить на место данного господина? — осведомился опять Фрике.
— Славного малого по имени Итуррассо, которого я очень люблю и которому желаю всякой удачи!
— Ага! В таком случае да здравствует Итуррассо и долой Ириондо!
— Muere el Traidor!.. (Смерть предателю!) — заревели вдруг голоса на улице.
— Чего они кричат? Вот странные люди!
— Ну тут ничего не поделаешь! Прольется кровь! Заговор в полном разгаре. Все главари здесь у Этеррага, в кофейной на главной плошали. Они ждут только сигнала, по которому подоспеют сюда колорадос, расположенные лагерем за городом.
Не успел старый зуав договорить, как на улице началась перестрелка.
Одним прыжком все трое оказались на улице. Буало не мог не засмеяться.
— Ну а где твоя решимость не вмешиваться? — обратился он к Флажоле.