Путешествие с дикими гусями
Шрифт:
Мне удалось проспать чуть не до вечера. Встал. Смотрю – нету пацана. Стал спрашивать у ребят, а сестра его и говорит:
– Саша сказал, у него что-то заразное. Его вниз забрали, чтобы мы все тут не заболели. В этот, как его... карантин!
Странно как-то. Хотя, может, правда, температура от свинки там какой-нибудь? А нога – это так. Ноготь слезет, и все?
– А проведать его можно?
– Вот чудак-человек, - влез Кира, хотя его вообще не спрашивали. – Говорят же – карантин!
– Да чем Шурик заболел-то? – Не отставал я от сестры. – Может, у меня уже было такое.
Но ничего я от мелкой так и не добился. Вечером, когда я был внизу – уже без крыльев – попробовал сунуть нос в разные комнаты. Конечно, никакого Шурика. Не в хозяйскую же спальню его положили! Когда я спросил об этом у Саши, он просто от меня отмахнулся. Иди мол, работай. Но на следующий день я пристал к нему снова.
– Да в больнице он, - охранник погладил лысину. – Лекарства там ему, капельницу... Все, вали давай. Ивалдас тебя уже в машине ждет.
– Зачем капельницу? – Встревожился я. – Все так плохо?
– Теперь уже хорошо, - Саша снова потер гладкую макушку, на которой отчего-то выступил пот. – Глядишь, неделька, другая, и парень снова бегать будет. Давай, давай, - и он чуть не вытолкал меня за дверь.
Шурик не вернулся на чердак ни через неделю, ни через две. Когда его сестра достала всех бесконечными вопросами, Ева сказала, что мальчик выздоровел, но работать больше не сможет. Поэтому его отправили обратно, к родителям. Галка от таких новостей не знала, радоваться – за брата, или плакать – за себя. Шуриков-то долг на нее переписали.
Не знаю, что думали Дагмар и Зоя об этой истории. Я с ними никогда про Ссыкуна не говорил. А уж с новенькими и подавно. Просто очень страшно было бы услышать, что они тоже не верят в счастливое возвращение домой. Что они тоже рассматривают из окна кусты по краям участка: не видна ли там перекопанная земля? Тоже приглядываются к мелькающим на экране новостям: не нашли ли где поблизости тело ребенка?
Я так и не узнал, что на самом деле случилось с Шуриком. Может, после истории с Китом, Ян стал осторожнее. Может, Ссыкуну, и правда, несказанно повезло. А потом в машине хозяина сломался замок. И ему самому пришлось везти меня к быку, потому что Саша и Ивалдас уже были на выездах. А на полпути у него кончились сигареты.
Я хочу сказать, одной из этих случайностей могло и не произойти. Цепь могла прерваться – где угодно. И тогда я все еще сидел бы на ферме. Или лежал. Может, живой. А может, и нет. Но мне повезло. Невероятно. По-свински. Поэтому мне хочется думать, что повезло и Шурке. Теперь легче в это поверить. Что он тоже смог развернуть круг в прямую, уходящую в будущее.
Рождество
Под подушкой давно стало влажно, жарко и душно, когда со стороны кухни послышались шаги. Я замер под пледом, подтянув колени к подбородку. Даже дышать перестал. На диван Ник не стал садиться. Подтянул поближе кресло или стул, судя по звуку. Откашлялся. Вздохнул.
– Рис подгорел.
Я потянул забитым соплями носом. Точно, воняет. Да мне пох. Пусть хоть вся хата пеплом рассыплется вместе с моим позором.
– Денис, э-э... – снова начал студент. – Мы, конечно, можем сделать вид, что ничего не произошло. Так будет, наверное, легче всего. Но я считаю, нам нужно поговорить. Серьезно.
Я сильнее придавил подушку к уху. Тебе надо, вот ты и говори.
Ник снова откашлялся.
– Я знаю, не мне тебя учить, но... Пойми, не нужно предлагать свое тело, чтобы к тебе хорошо относились. Чтобы любили. Тело – не разменная монета. Это очень личное и очень твое. Только ты имеешь право распоряжаться им. Знаю, это священное право у тебя насильно и надолго отобрали. Но теперь оно вернулось к тебе, и не стоит разбрасываться...
– Я и не разбрасывался! – Голос из-под подушки прозвучал зло и глухо. – Ты сам сказал, что я могу распоряжаться... ну это, как сам захочу. Вот я и распорядился!
Ник засопел. Наверное, ему очень хотелось наорать на меня, но он сдерживался:
– Ты уверен, что это было твое желание? Или ты сделал это, потому что думал, этого хочу я?
– А ты не хотел?! – Я сдвинул подушку с одного глаза. Ровно настолько, чтобы растерянное лицо студента оказалось в фокусе. – Кто там говорил про «отпраздновать вдвоем»? И еще про это... как его... эмоциональное увлечение? А все эти подарки? – Я дернул бирку, свисающую с ворота новой футболки. – Рождество это гребаное. Я думал, я тебе нужен. По-настоящему! Особенно теперь, когда твоя Магда кривозубая свалила.
Пока я толкал эту речь, физиономия Ника медленно принимала морковный цвет. В горле у него что-то сипело, пальцы впились в джинсы на коленях так, что потертая ткань начала трещать. Я уже испугался, что он вот-вот задохнется, но ему как-то удалось спустить пар.
– Запомни, Денис, - голос его звучал почти нормально, только очень низко. – Никогда не говори плохо о моей девушке. Даже если она бывшая. Это, во-первых. Во-вторых, не увлечение, а эмоциональное вовлечение. Это всего лишь значит, что я – эмпат и сопереживаю людям. А в-третьих, я натурал. Но даже если бы был голубым, как василек... – студент вцепился пальцами в торчащий клок волос. – Господи, Денис, ты же ребенок! А я твой опекун.
Пипец! Меня будто тонким слоем по унитазу размазали и сверху хлоркой засыпали. Прав я был все-таки насчет замерзших воробышков. Эмпат хренов меня подобрал. Отогрел. Накормить хотел. Просто так. Из жалости. А теперь вот жизни учит. И думает, я буду вокруг него прыгать и громко пищать от восторга.
Я снова накрыл подушкой лицо. Видеть не хочу этого... добродеятеля!
– А ты откуда знаешь, - говорю, собирая остатки гордости, - что я против своего желания на кухню голым приперся? Может, ты мне нравишься. И что мне теперь, в монастырь уйти?
Молчание по ту сторону смоченного соплями плюша затянулось. Я тихонько приподнял подушку. Ник сидел, уткнув локти в колени и спрятав лицо в ладонях. По ходу, тут я его все-таки уел.
– В Дании нет действующих монастырей, - сообщил он ладошкам. – Но есть хорошие школы-интернаты. Наверное, там тебе будет лучше. С ребятами твоего возраста. Ты наверняка встретишь там классного парня и...
– Ник! – Я попытался выбраться из складок пледа, но только больше в нем запутался. – Подожди, какой интернат!