Путешествие в Россию
Шрифт:
Видно зная мою любовь к себе, снег в момент расставания щедро расточал передо мною свое волшебство и угощал меня своим сияющим блеском. Зима провожала меня как можно дальше, и ей трудно было со мною расстаться.
У Кенигсберга вид не очень-то веселый, по крайней мере в это время года. Зимы здесь суровые, и в окнах еще были двойные рамы. Я заметил много домов, у которых конек крыши был лесенкой, а фасады выкрашены в яблочно-зеленый цвет. Как и в Любеке, они видны сквозь искусно выделанные металлические решетки, идущие понизу. Это родина Канта, который своей «Критикой чистого разума» подвел философию к самой ее сути. Мне все казалось, что на поворотах улиц виднелась его фигура в серо-стального цвета одежде, в треуголке и туфлях с пряжками, и я вспоминал о той смуте, которую внесло в его мысли отсутствие тщедушного тополька, на котором более двадцати лет кряду останавливался его взгляд, затуманенный глубокими метафизическими размышлениями.
Мы прошли прямо на вокзал, и вот уже каждый из нас сидел в своем углу вагона. Описание путешествия по железной дороге через Пруссию не входит в мои намерения. В этом нет ничего интересного, тем более что я не собирался останавливаться в городах.
Я ехал прямым поездом до Кёльна. Только в Кёльне я расстался со снегом. Расписание поездов не совпадало, и в Кёльне я был вынужден сделать остановку, которой и воспользовался для того, чтобы по необходимости привести в порядок мой туалет, дабы обрести наконец человеческий вид, ибо походил я в этот момент на настоящего самоеда, пришедшего на Неву показывать своих оленей.
Езда в телеге произвела в моих чемоданах самые невероятные пертурбации: обувь потеряла свой начищенный вид, проступила голая, не натертая ваксой кожа; коробка превосходных сигар была полна polvo Sevillano[177]: тряска телеги превратила сигары в тонкую пыль; печати на доверенных мне письмах достаточно поистрепались, потрескались, истерлись от трения, на них больше не видны были ни гербы, ни цифры, ни какие бы то ни было изображения. Многие конверты раскрылись. Снег набился в рубашки! Приведя все в порядок, после вкуснейшего ужина я лег и на следующий день, то есть через пять дней после моего отъезда из Санкт-Петербурга, в девять часов вечера, как и обещал, прибыл в Париж, не опоздав даже на пять минут. На вокзале меня ждала двухместная карета, и через четверть часа я оказался среди старых друзей и хорошеньких женщин, перед сияющим огнями столом, где дымился изысканный ужин, и мое возвращение весело праздновали до самого утра.
Часть вторая. Лето в России
В «Историческом и географическом энциклопедическом словаре» (Париж, 1858) Т. Готье мог прочесть следующие сведения о Нижнем Новгороде:
«Нижний или Малый Новгород — главный город Нижегородской губернии, на слиянии рек Волги и Оки, в 430 км от Москвы и в 1200 км на юго-восток от Санкт-Петербурга. 45 000 жителей. Епархиальный город, в котором есть уголовный и апелляционный суды. Военный форт, или Кремль, два кафедральных собора и 26 церквей, из которых у многих купола позолочены, хорошая гостиница. Красивый фонтан в центре города, великолепный базар; канатная фабрика, пивоварня, винокурня; большая торговля хлебом. Огромная ярмарка, называемая Макарьевской, одна из главных в Европе, привлекает каждые четыре года 400 000 человек. Нижегородская губерния находится в центре Российской империи и граничит на севере с Костромской и Вятской, на северо-востоке — с Казанской, на востоке — с Симбирской, на юге — с Пензенской и Тамбовской, на западе — с Владимирской губерниями. Занимает площадь в 360 на 225 км, население — 1 300 000 человек. Климат умеренный и здоровый. Почва довольно плодородная. Произрастают зерновые, конопля, лен. Очень развита торговля, облегченная близостью трех рек: Волги, Оки и Суры».
Волга. От Твери до Нижнего Новгорода
После долгого пребывания в России я с некоторым трудом привыкал к парижской жизни, часто возвращаясь мыслью к берегам Невы и куполам Василия Блаженного. В империи царей мне довелось бывать только зимой, и я мечтал поехать туда летом, чтобы увидеть ее в свечении долгих летних дней, когда солнце садится всего на несколько минут. Я знал Санкт-Петербург, Москву, но мне еще неведом был Нижний Новгород. А можно ли жить, не повидав Нижнего Новгорода?
