Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино
Шрифт:
Мой активизировавшийся мозг подсчитал с точностью чуть ли не до калории, сколько энергии осталось в моем теле. Еды я взял с собой совсем немного — всего лишь горстку походной смеси, которую давно поглотил. Изюм и орехи моментально наполнили меня новыми силами, но вскоре я потратил их, пробираясь по опасному участку сланца. Грань, отделяющая жизнь от смерти, очень тонка. Я понимал, что с каждым шагом истощаю свой внутренний резерв, и уже представлял себе, как последние песчинки неумолимо бегут по горлышку стеклянных часов моей жизни.
Предстояло решить, куда идти: вперед или назад? Двигаться в прежнем направлении было рискованно, поскольку я не видел, продолжается
Можно было повернуть назад и в обратном порядке пройти все препятствия, которые я только что с таким трудом преодолел, но внутренний голос подсказывал мне: приняв такое решение, я погибну, ведь мои пальцы одеревенели и утратили цепкость, а руки и ноги тряслись. Попытка еще три или четыре раза проползти вдоль скользкого участка отвесной скалы, тем более в темноте, наверняка закончилась бы несчастным случаем.
Поэтому я собрал остатки энергии и устремился вперед через груду камней, чувствуя себя муравьем, крошечной точкой на склоне горы, и поражаясь могуществу той силы, которая некогда соорудила эти скалы, устремленные вверх на многие тысячи футов, а теперь крошит и разбивает их. Когда я, истощенный до предела и продрогший на ветру, наконец-то добрался до леса, возникла другая проблема: где дорога? Ее не было видно. Несколько чахлых тропок уводили в темноту, в непроходимые колючие заросли, наподобие тех, что окружают заколдованные сказочные замки. Я поднимался на склон горы и спускался с него, царапал лицо и руки о ветки в надежде найти верную дорогу. Ночь надвигалась, а я все более и более безнадежно сбивался с пути. Нужно было как-то выбираться, потому что неподготовленному человеку нельзя оставаться в лесу после наступления темноты. На калифорнийских холмах люди постоянно умирали от переохлаждения. Я впервые заметил, что в разное время суток воздушные массы движутся в горах, как волны прилива и отлива. Сейчас по склону мощным потоком струился холод. Стекая в бездонный каньон, он остужал мою кровь и угнетал мой дух.
Я до последнего не хотел признаваться себе, что заблудился, но посмотреть правде в глаза все-таки пришлось. Наблюдая за тем, как тени деревьев спускаются в ущелье, я боролся с целым сонмом зловещих мыслей и чувств. Сердце колотилось, руки дрожали. Казалось, лес говорил со мной, звал меня. «Давай же! — шептали ведьмовским голосом миллионы шуршащих листьев. — Твоей беде можно быстро положить конец. Делай как мы! Падай! Разбегись, прыгни с обрыва в каньон, и все будет разом кончено. Мы обо всем позаботимся».
Как ни странно, этот призыв нашел отклик в моей душе, вернее, в той ее части, которая была напугана и просто хотела скорее положить конец своим терзаниям. Но мозг подсказал мне, что я переживаю банальную панику, которой не следует поддаваться. Греки, обладавшие удивительным талантом присваивать явлениям удачные имена, назвали это психологическое состояние в честь козлоногого бога Пана. Он мог как вдохновлять смертных своей игрой на флейте, так и внушать им ужас, воздействуя на их чувства грозными силами, которые ему подчинялись. Запуганные люди совершали нелепые поступки, которые часто оканчивались смертью.
А еще я ощущал присутствие персонажей европейского и русского фольклора — страшных ведьм, олицетворяющих двойственную
Я остановился и перевел дух. Эта простая мера вернула мне способность мыслить здраво, прояснив мой ум, который в панике гнал меня куда глаза глядят, как испуганное животное. Я понял, что все это время я неправильно дышал, вследствие чего в мозг поступало недостаточно кислорода. Я не только промерз и устал, но и находился в состоянии легкого шока. Кровь отхлынула от головы и конечностей, чтобы сберечь остатки энергии и тепла. После нескольких глубоких вдохов я почувствовал, как мозг стал оживать.
Перестав совершать бесцельные движения, я осмотрелся по сторонам и вдруг почувствовал внутри себя какую-то древнюю силу — надежный инстинкт, подсказывающий человеку, что делать в минуту опасности. В моем сознании раздался голос, ясный, как солнечный свет. «Доверься тропе», — прозвучало откуда-то из глубины моего существа. Сначала я лишь насмешливо улыбнулся этому предложению, сказав сам себе: «Я бы с радостью, да только где она?» Я доверчиво шел по дороге, проложенной службой охраны лесов, и оказался там, где оказался. Уже полчаса я искал спасительную тропу и не мог ее найти. Если же говорить не о походе в горы, а о целом периоде моей жизни, то и в этом смысле я сбился с пути истинного.
Но голос снова терпеливо повторил: «Доверься тропе». В этих словах звучала спокойная уверенность в том, что тропа существует и обязательно выручит меня из беды.
Я опустил глаза и увидел среди травы тонкий желобок, по которому, совершенно равнодушные к моей панике, бесконечной вереницей семенили хлопотливые муравьи. Проследовав взглядом по этой тропе — единственной тропе, какую смог найти, — я заметил, что она ведет к желобку поглубже, представляющему собой своеобразный тоннель. Очевидно, по нему передвигались в ежевичных зарослях мыши-полевки или другие маленькие зверьки. Эта дорожка, в свою очередь, вывела меня на зигзагообразный олений след, большими легкими шагами поднимавшийся в гору. Осторожно опуская одну ступню перед другой, я пошел по отпечаткам копыт, которые вывели меня из лабиринта, как нить Ариадны — Тесея. Я очутился на горном лугу, где все еще светило солнце. Через этот открытый зеленый участок четкой полосой тянулась официальная дорога, проложенная службой охраны лесов, — мой верный путь, ведущий к дому.
Успокоившись, я почувствовал, что, пожалуй, смогу выбраться из своих жизненных неурядиц, так же как выбрался из чащи. Теперь, вспомнив слова «доверься тропе», я истолковал их по-новому: «Поднимайся на следующую ступень своей жизни. Не пытайся повернуть назад и не позволяй себя напугать или обездвижить. Просто продолжай идти и верь: твои здоровые инстинкты приведут тебя туда, где тебе будет хорошо». Вскоре туристическая тропа сменилась грунтовой дорогой шириной в две пожарные машины, а через полчаса я уже был на шоссе, где меня поджидал мой благословенный «Фольксваген». Солнце все еще светило на западном горизонте, но я знал, что в каньонах, откуда я выбрался, уже глубокая ночь, которая могла стать последней в моей жизни.