Путешествие тигра

Хоук Коллин

Он улыбнулся. Акулы. Восхитительные создания, абсолютные хищники, хозяева океана. В мире животных хищниками рождаются. Но человек сам решает стать хищником, чтобы рвать в клочья всех, кто окажется у него на пути, ломать хребты тем, кто противится, и заглатывать врагов, одного за другим. Выбор простой: либо ты хищник, либо жертва.

Прошло очень много времени с тех пор, как Локеш занял место на вершине пищевой цепочки. Теперь ему противостояла лишь одна семья и одна девушка. «Ни одна девчонка не сможет спастись от меня, после того как я почуял вкус ее крови в воде».

Локеш задумчиво погладил бороду и

улыбнулся мыслям о предстоящей охоте. Вода давно прикормлена. Они даже не заметят его приближения.

1

Жизнь без любви

«Он все-таки сделает это или нет?»

Я смотрела на Рена, ища в его лице намек на эмоции.

Прошла минута. Мне кажется, я поймала момент, когда он принял решение.

Рен протянул руку и сделал ход.

– Я выиграл! – Он с улыбкой сбросил фишку Кишана с доски и провел свою в дом. Потом откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки. – Я же говорил, что никогда не проигрываю в пачиси!

Прошло больше месяца с тех пор, как мы освободили Рена из лагеря байга, где его держал в заточении и пытал Локеш, и ровно три недели после моего ужасного дня рождения, а жизнь продолжала оставаться сплошной мукой. Несмотря на то что я дала Рену свой дневник и извела всю муку в доме на выпечку знаменитого маминого печенья с двойным шоколадом и арахисовым маслом, он так меня и не вспомнил. Видимо, амнезия была как-то связана с Локешем. Так или иначе, теперь мы были вместе, но не вдвоем.

Но я все продолжала надеяться, что он каким-то чудом вспомнит наше прошлое, и была полна решимости вернуть ему память. Даже если Рен никогда уже не станет моим, я дала слово отыскать два оставшихся дара Дурги, чтобы исполнить пророчество, разрушить проклятие тигров и позволить обоим принцам снова стать обычными людьми. Самое меньшее, что я могла сделать для любимого мужчины, – не предать его.

Но проводить день за днем рядом с Реном, оставаясь для него чужой, было все труднее. Мистер Кадам всеми силами пытался меня отвлечь, Кишан, брат Рена, уважал мои чувства и вел себя как преданный друг, хотя каждый его взгляд и каждое прикосновение говорили о том, что он по-прежнему хочет большего.

Мы с Реном не знали, как вести себя друг с другом. В итоге все четверо боялись вздохнуть и жили в постоянном ожидании чего-то – все равно чего. Порой казалось, что лишь присутствие Нилимы, пра-пра-праправнучки мистера Кадама, заставляет нас есть, двигаться и не сходить с ума.

Как-то раз, после одной особенно щедрой на слезы ночи, я зашла в павлинью комнату и обнаружила там мистера Кадама. Он читал книгу в мягком свете настольной лампы. Я села на пол рядом с ним, положила голову ему на колено и заплакала. Он, как всегда, стал гладить меня по спине, тихонько напевая индийскую колыбельную. Наконец я успокоилась настолько, что смогла поделиться с ним своими страхами. Я сказала ему, что Рен, должно быть, навсегда для меня потерян, и спросила, может ли разбитое сердце исцелиться.

– Вы уже знаете ответ на этот вопрос, мисс Келси, – ответил мистер Кадам. – Скажите, когда Рен был с вами, ваше сердце было целым и счастливым?

– Конечно.

– Значит, смерть ваших родителей не искалечила его настолько, чтобы оно не смогло любить

Рена?

– Нет… Но ведь это совсем другая любовь!

– В чем-то другая, а в чем-то та же самая. Ваша способность любить осталась прежней. Вы ведь и сейчас любите своих родителей, правда?

– Конечно.

– В таком случае я осмелюсь предположить, что страдаете вы не от сердечных ран и не от омертвения сердца, а лишь от разлуки с любимым.

Я посмотрела на мудрого индийского бизнесмена и тяжело вздохнула.

– Знаете, как больно страдать от разлуки с любимым, когда он стоит рядом, в той же комнате!

– Понимаю, – не стал спорить мистер Кадам. – Возможно, будет лучше оставить все как есть.

– То есть отпустить его?

Он похлопал меня по руке, надолго задумался, потом неторопливо заговорил:

– Один из моих сыновей как-то поймал птичку со сломанным крылом. Он очень хотел ухаживать за ней, заботиться и навсегда оставить у себя. Настал день, когда он принес птичку мне. Она была мертва. Сын объяснил, что птица поправилась и захлопала крыльями. Но он испугался и поймал ее, чтобы она не улетела. И нечаянно стиснул так крепко, что она задохнулась.

У птицы был выбор: остаться с моим сыном или улететь на свободу. Любая из этих дорог могла иметь счастливый конец. Да, птичка могла улететь, и мой сын грустил бы, но он вспоминал бы о ней с улыбкой. Вместо этого он пережил страшное горе, был потрясен смертью своей любимицы и долго не мог прийти в себя.

– Значит, вы все-таки советуете отпустить Рена?

– Я говорю лишь… что вы почувствуете себя лучше, если он будет счастлив.

– Да уж, я вовсе не хочу задушить Рена в объятиях! – Я вздохнула и поджала под себя ноги. – Но избегать его мне тоже не хочется. Мне нравится быть рядом, к тому же, если я отдалюсь от него, как мы сможем выполнить задания Дурги?

– Если позволите, я посоветовал бы попытаться стать друзьями.

– Но он всегда был моим другом! Вы хотите сказать, что если мне удастся вернуть хотя бы эту часть Рена, я не буду чувствовать, будто потеряла все на свете?

– Именно так, мисс Келси.

«Стать друзьями? С Реном? – размышляла я, поднимаясь по ступенькам в свою комнату и на ходу выплетая ленту из косы. – Пожалуй, кое-что все-таки лучше, чем совсем ничего, тем более что этим ничего я сыта по горло».

На следующий день мистер Кадам и Нилима накрыли поздний завтрак. К тому времени, когда я появилась на кухне, они уже поели и ушли к себе, зато возле буфета стоял Рен, бодро накладывавший себе полную тарелку фруктов и сдобных булочек. С каждым днем он выглядел все лучше. Его высокая фигура перестала напоминать скелет, а темные волосы вновь обрели живой блеск. Прекрасные синие глаза с опаской уставились на меня, когда я взяла тарелку.

Потянувшись за клубникой, я толкнула его бедром и почувствовала, как Рен замер.

– Ты не мог бы немного подвинуться? – спросила я. – Я хочу взять вон тех датских сырных пирожных, пока Кишана нет.

Рен отпрянул от выпечки.

– Конечно. Извини.

Он поставил свою тарелку на стол, я уселась напротив. Несколько мгновений он молча разглядывал меня, снимая бумажку с маффина. Я почувствовала, что краснею.

– Ты в порядке? – с запинкой спросил Рен. – Я слышал, как ты плакала ночью.