Как это бывает? Названия некоторых городов неотвратимо занимают наше воображение и годами, словно таинственная мелодия, звучат в ушах, как однажды заученная музыкальная фраза, от которой невозможно отделаться. Такое странное наваждение известно всем, кого внезапно и мгновенно созревшее решение неотступно гонит к экзотическим местам из границ родной земли. Вы работаете, читаете, развлекаетесь или переживаете горестные минуты, а демон путешествий все нашептывает вам слова заклинаний, и вот, наконец, вы уступаете соблазну. Самое мудрое — по возможности меньше сопротивляться искушению, дабы быстрее от него избавиться. Как только внутренне вы решились, ни о чем больше не беспокойтесь. Положитесь на духа, вселившего в вас мечту. Под его колдовским воздействием устраняются препятствия, развязываются узлы и вам все разрешается. Деньги, которых обычно нет на самую добропорядочную и законную необходимость, радостно приплывают сами собой с готовностью послужить вам поддержкой; паспорт разукрашивается гербовыми марками в дипломатических миссиях и посольствах, ваше белье само укладывается в чемоданы, и вы неожиданно обнаруживаете, что располагаете как раз дюжиной новых сорочек, черной фрачной парой и пальто на случай любой непогоды.
Нижний Новгород уже давно вызывал во мне такое непреодолимое влечение. Никакая мелодия так сладко не отдавалась в моих ушах, как это далекое и неопределенное название. Я повторял его, словно молитву, почти не отдавая себе в этом отчета, и с чувством несказанного удовольствия высматривал город на картах. Начертание его названия нравилось мне, как красивая вязь арабески. Близость букв «и» и «ж», аллитерация конечного «й», три точки, стоящие над словами, точно ноты, на которых делается акцент, очаровывали меня, как мальчишек очаровывает все загадочное. Буквы «в» и «г» второго слова также волновали меня, но в окончании «од» заключалось нечто повелительное, решающее и завершающее, чему не было никакой возможности сопротивляться. После нескольких месяцев борьбы я вынужден был отправиться в путешествие.
Серьезным благовидным предлогом была необходимость пополнить знания для завершения большой работы о сокровищах русского искусства. Над ней я трудился многие годы, и однажды она уже привела меня, не вызывая особенного удивления со стороны рассудительных людей, в этот своеобразный, единственный в своем роде город — Москву, представший тогда предо мною в зимнем уборе: в серебряной диадеме и накинутой на плечи белоснежной горностаевой шубе. Итак, три четверти пути оказалось позади. Демон путешествий все устроил как нельзя лучше. Дабы ничто меня не задержало, он отправил за границу или далеко вглубь страны людей, повидать которых меня обязывал долг. Таким образом, не было никаких препятствий, и никакие задержки и угрызения совести не мешали мне осуществить мечту. В Москве я наскоро собрал материал: во время осмотра Кремля название «Нижний Новгород», начертанное рукой искусителя, сияло причудливыми, увитыми цветами славянскими буквами на сияющем дне золотых и серебряных сосудов, на иконостасах.
Если выбирать самый простой и короткий путь от Москвы, то нужно было проехать до Владимира по железной дороге и в почтовой карете до Нижнего, но опасение не найти лошадей, так как в это время проходила знаменитая Нижегородская ярмарка, на которую из разных стран собиралось 300 или 400 тысяч человек, заставило меня избрать дорогу, которой крайне редко пользуются в настоящее время. Англо-американская поговорка «Time is money» [178] не в моем вкусе, и я не из тех туристов, что спешат прибыть на место. Меня больше всего интересует путешествие само по себе.
В противовес буржуазной рассудительности я начал с того, что поехал в другую сторону, до Твери, а затем намеревался путешествовать по Волге почти от самых ее истоков — довериться ее спокойному течению, медленно приближавшему меня к желанной цели. Наверное, вы удивляетесь столь малой поспешности, с коей я претворял в жизнь заветную мечту. Но, зная, что непременно увижу Нижний, я уже не спешил. Кроме того, человек вообще боится исполнения своих желаний, и это опасение, конечно, подсознательно мучило меня и умаляло пыл. А вдруг город моей мечты исчезнет от дыхания действительности, рассеется, как облака, которые, образуя на горизонте купола, башни, некрополи, уже от легкого порыва ветра меняют очертания или сметаются вовсе?