Путешествие в Англию и Шотландию задом наперед
Шрифт:
— Что бы это могло быть, друг Жонатан?
— Не имею ни малейшего понятия, но это «что-то» весьма неприятно. Можно подумать, что ты на борту парохода в сильную качку, когда морская болезнь…
Любезный музыкант рассуждал со знанием дела. Говоря так, он достиг угла зала и указал Жаку на полку стойки:
— Вот источник зла!
— Что же это?
— Кем-то оставленный здесь огромный честер.
Когда появился официант, друзьям удалось, хотя и с трудом, убедить его вынести из зала этот кошмарный продукт.
Поглотив достаточное количество холодной баранины, Йоркского окорока и чая, друзья ринулись навстречу неизведанному — посмотреть на вечерний Глазго. Довольно красивые площади, черные дома, темные, как пустые магазины, и унылые, как заводы; во всем облике ночного города ощущалось
— Это не Шотландия, — грустно заметил Жак, — и завтра мы проснемся под грохот молотов, вдыхая заводской дым.
Случай, это капризное божество, покровительствующее бродягам и путешественникам, привел парижан на берег Клайда, к мосту Глазго. Множество торговых судов, парусных и пароходов, стояли на якоре возле моста, последнего перед слиянием реки с северным каналом. Глядя отсюда на город, друзья заметили на небе яркое красное зарево. Тщетно пытались они понять причину происходящего. Колоссальную часть неба занимала пылающая дуга, непрерывно пронзаемая молниями и озаряемая вспышками. Жонатан считал это заревом от большого пожара, Жак склонялся к индустриальному объяснению феномена. Он полагал, что наблюдается отсвет каких-то высоких печей в разгаре топки. И тот и другой ошибались. Лишь позже друзья узнали, что присутствовали при интереснейшем природном явлении — знаменитом северном сиянии 30 августа 1859 года. Парижане вернулись в «Комрис-Роял-отель» по широким пустынным улицам. На домах одной из них Жаку посчастливилось разобрать название — Аргайл-стрит, другая называлась Бьюкенен-стрит. Туристы несколько подустали после дня дождя, ветра и солнца, а кроме того, хотели пораньше встать, чтобы перед поездкой на озера успеть осмотреть крупный индустриальный центр Шотландии.
Широкие кровати, ширина которых подчеркивалась узостью простынь, ожидали их в просторной спальне с крашеными балками потолка. Комната была несколько мрачновата, и Жонатан не удержался от сравнения себя и друга с детьми Эдуарда. Ему припомнилась картина Поля Делароша [186] , а композитор не без содроганья думал о тени свирепого лорда Тиррела. Но поскольку наши герои были не настолько царственными особами, чтобы быть умерщвленными во сне, а среди их предков не имелось ни малейшего Ричарда III, они благополучно проспали ночь и проснулись с рассветом, как самые обычные путешественники. Расплатившись по счету, парижане покинули «Комрис-Роял-отель».
186
Деларош Поль (1797–1856) — французский художник академического направления, охотно вдохновлявшийся сюжетами из английской истории. Здесь идет речь о картине «Дети Эдуарда», написанной в 1831 году, сюжетом для которой послужила шекспировская трагедия «Ричард III» (акт IV, сцены 2 и 3). (Примеч. фр. издателя.)
На улицах уже царило шумное оживление, что весьма удивило Жонатана. Но его изумление прошло, когда Жак сообщил ему, что с начала века население города возросло с 75 тысяч до 350 тысяч жителей. Теперь, при дневном свете, они увидели, что их ночные впечатления подтвердились — Глазго был точной копией Ливерпуля по характеру и атмосфере. Множество общественных зданий, претендующих на монументальность, почерневшие от туманов и угольной пыли, представляли собой довольно грустное зрелище. В центре Джордж-сквер стояли памятники Вальтеру Скотту и Джеймсу Уатту [187] . Двое великих людей были увековечены рядом, причем подписи на памятниках отсутствовали, так что романиста можно было принять за изобретателя паровой машины, а инженера — за автора «Пертской красавицы» [188] . В довершение всего внешне они были очень похожи.
187
Уатт Джеймс (1736–1819) — выдающийся английский изобретатель; в 1763 году занялся усовершенствованием парового двигателя Т. Ньюкомена; в 1784 году создал универсальную паровую машину с цилиндром двойного действия.
188
«Пертская красавица» — роман В. Скотта.
Начало дня было пасмурным и серым. С неба сыпался обычный для Англии мелкий дождь, который скорее пачкает, чем мочит. Тем не менее, поскольку наши друзья приехали смотреть достопримечательности, Жак направился к довольно известному собору по Сент-Джордж-стрит.
— Всегда и везде одни и те же имена и одни и те же улицы, — заметил он.
В этот утренний час крестьяне и фермеры из окрестных мест везли на городские рынки горы фруктов и овощей, погоняя лошадей «whig a more, whig а тоге», что значит: «пошли быстрее». Либеральная партия Англии позаимствовала это восклицание погонщиков в качестве лозунга. Что же касается тори, или монархистов, то название их партии происходит от «tory me», что в точности соответствует девизу французских воров: «Жизнь или кошелек».
Когда на пути достойных представителей крестьянства Западной Шотландии, шествующих по улицам Глазго, встречался черный городской ручей, они, нимало не смущаясь, снимали ботинки, храбро шлепая по липкой, вонючей грязи.
— Конечно, чтобы перейти ручей, туфли ни к чему, — рассуждал Жонатан, — но я предпочитаю не менять привычек.
Кафедральный собор Глазго посвящен святому Мунго, в нем нашли отражение разные эпохи готической архитектуры. Высоко в небо вознес он тяжелую колокольню. Это единственный религиозный памятник Шотландии, который пощадили фанатики реформы, и с этой точки зрения представляет несомненный интерес. Жак, к своему величайшему сожалению, не смог увидеть его внутреннее убранство. Дверь была заперта, и сколько молодые люди ни стучали, никто не откликнулся. Протестантская вера, похоже, не следует принципу: «Стучите, и отворят вам». Туристам пришлось удовлетвориться осмотром некрополя, расположенного на соседнем холме, и вызвать в памяти великолепные описания великого романиста. Ибо именно сюда направились лорд Осбалдистон и старый Эндрю Ферсервис по прибытии в Глазго, куда скрылся Роб Рой. Вот прибежище скорби, где на могилах Вальтеру Скотту виделись слова пророка: «Стенания, сожаления и несчастья!»
Глава XXXI
СОСИСКИ И ЗОНТИКИ
Закончив созерцание одинокого, печального, навевающего меланхолию места, туристы отправились на поиски экипажа, поскольку хотели как можно больше успеть осмотреть за оставшееся до экскурсии время. Широкая карета, обитая утрехтским бархатом, вскоре предоставила им уютный приют. Жонатан дал понять кучеру, что вначале они хотят проехать в порт, затем прокатиться и осмотреть улицы и парки города. Кучер подчинился желанию пассажиров, и лошади затрусили к порту Глазго.
В торговой части города туристы увидели действительно очень красивые улицы: банки, общественные здания, музеи, приюты, убежища, больницы, Биржа, библиотека, клубы, залы для собраний и другие постройки встречаются здесь во множестве. Здания изобилуют массивными, часто неудачно расположенными колоннами. Пристрастие англичан к этим архитектурным элементам может сравниться только с их любовью к лошадям, а пожалуй, даже превосходит последнее. Нередко обе страсти объединяются, и случается увидеть бронзовых коней на каменных колоннах, что не добавляет монументальности памятнику. Порт Глазго отличается большой коммерческой активностью. Огромные пакгаузы протянулись вдоль набережных Клайда и хранят горы и горы товаров. Но после Ливерпуля Глазго уже не ошеломлял, и фиакр, нигде не останавливаясь, быстро проследовал дальше.
Куда же теперь смышленый кучер повез своих седоков? В какие районы города направил он их пытливые изыскания? Этого они никогда не смогли узнать. Они вспоминали потом красивые кольца аллей, случайный парк на верхушке холма с великолепными, почти совсем новыми сооружениями, какие-то памятники, здания, изгибы незнакомых улиц… Когда впоследствии Жак изучал план Глазго, пытаясь понять, где же они были, он так и не смог узнать этот парк и отнес его к тем пленительным, волшебным уголкам страны сновидений, в которую в юности уносит нас по ночам воображение.