Путешествие в Агарту
Шрифт:
Без тоски или нетерпения я отдаюсь движениям танцовщиц как ритуалу, смысл которого мне вот-вот откроется. Этот танец наверняка обладает гипнотическим действием, потому что я перехожу от зачарованности ко сну, судя по всему, не слишком краткому (вчера я проснулся после заката).
Чувствую, это идет мне на пользу. Я возвращаюсь умиротворенный, медленно ступая по берегу канала. Эта музыка ударных инструментов, когда каждая нота растягивается и растворяется в долгих промежутках тишины, кажется мне единственно возможной музыкой. Я с ужасом вспоминаю «Тетралогию», которую мы слушали в Байройте на специальном представлении для членов СС. Эта молчаливая, уводящая в глубокий
Мои страхи, связанные с потерей временных ориентиров, времени моегомира, растут. Сегодня в полдень я постарался как следует измерить высоту солнца с помощью секстанта. Я работал, стараясь добиться максимальной точности, но моя неловкость и медлительность в применении этих простых расчетов были очевидны.
Ли Лизанг, возвращавшийся с обхода садов, застал меня за чисткой секстанта. Как всегда, он говорит с улыбкой-гримасой, в которой перемешались вежливость и насмешка. Мне это неприятно.
Я завел разговор о Танцующих, чтобы он не подумал, будто я что-то от него скрываю. Это было бы опасно, ведь я начинаю понимать, что нахожусь в руках этих людей, как мышь в когтях кошки, которая может быть и игривой и беспощадной.
– О, это своего рода жрицы… Они стекаются сюда из разных мест: из Индии, Бирмы, Малайзии, Китая, Монголии, Тибета, даже из Японии. Раньше, в очень древние времена, вторая дочь каждого крупного сановника должна была стать весталкой… Чтобы на своем теле нести священные тексты. Есть очень красивые, не так ли? – произнес Ли Лизанг чуть ли не с пафосом.
Они показались мне почти детьми, изящными, удивительно гибкими в своей неподвижности. Но известковые маски лишали их индивидуальности. До этой минуты я не думал о них как о женщинах. Ли Лизанг добавил:
– Некоторые из них – тулпы. Их тела полностью принадлежат демонам или людям, которые продолжают переживать в них свою собственную жизнь…
Мне было непросто понять его двусмысленные речи. Во всяком случае, я предпочитаю не записывать то, чего не понял.
Я стараюсь не уделять слишком много внимания этим странностям. Я твердо решил изо всех сил держаться за свою миссию и как можно раньше получить ответ от Просветленного. Я должен строго следить за собой, чтобы не поддаваться любопытству. Я не могу позволить, чтобы всем вокруг овладела завораживающая нелогичность.
Чувствую, что нахожусь на последнем перевалочном пункте перед восхождением на вершину. Я не могу позволить себе ни одного неверного шага.
Запишу последнюю фразу, брошенную Ли Лизангом о масках Танцующих:
«Маска очень, очень нужна… Не следует, чтобы наше лицо было слишком прозрачным, иначе оно может выдать нечто ужасное».
Я часами лежу на циновке. Взгляд мой пересекает каменный дверной проем моего домика и теряется в дальних горах и в синем небе, напоминающем фарфоровые чашки, которые моя мать доставала по праздникам или при гостях. Моя мать, хранительница домашнего очага, тайного ритма набирающих силу жизней.
В моем расслабленном уме сменяют друг друга бесконечные сцены. Я знаю, что это нездорово, но я устал бороться с призраками и ностальгией.
Сегодня я с невероятной четкостью представил себе лицо профессора Хильшера, как он говорит со мной в своем кабинете в институте Аненэрбе. Промозглый осенний ветер в сумерках раскачивал сосновые ветки в саду на Пюклерштрассе.
«Мы называем словом «Врил» космическую, изначальную силу, которая скрыто пребывает в каждом человеке. Это атрофировавшаяся сила гениев и героев. Сила, которая дышит под осколками нашего умирания. Возможно, это то же самое, что в Индии называют Акаша,а в Полинезии – Мана.Силы, дремлющие вдоль позвоночного столба, змея Кундалини, Сиддха… Поверьте, это та самая сила, к которой так близко подошел Ницше в своих видениях в Зильц-Марии. Не исключено, что это и есть легендарное преображение Христа на Фаворе. Мы носим в себе эту силу в скрытом виде, как нечто забытое нами. Точно так же, как атом заряжен энергией, которую мы когда-нибудь высвободим и научимся использовать. Тулку Гомчен Ринпоче – последний из посвященных, много лет назад указавших нам путь… Фюрер воплотил в себе все эти силы, а люди Агарты владеют ключом тайной власти, Врилом».
Я подолгу предаюсь размышлениям. Стараюсь ухватиться за образы прошлого, которое кажется мне безумно далеким, сомнительным, а может быть, и неправдоподобным. Это вполне могло быть прошлое другого человека! Но все мы и хотели стать другими.Нельзя считать наказанием то, к чему сам стремился. Я представляю себе, как бегаю и играю в школьном дворе Нагольда. Летние воды Некара среди лугов. Передо мной предстают мельчайшие подробности; из прошлого, словно по мановению волшебной палочки, всплывают лица. Прежняя жизнь не желает умирать в нас, так торжественно отказавшихся от нее ради бытия. Я никогда не хотел поощрять в себе воспоминания о Кармен, но сегодня они прочно обосновались у меня в голове. Я вижу нас с ней в Берлине, потом в Мадриде. Ко мне вернулся аромат ее кожи, я вновь пережил бурную ночь с ней в далемской гостинице.
Целые часы я провожу вот так, в ностальгии и сентиментальничаньи, как недочеловек, охваченный меланхолией.
Тем же путем пробрался и обосновался во мне маленький Роберт Вуд со своими незаконнорожденными воспоминаниями. Заученные в разведшколе с тем, чтобы завладеть жизнью Вуда и научиться изображать его, они стали приобретать невероятную живость. Уэльское детство, шапочка с символикой аристократического колледжа. Воскресные богослужения, радостное волнение во время поездки «на Континент» на пароме, где мы с братьями и сестрами играли в прятки. Забравшись в спасательную шлюпку, со своей деревянной шпагой, я воображал себя Нельсоном. Я представляю себе даже то, как еду на муле, взбирающемся по склонам Анд по направлению к затерянному городу Мачу-Пикчу.
Короче говоря, Вуд оккупировал меня и прочно во мне обосновался. То, что я выучил по обязанности: даты, места, события, родственные связи, эпизоды, связанные с профессией, – все это стало невероятно реальным. Легче договориться с прошлым, чем с настоящим. Выдуманное, то, что мы с трудом включили в свою жизнь, постепенно с полным правом занимает свое место в нашем существовании.
Удивительно, как много жизни еще остается у покойного Роберта Вуда.
Он проживает ее во мне.
Глава VII
На предпоследнем пороге
Дни проходят за днями, и это меня тревожит. Из деревянного ящика слышится металлическое тиканье моего хронометра, оно звучит в звездной тишине этого места, этого затерянного края.
Я получаю ежедневную порцию отрешенности, отдаваясь странному ритуалу Танцующих. Неподвижные, торжественные, они похожи на статуи, оживляемые правилами, чуждыми всякому западному представлению о ритме и мелодии.