Путешествие парижанки в Лхасу
Шрифт:
Тупас в По-юл нисколько не походили на тех простых добрых людей, что помогали нам в предыдущих переправах. Своими грубыми повадками и живописным обликом они напоминали персонажей с рисунков Гюстава Доре. Канат — под стать перевозчикам, — казалось, так и жаждал приключений. Река была гораздо шире Салуина, и трос страшно прогибался; вероятно, в период паводков его средняя часть оказывалась под водой.
Сначала перевозчики сказали, что займутся нами на следующий день, но затем они вняли настоятельным просьбам предводителей наших попутчиков и, подсчитав причитавшуюся им сумму, согласились переправить нас в тот же день.
В самом деле, работа была нелегкой. Перевозчиков работало не меньше дюжины. Сперва часть из них перебралась на другой берег, проделывая
Затем стали перетягивать вещи, и это заняло много времени. Между тем пожилая женщина, по-видимому руководившая тупас и уже получившая за переправу деньги, принялась взимать дополнительную плату в размере трех иголок с человека или равноценную стоимость наличными. Иголки в Тибете пользуются большим спросом, и в местах, удаленных от караванных путей, их нелегко раздобыть. Матушка тупас, выпрашивавшая иголки у пассажиров, вероятно, неплохо подзаработала.
Я должна была переправляться перед Йонгденом. Меня прицепили к канату за крюк вместе с какой-то женщиной, как и на берегах Салуина, но на сей раз обошлось без происшествий.
Вокруг подвесного моста простиралась дикая и величественная местность, над которой возвышалась гигантская вершина Жьялва-Пе-Ри [136] . На середине реки перед моим взором промелькнуло одно из самых чудесных видений, которые мне доводилось лицезреть за время долгих походов по горам Азии.
136
Эту гору одни называют Жьялва-Пе-Ри («победоносная гора лотоса»), а другие — Жьялва-Пал-Ри («победоносная и благородная гора»). Ее высота превышает 7000 метров.
Внушительные сугробы нетронутого снега на склоне «победоносного лотоса» в обрамлении лесистых гор белели на краю мрачного ущелья, в которое неистово устремлялась река Йигонг. Казалось, ее бурные воды обезумели и бросаются к ногам невозмутимого горного исполина, стремясь поскорее принести себя в жертву. Здесь, как нигде, особенно ощущалась неизъяснимо таинственная атмосфера, окутывающая любой тибетский пейзаж. Скалы и деревья стояли с многозначительным видом, словно хранили неведомый секрет, а шум ветра в чаще, казалось, был полон загадочных недомолвок.
Как же мне хотелось надолго остаться в этом месте, чтобы дружески побеседовать с природой! Но, к сожалению, мы должны были спешить и провели здесь лишь одну ночь.
Оказавшись на другом берегу, я сразу же отправилась на поиски приюта и обнаружила пещеру, расположенную высоко над узким берегом, усыпанным белым песком. Йонгден переправился через реку одним из последних и присоединился ко мне, когда стало смеркаться.
На следующее утро мы проснулись на рассвете и неприятно удивились, увидев, что расположенная неподалеку большая пещера, где спали наши спутники, опустела. Это было досадно, так как мы рассчитывали, что трапа, знавшие дорогу, поведут нас по лесу, который превратился в сущие дебри наподобие тропических джунглей у подножия Гималаев.
Воздух тоже изменился, утратив специфический аромат и живительную силу, присущие ему на сухих и высоких тибетских плоскогорьях. Несмотря на то что стояла зима, было удивительно тепло: в этих краях температура никогда не опускается низко. Почва была сырой и местами даже топкой, небо — облачным, и крестьяне Тонг-мед предсказали нам дождь.
