Путешествие в будущее и обратно
Шрифт:
Введение я даю в сокращении.
«Введение
Итак, впервые в жизни я пишу свободный, неподцензурный текст. И пишу о самом главном: о судьбе России, социализма и человечества, о возможных путях выхода из того апокалипсического тупика, в который завела Россия самое себя и весь мир.
И скажу сразу, больше всего меня пугает барьер непонимания, существующий, очевидно, между Западом и Востоком. Непонимания до конца всего того ужаса, который царит по восточную сторону от «железного занавеса»...
Да и советские люди, по крайней мере большинство, не осознают до конца ужаса своей жизни. Только в отличие
Всем, кто сомневается или не видит апокалипсического характера «советского» режима, хочу с самого начала попытаться показать и доказать (и потом уже освободить себя от этой работы), что дело обстоит именно так, и что советский режим невозможно очернить по той простой причине, что он на деле чернее любых самых черных и злопыхательских о нем представлений.
Это необычное и странное свойство советского режима является следствием его принципиального отличия от всех самых порочных режимов прошлого. Следствием именно того обстоятельства, что Зло, «дьявольская мысль» дошли здесь до своего конечного совершенства. Прогресс, конечно, и тут еще возможен (и в высшей степени вероятен), но только в количественном отношении. В качественном же, в конструкции — идти дальше некуда: человек при советском режиме до последнего предела лишен всяческих прав и возможностей. Возможностей бороться, защищаться, объединяться, протестовать, даже громко жаловаться. Как при абсолютном нуле у него осталась только одна степень свободы — вращаться вокруг собственной оси!
Власть же соответственно до предела лишена ответственности перед обществом, и в результате лишена возможности делать что-либо кроме зла — в конечном итоге всех своих начинаний и дел.
И для того чтобы понять, увидеть и доказать все это сегодня, уже не надо углубляться в тонкости политэкономии, в конструкцию и механизм режима и не надо обладать гениальной прозорливостью. Достаточно только вдуматься хотя бы в один лишь «простой» и бесспорный факт. Факт этот — существование массового людоедства в СССР. Именно людоедства, ибо никак иначе нельзя назвать истребление до 30 миллионов собственных граждан за 20—25 лет, подавляющее большинство из которых было ни в чем не повинно и предано режиму...
Но слишком трудно человеку осознать до конца всю смертоносную сущность советского режима, слишком она чудовищна: 30 миллионов погибших ни за что ни про что — этот факт просто не проходит по габаритам в наше сознание, как и многие другие подобные факты.
И возникает психологический феномен: сама чудовищность преступлений приводит к их непознаваемости, производит тормозящее действие на сознание. Вот, скажем, плохая торговля, некачественность производства — это понятно, об этом мы думаем, это нас возмущает. Ах, хлеб насущный плохого качества! А то, что он растет на костях злодейски умерщвленных людей — об этом не хочется думать. Ведь совесть у нас все-таки есть, и если думать об этом, то значит и хлеб этот кушать — преступление, и делать что-то надо...
Существует, видимо, феномен непознаваемости предельного зла. Зло, доведенное до предела или близко к тому, обладает свойством маскировать и укреплять самое себя.
Когда Гитлер, Муссолини и их приспешники откровенно нацепляли на себя черепа и кости и так же откровенно исповедывали войну, насилие и смерть, легче было осознать их суть, да и то не все сразу осознали!
А тут серп и молот вместо черепа и костей. И люди живут — работают, любят, разводятся, изобретают, часто полезные вещи, пишут, выступают, спорят, о чем, конечно, можно спорить и что не противоречит очередной кампании. И все это нас усыпляет, порождает иллюзии, надежды.
Но нам еще и оттого трудно осознать предельное выражение зла, что оно всегда состоит из ряда предельных слагаемых, которые маскируют и подкрепляют друг друга. Мы же эти слагаемые невольно расчленяем, исследуем отдельно и не видим причин их особой дьявольской силы. Цемент можно расколоть, железный прут согнуть, а вот когда они один в другом...
Когда западным людям рассказываешь о советской жизни, о какой-нибудь одной ее стороне — обо всем сразу ведь невозможно рассказать — они часто восклицают: «У нас то же самое!». При этом они забывают, что в других-то областях у них не «то же самое». И поэтому упускают из виду «эффект железобетона», а вследствие этого — и степень, количество «того же самого» в Советском Союзе. А количество ведь переходит в качество!..
Многие мыслящие люди в Советском Союзе убеждены, что «советская» власть еще не сказала своего последнего слова, еще не исчерпала всех своих злодейских потенций, в том числе и по отношению к своим врагам — соседям. «Мы форсировали Одер, а вы будете форсировать Атлантический океан!» — сказал как-то при мне двум юношам заместитель главного редактора «Литературной газеты», слывший в Москве либералом...
Не составляет никакого сомнения, что Советский Союз давно бы уже применил атомную бомбу, если был бы способен защититься от ответного удара, как были способны к этому США до конца 50-х годов. Там, где советский режим имеет возможность безнаказанно применять силу, он ее и применяет, не считаясь ни с чем. Венгрия, Чехословакия — достаточно яркие примеры. ...
Мы в Советском Союзе сочувствуем борьбе западных демократов, но одновременно с этим мы часто и проклинаем вас, товарищи западные демократы, за ваше непонимание чудовищности нашего режима. Вы боретесь за права негров, а мы мечтали бы быть на их месте!.. Вы боретесь за невмешательство ваших стран в чужие дела и ходите на свободе, а наши люди сидят в сумасшедших домах лишь за самую мирную попытку протестовать против оккупации Чехословакии. У вас издаются просоветские, коммунистические газеты, а у нас без суда людей сажают в тюрьму за самостоятельное изучение Ленина, как это было в Московском университете!..
В 1917-м году мой отец, вернувшись из Америки в Россию, в Октябрьские дни удостоился чести вручить, по поручению Военно-Революционного комитета большевиков, ультиматум о капитуляции командованию «белых» в Москве. А я живу мечтой дожить до того дня, когда мне или моим единомышленникам предстанет великая честь вручить ультиматум о капитуляции «красным» — красным от крови замученных ими людей».
Таково было настроение, таков накал.
Время размылось в моей памяти. Мне кажется, что я очень долго готовился к бегству, а когда сопоставляешь даты, то выходит, что всего около года. Видимо, время для меня тогда очень уплотнилось.