Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях
Шрифт:
«За много лет я не видел, чтобы какая-либо брошюра наделала больше шума и покупалась более жадно, чем эти „Предсказания“; им удивляется рядовой читатель, ими забавляются читатели лучшего сорта, а умники считают их великолепной шуткой».
Автор «Ответа» восторженно анализирует «Предсказания», издевается над Пэртриджем, попавшим в нелепое положение, явственно намекает, кто скрывается за именем Бикерстафа, и кончает строками, свидетельствующими, с каким почтением и с какой опаской относятся в лондонских литературных кругах к фигуре Свифта. В свифтовской «Сказке бочки» был приведен мистификационный список сочинений, написанных автором «Сказки», каковые должны якобы быть опубликованы в ближайшем будущем; и среди других названий имеется название –
«Бикерстаф обещает и на следующий год опубликовать предсказания, но другие астрологи не должны этого бояться: я полагаю, что они выйдут в свет одновременно со „Всеобщей историей ушей“. Мне кажется, что Исаак Бикерстаф умер в тот момент, когда вышли его „Предсказания“. Десять дней тому назад он словно упал с облаков и через несколько часов вновь поднялся туда. И спустится к нам во второй раз лишь тогда, когда сумеет нам предложить новую, столь же остроумную шутку. Я полагаю, что это ему удастся каждый раз, как он этого захочет, то есть каждый раз, когда ему заблагорассудится проявить свое презрение ко всему, что его окружает, и в частности к разуму своих современников, каждый раз, когда он вновь захочет посмеяться сразу над миллионом людей…»
Трудно было бы сказать что-либо более лестное о Свифте; но не чувствуется ли в этих строках, наряду с громадным уважением, и привкус обиды? Автор «Ответа» прекрасно понимает, как дальнобойна насмешка Бикерстафа, пронзающая несчастного Пэртриджа лишь в качестве ближней мишени.
Но он ошибся в одном: Бикерстаф счел преждевременным исчезать – предстоял ведь второй и третий акт.
И вскоре был показан второй акт. Уже 30 марта горланили на всех улицах Лондона мальчишки, продавая листовку – «Смерть Пэртриджа»; полное ее название – «Исполнение первого предсказания Бикерстафа, или Отчет о смерти мистера Пэртриджа, автора альманахов, последовавшей 29 сего месяца».
С блистательной режиссерской выдумкой Свифт воспользовался «Ответом». «Исполнение предсказания» написано от имени фиктивного персонажа, посланного якобы «знатным лицом» – автором «Ответа» – к Пэртриджу, для проверки бикерстафовского предсказания. И это немногословный, со скрупулезной протокольной точностью составленный отчет о том, что происходило в доме Пэртриджа в роковой день 29 марта. Оказывается, рассказывает этот посланец «знатного лица», Пэртридж заболел 26 марта, а 29-го был очень плох. Призванный врач Джон Кэйэ – это был видный лондонский доктор – признал его умирающим. Весь день он был в лихорадочном бреду, но, когда посланец явился к нему, он нашел Пэртриджа в полном сознании и мог с ним побеседовать. Это была замечательная беседа, ибо Пэртридж покаялся!
«Я невежественный человек, но у меня достаточно здравого смысла, чтобы знать, что все претензии предсказывать будущее при помощи астрологии – это обман… только невежественная чернь может верить в предсказания ничтожных глупцов, как я и мои коллеги – люди, едва умеющие писать и читать» – так заявил Пэртридж посланцу «знатного лица». И к этому Пэртридж добавил, что он жалеет о своей деятельности, и рассказал, какими трюками он пользовался для составления своих предсказаний, – рассказ этот полностью совпадает с разоблачением Бикерстафа в первом памфлете. И, облегчив таким путем свою душу, Пэртридж умер.