В этом месте, на берегу реки, вьются несколько едва заметных тропинок. Одна из них поднимается в долину Йигонга, которая простирается на север, до высокогорной местности По (По-мед), соединяясь, как дорога возле Да-шинга, с тропами, ведущими в степные просторы. Другая спускается на юг, обрываясь на берегах Брахмапутры [137] , а третья является дорогой в Лхасу и пролегает через провинцию Конгбу [138] .
137
Верхняя часть этой реки, протекающей через Тибет, называется Йесру-Цангпо. Название большинства крупных рек в Тибете сопровождается эпитетом «цангпо» (чистый).
138
Помимо этих троп существует дорога, по которой мы пришли, а также тропа, отходящая от нее недалеко от Тонг-мед. Последняя дорога ведет в местность Йигонг, в честь которой названа река.
После недолгих поисков мы наткнулись на тропу, ведущую в Конгбу, и пошли по ней, а примерно полчаса спустя добрались до развилки. На самом деле одно из ответвлений было главной дорогой, а другое — проселочной, но тогда мы не подозревали об этом, полагая, что надо выбирать между двумя различными путями. Доверившись своему чутью, мы последовали по проселочной дороге, которая, по-видимому, была шедевром неведомого инженера из дорожного ведомства По-юл. Огромные отвесные скалы постоянно преграждали нам путь, и мы перебирались через них то по стволам деревьев, где были сделаны зарубки вместо ступенек — на них умещались лишь пальцы ног, то по шатким камням — из них было сложено некое подобие лестницы. В некоторых местах не хватало земли, и ее заменяли доски, грубо обтесанные топором, или бревна, вдавленные в отвесный склон. Эти сооружения предназначались для здешних великанов, чьи ноги были гораздо длиннее наших, поэтому, когда мы спускались по головокружительным лестницам или пытались преодолеть проломы, которые местные жители могли просто перешагнуть, мы зачастую встречали под собой лишь пустоту. Если опоры на ноги оказывалось недостаточно, приходилось опираться на руки и посохи. Один раз я даже ухватилась за ветку зубами — совершенно бесполезное непроизвольное движение, — и мы с Йонгденом смеялись надо мной еще несколько дней.
Если бы мы шли налегке, такая гимнастика, возможно, доставила бы нам некоторое удовольствие. Но, зная, что впереди долгий путь через безлюдные леса, мы запаслись большим количеством тсампа и рисковали из-за этого груза потерять равновесие во время своих пируэтов.
Хуже того, мы опасались, что сбились с пути. Такая тропинка, вероятно, вела в какую-нибудь деревню, но не могла быть дорогой в Конгбо, по которой, как нам было известно, ходили навьюченные мулы.
Вдобавок мы не находили следов своих недавних попутчиков. На илистой почве неизбежно должны были отпечататься шаги тридцати двух человек. Значит, ватага паломников избрала другой путь. Тем не менее я решила следовать дальше, ибо мой маленький компас показывал, что направление правильное.
Итак, мы снова остались одни. Никто не ждал нас в Лхасе в назначенный день, ведь мы не должны были читать там Священное писание во имя процветания ламаистского правительства. Было бы неплохо попасть в столицу к началу празднеств, но до этого дня оставалось еще немало времени, и мы позволили себе не спешить.
В любой момент нам грозила новая встреча с разбойниками, но мы решили, что, раз уж находимся в опасной зоне и поневоле вынуждены продолжать свой путь, не стоит переживать по поводу вероятных опасностей, которые вдобавок невозможно было предотвратить.
Наша живописная тропа оборвалась у гигантского дерева, посвященного некоему лесному божеству. Здесь она соединилась с дорогой для мулов, и стало ясно, что мы не заблудились.
Священное дерево, разукрашенное флагами с надписями и магическими фигурками, смягчило гнетущую атмосферу тревоги, которую вызывал полумрак, царивший под густой листвой. От этого места, приятно выделявшегося на однообразном лесном фоне, веяло необычайной психической силой, характерной для таких уголков природы; отдыхая у Священного дерева, я думала о незапамятных временах, когда юное человечество жило в согласии со своими богами.