Путешествие в страну Офир
Шрифт:
– Сеньоры! – громко произнесла она. – Разрешите мне провозгласить тост за всех присутствующих, а также за всех отважных мореплавателей любого народа, пролагающих пути в неведомые страны!.. Дядя, ты можешь больше не пить, надеюсь, что это не огорчит наших друзей…
Последние слова девушки то ли были не поняты, то ли оставлены без внимания, но тост все подхватили с большим воодушевлением, звон чаш не умолкал, пока сеньорита снова не поднялась с места.
– Дорогие сеньоры! – обратилась она к присутствующим. – Как я поняла, наши корабли сошлись для того, чтобы моряки разных стран обменялись точными и проверенными сведениями о морских путях к новому материку… Мне думается, что всем нам будет интересно также узнать, что представляла собой Ойкумена древних, другими словами – известное им пространство земли. Знали древние о земле больше, чем знаем мы, или меньше? Конечно, беседа о папах, конунгах, императорах и королях весьма занимательна, но не кажется ли вам, что мы сейчас напоминаем слуг, обсуждающих действия своих господ? Очень прошу вас простить меня, если эти слова покажутся кому-нибудь обидными. Все-таки верю, что вы не обвините меня в излишней придирчивости уж хотя бы потому, что и сама я с огромным увлечением принимала участие в этих обсуждениях.
Девушка окинула взглядом всех сидящих за столом. И гости и хозяева, кивая головами, весело переглядывались, явно соглашаясь с ней.
Все, кроме одного. С места поднялся сеньор Гарсиа.
– Дорогая сеньорита, обвинять вас в чем-либо, я уверен, никто не станет. Однако указать вам на ошибочность некоторых ваших высказываний я считаю своим долгом. Сеньорита, мы не слуги! – произнес сеньор Гарсиа строго. – А мелочи из жизни пап, конунгов, императоров и королей – не мелочи, сеньорита, если от них зависят судьбы народов и государств. С тревогой дожидаюсь я прибытия в Испанию. Боюсь даже подумать о том, что сейчас там творится! – Эскривано помолчал, постукивая пальцами по столу. – Да, здесь говорилось об Ойкумене… – наконец вспомнил он. – Что касается Ойкумены, дорогая сеньорита, то мне думается, что даже последние открытия нашего века нисколько не расширили ее пределов: древние об Ойкумене знали значительно больше, чем мы!
Глава десятая
ПРОЩАНИЯ, ВСТРЕЧИ И…
Ввиду того, что корабль метра Тома Обера мог не выдержать длительного плавания, капитан его вынужден был раньше своих товарищей расстаться с «Геновевой».
Франческо уже не удивляло, что за последнее время его приглашали принимать участие во всех дружественных встречах заодно с обитателями средней и двух малых кают… То ли тут сыграло роль отношение к нему Жана Анго, то ли распоряжение сеньора капитана… Удивляло его только то, что и в большой каюте к этому относились как к чему-то должному.
Прощальная пирушка, состоявшаяся на «Флердоранж», мало чем отличалась от предыдущих встреч нормандцев с их новыми друзьями. Однако у Франческо и еще у кое-кого день этот надолго остался в памяти.
Началось все по почину сеньориты – с разговора за столом.
– Метр Анго, – сказала она, – ваш друг Жан Дени рассказал мне, какие у вас прелестные четырехлетние близнецы… Вероятно, они походят на вас?
После вопроса девушки на лице Жана Анго проступил слабый румянец. Тонкие брови Анго обычно разделяла легкая морщинка. Сейчас она исчезла. А синие глаза метра просто сияли: шел разговор о его малышах!
– О нет, сеньорита, – возразил он, – к счастью, Пьер и Жан – оба походят на мать: такие же белые, румяные, золотоволосые… Глаза у них уже и сейчас темно-карие. В точности как у моей Мариэтты!
Раздался звон упавшего на тарелку ножа. Франческо увидел изумленно застывшее лицо пилота.
– Позволь… позволь… – сказал тот тихо. – Мариэтта? Ты женился на какой-то Мариэтте? А как же Розали? Ты что же, бросил ее?! А может, с ней что плохое стряслось? – добавил он с тревогой.
