Путешествие по карте языков мира
Шрифт:
Другие книги говорят от имени науки. Они, конечно, тоже могут быть интересными. Но этот интерес — не в том, что изучает та или иная наука, а в том, как она это делает.
Наука — вообще очень увлекательное занятие. Кто не мечтал или не мечтает сделать какое-нибудь великое открытие или изобрести нечто необходимое людям? Так вот, наука вся состоит из открытий и изобретений. Пусть эти открытия касаются, казалось бы, совсем незначительных вещей, например истории одного слова и даже одного звука. Такие открытия совсем не обязательно сделают вас знаменитым, если не считать узкого круга ученых, которые занимаются теми же проблемами. (Один мой знакомый, работавший в издательстве «Наука», любил говорит ученым: «Вашу книгу ждут во всем мире…» Здесь он делал небольшую паузу, а затем прибавлял: «…одиннадцать человек».) Но все равно это — открытия. И как же счастлив человек, который всю жизнь, можно сказать, каждый день делает открытия!
Почему-то романтическими считаются такие профессии, как летчик, космонавт, моряк дальнего плавания, геолог… Между тем самая большая романтика — в повседневном труде ученого. Ведь ученый — это тот человек, которому общество, человечество поручает узнавать новое об окружающем нас мире и о нас самих.
Правда, далеко не всегда его открытия правильно оцениваются современниками.
Во второй половине XIX века во Франции работал молодой швейцарский ученый по имени Фердинанд де Соссюр (1857–1913). Ему было 20 лет, когда он написал небольшую книгу под названием «Мемуар о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках». Мы еще много раз будем говорить, что такое «индоевропейские языки», сейчас же нам достаточно знать, что когда-то существовал язык («общеиндоевропейский»), из которого развились в дальнейшем и русский, и немецкий, и латынь, и греческий, и армянский, и языки Ирана, Пакистана, и Северной Индии (это и есть индоевропейские). Так вот, юный де Соссюр, сопоставляя слова разных языков, «вычислил», что в общеиндоевропейском языке были два звука, которые не сохранились ни в одном из известных нам индоевропейских языков.
Большинство ученых если и прочитало книжку де Соссюра, то сочло ее чепухой. Только столь же юный польский языковед Николай Крушевский (1851–1887), заброшенный судьбой в далекую Казань, и еще два специалиста согласились с выводами де Соссюра. А самые знаменитые тогдашние ученые назвали труд юного Фердинанда «незрелым», «недоношенным», «в корне ошибочным», «по существу несостоятельным»… В общем, решили, что вычисленные им звуки — досужая выдумка.
…Прошло почти пятьдесят лет. Де Соссюр достиг преклонного возраста и умер малоизвестным. Незадолго до смерти он трижды прочитал в Женевском университете, где был профессором, курс общего языкознания. В первый год к нему пришло всего 6 слушателей, во второй — 11, в третий, последний — целых 12! Как можно видеть, студенты на лекции де Соссюра, мягко говоря, не ломились.
А дальше начались поистине сказочные события. У Соссюра были два близких и любимых ученика — Альбер Сешэ и Шарль Балл и, кстати, ставшие очень известными учеными. В память своего учителя они решили издать его лекции, собрав записи студентов и самого де Соссюра и восстановив на их основе текст курса. Назвали эту книгу «Курс общей лингвистики». Она вышла в свет в 1916 году.
Книга мгновенно сделала имя де Соссюра знаменитым среди языковедов всего мира. И примерно в то же время были впервые расшифрованы надписи на одном из древнейших индоевропейских языков — хеттском. Молодой в эти годы польский языковед Ежи Курилович (1895–1978) стал всесторонне анализировать звуки этого языка. И можно представить себе его удивление и восхищение, когда он обнаружил среди них оба звука, «вычисленных» за полвека до этого де Соссюром в его «Мемуаре…»!
Только тогда и стало ясно, что «незрелое» и «недоношенное» рассуждение юного швейцарца было на самом деле великим открытием. И сделано оно было потому, что де Соссюр уже тогда прилагал к изучению языка те мысли, которые собрал и изложил ученикам в единой системе только в последние годы жизни, в «Курсе…».
…Так вот, та книга, которую вы сейчас читаете, как раз и написана от имени науки. Я попытался написать ее так, чтобы вы все время делали открытия вместе со мной. Пусть маленькие. Чтобы вы поняли, а главное, почувствовали, как увлекательно исследовать языки, узнавать о них новое, и одновременно глубже понимать наш с вами родной язык — русский! И чтобы вы получили представление о том, как это делается в настоящей языковедческой (лингвистической) науке.
