Путешествие в молодость, или Время красной морошки
Шрифт:
Эти воспоминания были навеяны дурманящим запахом тундровых растений. Запахи и музыка — две вещи, которые могли воскрешать, казалось бы, давно позабытое, угасшее в прошедшем времени, исчезнувшее в далекой перспективе прежних дней. Связанные с запахами и музыкой картины были настолько живы, красочны, будто они только что произошли, случились буквально несколько часов назад, вчера… Но это было всего лишь прошлое, в котором осмысливалось настоящее.
В чоттагине яранги было сумрачно и дымно. Когда Токо тихо вошел, бабушка строго посмотрела на него и спросила:
— Ты где был?
— Гулял у озера…
— Но я там тебя не видела.
— Я был возле малого озера.
— А-а, — понимающе кивнула бабушка и задумчиво проронила: — Но и там я тебя не видела.
— Я лежал, — сказал Токо.
— Нельзя долго лежать на холодной земле, — нравоучительно произнесла бабушка. — Ты ведь знаешь — и глубине вечная мерзлота.
— Но мне было тепло, — возразил Токо. — Когда я лежу на земле, я никогда не чувствую вечной мерзлоты.
— Это тебе только кажется, — ответила бабушка, — Она коварна, эта мерзлота, в тело проникает исподволь.
— Но я ее не чувствовал…
Бабушка пристально посмотрела на внука. Потом тихо, чтобы не слышала мать, спросила:
— Что случилось?
Сдерживая себя, стараясь быть спокойным, Токо поведал бабушке о выпотрошенных рыбах, усеявших берег речки.
Бабушка слушала молча, но, по мере рассказа, лицо ее каменело, и она словно старела на глазах.
— Что же они делают, что же они делают? — тихо причитала она, горестно качая головой.
— Откуда такие люди приходят на нашу землю? — спросил Токо, стараясь сдержать слезы.
— Ниоткуда они не приходят, — ответила после некоторого раздумья бабушка, — Они рождаются здесь же…
— Но почему они становятся такими? — продолжал Токо.
— Значит, кто-то в детстве не научил их добру, — вздохнула бабушка.
— Почему они жадные?
— Ко-о, — пожала она плечами, — Может быть, они голодали?
— Да у них полным-полно всяких продуктов! — возразил Токо. — Целые ящики с банками, мешки с хлебом! Как они могут быть голодными? Если они даже будут только и делать, что есть, то и тогда им хватит надолго!
— Значит, свежего им захотелось…
Казалось, бабушка пытается заступиться за них.
Пришла мать с ворохом высушенных оленьих шкур.
Они сохли, разложенные на земле. Мездра затвердела, и шкуры гремели, как железные. Для того чтобы стать мягкими, шелковистыми, приятными для кожи, они требовали долгой и терпеливой обработки. Сначала с помощью каменного скребка с них надо снять верхний слой. А потом наступал черед ручной обработки, которая длилась неделями. Точно так же смягчались и камусы — шкурки с оленьих ног.
По ведь и шкура и камусы когда-то покрывали живого, бегающего по тундре оленя… Однако, когда его свежевали, у Токо не возникало таких чувств, как при виде убитой утки или растерзанных рыбин… Почему?
Успокоившись, Токо взялся за транзисторный приемник и поймал радиостанцию «Тихий океан», которая передавала для рыбаков эстрадный концерт. Кто-то бодро, с задором пел: «Утро начинается с рассвета…» Токо слушал и удивлялся, как может быть иначе? Утро всегда начинается с рассвета и никак не может начинаться с вечерней зари. В концерте это звучало крупным открытием, но все равно почему-то во рту появлялся привкус мыла.
Когда пришел отец, Токо рассказал ему об увиденном.
Отец молча взялся за вечернюю еду, Токо ждал, что он скажет.
Но отец молчал.
Снаружи послышался собачий лай.
Токо выглянул из яранги и увидел приближающихся к стойбищу Кузьму и Андрея.
— Они идут! — почему-то шепотом сообщил Токо.
Гости вошли в ярангу робко, чуть ли не бочком, хотя хозяин приветствовал их радушно, как это принято в тундре.
— Амын еттык! — произнес Дано сначала по-чукотски, а потом добавил по-русски: — Здравствуйте, проходите в ярангу… Жена, поставь мясо! Токо, сбегай за свежей водой!
Токо, подхватив ведро, помчался к ручью, чтобы не упустить интересного, что может случиться в яранге за время его отсутствия. Он быстро зачерпнул чистой, прозрачной воды и, не обращая внимания на то, что почти треть расплескалась по пути, вбежал в ярангу.
Гости расселись возле низенького столика, поставленного так, что его обходил дым, а на сам столик падал свет из дымового отверстия, Кузьма беседовал с отцом, а Андрей с любопытством оглядывал убранство яранги.
Мама налила свежей воды в чайник и поставила его на зажженный примус «Шмель», потому что над костром уже висел котел с оленьим мясом.
— Мы, так сказать, передовой отряд, — продолжал рассказ Кузьма, — экспедиции, которая должна определить способ осушения озера…
— Осушения? — с удивлением переспросил отец, — Зачем?
— Разве вы не слышали об открытии ученого Савелия Мордирова? — в свою очередь удивился Кузьма и, повернувшись к спутнику, попросил: — Андрей, расскажи!
Отец, внимательно оглядев Андрея, спросил:
— Вы что, первый раз в яранге?
— Первый, — кивнул Андрей, — Но у меня такое ощущение, будто я уже бывал здесь, хотя ярангу видел только на старой фотографии и в кино.
— Интересно? — спросил отец.
— Интересно и очень любопытно, — ответил Андрей. — Но странно, словно уже бывал здесь… Может быть, во сне?
— Твои родители откуда?
— Сирениковские, но переселились туда из тундры, когда объединяли колхозы, — внешне Андрей и впрямь был взволнован. — Они-то точно жили в яранге, может быть, именно вот в такой. Может быть, это ощущение мне передалось через гены, по наследству?..
На его лице все время блуждала виноватая улыбка.
— Ну так что собираются делать с нашим озером? — решительно переменил тему разговора отец, — В чем открытие ученого Савелия Мордирова?