Но Бикерстаф все же ошибся, и это лучший момент второго акта, вершина свифтовской издевки: Пэртридж умер не в одиннадцать, как было предсказано, но в пять минут восьмого – Бикерстаф допустил ошибку на четыре часа. «Зато во всем остальном Бикерстаф оказался совершенно точным. Но хотя он и предсказал смерть бедняжки, можно с успехом спорить о том, был ли он причиной ее. Во всяком случае, как бы там ни было, все это дело можно считать достаточно странным» – так кончается отчет.
Если раньше, при появлении первого памфлета, Лондон смеялся,
И опять не считал он законченным свой спектакль.
Последовала еще интермедия. Свифт вспомнил, что он мастер сатирического стиха, и написал «Элегию на смерть Пэртриджа»; она была распродана в тысячах экземпляров в течение нескольких часов; издевательский юмор этой «Элегии» мог действительно довести бедного Пэртриджа до самоубийства. Но, играя на руку Свифту, Пэртридж был достаточно глуп, чтоб ловить и избивать мальчишек, продававших на улицах «Элегию» и «Отчет», и стал еще большим посмешищем для всего Лондона. Мало того, не удовольствовавшись этим конкретным опровержением сведений о своей смерти, он счел необходимым в следующем издании своего альманаха – на 1709 год посвятить целую главу «обманщику и мошеннику» Исааку Бикерстафу, исчерпал весь свой лексикон ругательств и торжественно заявил, что «не только он, Пэртридж, жив, но он был жив и в тот день, 29 марта».
Поистине Свифту повезло – так везет стальному топору, столкнувшемуся с гнилым деревом… На новое свое несчастье, вздумал Пэртридж тоже острить в этой фразе своего «опровержения». Она дала Свифту великолепный материал для заключительного, третьего акта.
В начале 1709 года третий акт был осуществлен новой брошюркой, названной «Оправдание Исаака Бикерстафа».
Нет нужды воспроизводить все пять «аргументов», коими Свифт «доказывает», что, несмотря на свое опровержение, Пэртридж мертв и не может быть жив. Но стоит привести один из них, основанный на жалкой попытке Пэртриджа в свою очередь сострить. Если Пэртридж, рассуждает Свифт, говорит, что он не только сейчас жив, но был жив и 29 марта, то этим он, очевидно, «хочет сказать, что может быть жив человек, который не был жив несколько месяцев тому назад. И в этом софистичность его доказательств. Он не смеет утверждать, что был жив после 29 марта, но говорит лишь, что жив теперь и был жив в тот день. Но это последнее утверждение я и не думаю опровергать, ибо он умер только ночью 29-го, как это явствует из опубликованного сообщения о его смерти; быть может, после этого он воскрес, об этом пусть судят другие. Я скажу лишь, что это недостойное крючкотворство, и мне стыдно дальше на этом останавливаться».
И затем – заключение, реплика под занавес:
«Когда к концу года оправдались все мои предсказания, вдруг появляется альманах мастера Пэртриджа, оспаривающий исполнение предсказания о его смерти. Я превращаюсь таким образом в легендарного генерала, который был принужден дважды убивать своих врагов, так как волшебник воскресил их после первого раза. Если мистер Пэртридж осуществил этот эксперимент на самом себе и снова жив – пусть живет; это никак меня не опровергает, ибо я ясно доказал неуязвимыми доказательствами, что он умер».
Такова свифтовская реализованная шутка, таков его жестокий «театр для себя». Мороз по коже проходит от холодной ярости этого остроумия, от неумолимой последовательности, с которой доводится до конца это литературное произведение, имеющее «героем» своим живого человека. И нельзя не спросить: а для чего, зачем это нужно было?
Пусть в этой practical joke много от английского сплина, от нравов эпохи, но еще больше в ней индивидуально свифтовского. Безжалостное презрение к невежеству, глупости, моральной нечистоплотности – это понятно; но неужели и тут появляется наивно упорное стремление «совершенствовать род человеческий», хотя бы по мелочам?