Поэтому я не боюсь употреблять в этой книге «настоящие», серьезные научные понятия и термины. Можно было бы, конечно, обойтись и совсем без них, но зачем? В крайнем случае — если какой-нибудь из этих терминов покажется вам слишком трудным, вы его пропустите. Ведь эта книга — не учебник, где надо заучивать все определения: имя существительное — это то-то и то-то, а сказуемое — то-то и то-то.
…Мне, автору этой книги, очень повезло. Когда я был студентом и совсем молодым, начинающим языковедом (это было в 50-60-е годы), меня окружали ученые потрясающих знаний и широчайшего кругозора, ученые, имена которых были известны всему миру. У них было чему поучиться. Среди них были академик Виктор Владимирович Виноградов, крупнейший в мире специалист по русскому языку, и академик Николай Иосифович Конрад, знаменитый китаист и японист. Был академик Виктор Максимович Жирмунский, замечательный знаток теории стиха и в то же время — выдающийся специалист по немецкому языку, его истории и различным диалектам (разновидностям). Но больше всего я обязан профессору Сергею Игнатьевичу Бернштейну. Это был человек нелегкой судьбы, в чем-то повторивший судьбу де Соссюра, хотя, конечно, я далек от мысли сравнивать масштаб их дарования и то влияние, которое они оказали на развитие науки. Сергей Игнатьевич не был ни академиком, ни даже доктором наук. Почти все его книги не были изданы при его жизни, не опубликованы они и сейчас. Но он передал все, что знал, множеству своих учеников. Среди них был и я.
Мне бы очень хотелось, чтобы Сергей Игнатьевич прочел эту мою книгу. (Увы, это невозможно: его нет в живых уже двадцать лет.) То, что в ней написано, — это развитие и продолжение его мыслей.
А теперь начнем обещанное путешествие.
Родословное дерево языков и как его составляют
Что такое «родословное древо», вы, наверное, знаете. Во всяком случае мои сверстники, да и я тоже, в подростковом возрасте очень любили рисовать такие «древа», или, проще, деревья. У самого корня пишете свое имя и фамилию. Затем ведете кверху линию: у верхнего ее конца пишете имя, отчество и фамилию вашего отца и вашей матери. От каждого из них ведете еще линию: это будут ваши дедушки и бабушки. Если у вас есть дядя, значит, от бабушки и дедушки надо провести не одну линию — к вашему отцу или матери, а две. И так до тех пор, пока вы не дойдете до самого первого из известных вам ваших предков. Обычно на прадедушках и прабабушках все и заканчивается.
Выглядит это дерево примерно так:
Иван Петрович, Мария Сергеевна, Петр Григорьевич, Анна Николаевна и все прочие — ваши родственники.
Мы уже видели в начале этой главы, что и языки могут быть «родственниками» друг другу. Русский, украинский и белорусский — «дети» древнерусского. Он, в свою очередь, «сын» того языка, на котором говорили все славяне, когда они были еще одним единым народом, жившим на небольшой территории. Правда, ученые спорят о том, где эта территория находилась. Ее ищут и в нынешней Польше, и у подножия Карпатских гор, и в степях Южной Украины. Этот общий язык древних славян так и называется — общеславянский.
Поищем более далеких предков. Да мы о них уже упоминали, когда говорили о родстве славянских языков с балтийскими (литовским и латышским). У всех них общий предок по имени балтославянский язык. А его «отец» — общеиндоевропейский язык, породивший, кроме балтославянского, еще множество индоевропейских языков. Дальше наша родословная обрывается: о том, что было до общеиндоевропейского языка, мы ничего не знаем. Главное, не знаем, были ли у него свои языки-братья, имеющие общего родителя.
Правда, некоторые подозрения есть. Двадцать лет назад, глубокой осенью, я вместе с небольшой группой друзей хоронил на подмосковном кладбище молодого лингвиста Вячеслава Марковича Иллича-Свитича. Он почти ничего не успел в жизни опубликовать. Но зато успел написать сравнительный словарь разных языков Евразии, которые назвал «ностратическими». Ученые до сих пор спорят, прав он или нет. Очень может быть, что и прав…
А откуда мы вообще можем знать, из какого языка какие языки возникли? Свидетельства о рождении языкам никто не выдает. Хорошо, если можно шаг за шагом проследить, например, по древним рукописям, надписям, как из одного языка получился другой. Скажем, из латинского языка древних римлян — современные испанский или французский. Ну а если у языка-предка не было письменности? (А так бывает чаще всего.) Как установить его «отцовство», а значит, родство всех его «детей»? Да и вообще — никто из нас не слышал, как говорили на общеславянском или общеиндоевропейском языке. Откуда нам знать, каким он был?