– Ничего плохого с ней не стряслось, – пожав плечами, ответил Анго, – если не считать того, что ты сбежал от нее в Кастилию… Ага, ага, теперь мне все понятно! – И нормандец повернулся к сеньорите: – Дело в том… Не знаю, известно ли вам, что пилот тоже родом из Дьеппа… Так вот, нам с ним было лет по четырнадцати, когда мы оба увивались за крошкой Розали… Но ее – увы! – мог покорить только высокий рост и широкие плечи. А я, заносчивый мальчишка, воображал, что, как наследник богатых родителей, больше могу рассчитывать на успех, чем сын простого матроса… Хорошо еще, что мои родные не заслали сватов к родителям Розали. В Нормандии будущих супругов обручают чуть ли не после того, как ребятишек отнимают от груди. Совсем как в королевских семьях… Однако девчушка была не так уж и глупа: условилась со мной о встрече задолго до нашего обручения. На этот случай я вылил на себя чуть ли не все благовония моей матушки… И вот именно в эту теплую июльскую ночь мне показалось, что сердце мое разбито вдребезги: Розали призналась мне, что любит без памяти тонкого, высокого и стройного Винсента… И подумайте: умоляла меня же уговорить ее родителей не выдавать ее замуж за меня! А тебя, Винсент (думаю, что уже имею право называть тебя так), день спустя угораздило сбежать в Кастилию!
Пилот все еще никак не мог прийти в себя.
– Позволь… позволь… – бормотал он.
– А Розали ходила по монастырям и, вероятно, продала последние сережки и браслеты матери, чтобы заказывать молебны за твое здоровье и, как я догадываюсь, за твое благополучное возвращение, – спокойно продолжал Анго. – А иной раз навещала мою матушку для того, чтобы, уединившись где-нибудь в саду, выплакать у меня на груди свое горе. Тогда я, признаться, испытывал легкое чувство злорадства. «Отказалась от богача, будущего судовладельца, и ради чего?! Ради широченных плеч этого верзилы! А вот этот верзила ей и показал!»
– Она вышла замуж? – спросил пилот хрипло. – Но что я! Такая красотка! Конечно, она вышла замуж!..
– Замуж она не вышла. Хотела пойти в монастырь с горя, что ты ее покинул…
– Я – покинул! – почти закричал пилот. – Да я…
– Не мешай мне рассказывать, – спокойно остановил его Анго. – Собиралась она постричься в монахини, а пока что – по молодости лет – пойти в послушницы… Но даже мать настоятельница ее пожалела и отговорила: «Ты, мол, дитя еще! Одумайся!» Полагаю, что жалость этой уважаемой особы была вызвана еще и тем, что родители Розали никогда не делали в монастырь богатых вкладов, а моя матушка к каждому празднику посылала настоятельнице чуть ли не целую повозку съестного… Да и деньгами не оставляла…
– Ты мне только скажи… – начал пилот.
– Все скажу! Но сначала дослушай мою историю. С горя или от злости я пошел в плавание на отцовском судне… После того как я вернулся домой, выкупленный у пиратов Северянином… Ох, Винсент, Винсент, тогда даже ты меня пожалел бы… Каким я приехал, может подтвердить сеньор эскривано и тот же Северянин… Маленький, хилый, с красными, в какой-то коросте глазами… Дома меня старались пичкать всякими яствами, возили по богомольям, но ничто не помогало… Спасла меня одна послушница, девушка из хорошей семьи, но, как и Розали, небогатая… Она взялась ходить за мной… Кроме прекрасной внешности, я открыл в ней также любовь ко всему, что и мне кажется достойным любви. «Господи боже мой! – говорю я каждый день. – Какое же прекрасное существо ты создал!» И вот уже пять лет, как мы женаты…
– Позвольте… Значит, вы женаты? – спросил Франческо.
Метр Анго расхохотался.
– Очевидно, женат, – проговорил он, – поскольку у меня двое детей и моя дорогая Мариэтта. А разве сеньорита вам не рассказала? – добавил он удивленно. – Ага, теперь мне все понятно!..
Но тут в разговор вмешалась уже сеньорита:
– Простите, метр Жан, я прошу вас объяснить… Мне, например, непонятно, что именно вам стало понятно.
Франческо мог поклясться, что глаза девушки… смеялись! Смеялись, несмотря на то, что лицо ее сохраняло строгое, даже суровое выражение.
– Мне стало понятно, – ответил Жан Анго, – почему бедный пилот с первого же дня моего пребывания на «Геновеве» изливал на меня свою злобу. А вам, Франческо, теперь это тоже понятно? – спросил он. – И еще кое-что мне стало понятно, – добавил Анго, – но после замечания сеньориты нам с вами придется поговорить наедине.
– Все, что касается поведения пилота, мне безусловно стало понятно, – признался Франческо. – Однако и вы с ним частенько бывали резки…
Анго в ответ только развел руками: