Путешествие в страну Офир

Шишова Зинаида Константиновна

Эрнандо вышел распорядиться насчет обеда. А Франческо задумался о том, вправе ли он был утверждать, что совершенные Катаро преступления были вызваны только его помешательством… Названное только что с таким уважением имя эскривано натолкнуло его на мысль, что вот именно сеньор Гарсиа мог бы сейчас быть нелицеприятным судьей… Как бы он воспринял поступок или, вернее, поступки Катаро? Да, безусловно, Рыжего золото свело с ума. Однако на памяти Франческо были случаи, когда золото сводило с ума людей и более достойных, чем Катаро… Да, но сообщение о свадьбе сеньориты, которое Рыжий передал с таким злорадством, к золоту никакого отношения не имело… Да, зависть, скупость, коварство к золоту никакого отношения не имели.

В

этот день ни Франческо, ни Эрнандо не пришлось до вечера поработать в библиотеке. Перед самым обедом им доложили о приходе посетителя.

– Здесь, подле черного выхода в сад, домогается повидать сеньора императорского библиотекаря один человек, – доложил привратник. – В руках у него какая-то свернутая в трубку бумага.

Эрнандо и Франческо садом прошли к выходу. Франческо тотчас же узнал «неизвестного посетителя» по золотой серьге. Серьги у подражавших маврам разбогатевших идальго в Испании Франческо видывал не раз, но на эту обратил особое внимание еще в первую свою встречу с трактирщиком: как-то очень не вязалась со всем его обликом и эта серьга, а сейчас – и его богатое одеяние.

И все же старания бедняги были напрасны: «сеньором» слуга его так и не назвал.

– Как удачно, что я застал вас обоих! – сказал трактирщик, отвешивая низкий поклон. – Имени сеньора из Палоса я не знаю, да и на свертке никакой надписи нет, но из слов человека, доставившего письмо, я заключил, что оно послано вам, сеньор, – и трактирщик отвесил поклон Франческо. – Человек этот так торопился догнать своих спутников, что умолил меня отнести вам этот сверток. А купец, беседовавший с сеньором королевским библиотекарем, рассказал, как вас найти.

Приняв свернутую в трубку бумагу, небрежно перевязанную шнурком, сеньор Эрнандо передал ее Франческо, а трактирщика пригласил в дом – разделить с ними обед.

– Очень благодарен вам за любезность, – ответил тот, – но я спешу, сделал одолжение бедняге, что так торопился догнать своих попутчиков. Мы с ним давно в приятельских отношениях… А что касается этого… – трактирщик с каким-то пренебрежением потрогал рукав своего богатого камзола, – это все моя дочка! Она же и заказала его швецу… Замуж за какого-то приезжего из-за океана собирается…

Заметив, что Франческо глянул на его серьгу, трактирщик махнул рукой:

– Тоже ее работа! Вообразила моя дурочка, что в таком наряде я буду принят королевским библиотекарем…

И, снова отвесив почтительный поклон, трактирщик, не поворачиваясь спиной к хозяину дома, отступая назад, вышел из сада. Франческо, даже не задумываясь, что им руководит, мигом выскочил за калитку, догнал и, не обращая внимания на удивление трактирщика, схватил его руку и крепко-крепко ее пожал.

– Еще раза два мне так ее пожмут, – улыбаясь, сказал трактирщик, – придется руку носить на перевязи.

Эрнандо нисколько не удивил поступок его друга.

– Ну, что вы скажете? – спросил он. – Ох, простите, своими разговорами мы не дали вам прочитать письмо.

– Зато дали возможность еще раз убедиться, что простые испанцы могут поспорить не только с нищими идальго, но и с людьми повыше. Я имею в виду их чувство собственного достоинства. Чем-то этот человек напомнил мне Хосе. Хотя люди они, конечно, разные… А пишет мне – или поручил кому-нибудь написать, – вероятно, слуга из харчевни в Палосе… Заждался, бедняга! И очень беспокоится, что я так долго не возвращаюсь за своими вещами и бумагами… Ну, посмотрим, что там такое… Эрнандо! – во весь голос закричал Франческо. – Эрнандо, милый, да знаете ли вы, от кого это письмо из Палоса? От сеньора Гарсиа! Смотрите, как в разные стороны валятся его буквы…

Глава девятая

ДВАДЦАТЬ ДВЕ ОШИБКИ И ЕЩЕ ОДНА

– Боже мой! Начинается письмо: «Дорогой Фанческо»! И здесь пропущена буква «р»! Такого с сеньором Гарсиа еще никогда не бывало… И еще одна ошибка…

Вторая… И еще, и еще! Сеньор Гарсиа всегда писал вкривь и вкось, но ошибок никогда не делал! Что это с ним? Не болен ли наш эскривано? Он все же болен, иначе он не вызывал бы меня в Палос… Читаю: «Дорогой сеньор Фанческо…» Пропущено «р». И потом – почти в каждой строке по ошибке, а то и по две. Эскривано просит меня приехать. Дело в том, что свиток с его записями не только пришел к концу, но и обветшал. Сеньор Гарсиа и сам признается, что многие слова он по рассеянности пропустил. Он так и пишет: «Последние мои заметки требуют вашего вмешательства, сеньор Франческо, именно они нуждаются во внимательном просмотре». Сеньор Гарсиа сообщает, что «Геновева» с соизволения его императорского величества ушла в плавание снова под испанским флагом… Еще сеньор Гарсиа пишет, что он, как историк, не имеет права допустить, чтобы его исторические записи канули, как он выражается в Лету. [20] Он просит меня приехать, побыть немного с ним, но главным образом – перечитать его записи и особо неразборчивые места переписать наново… Я отлично понимаю, что моя просьба может вас обидеть… И понимаю, что дареное нельзя дарить. Но будьте ко мне снисходительны, Эрнандо! Я давно должен был вам признаться, что «звездный дневник» никогда мной начат не будет… И вот я прошу вас, Эрнандо, разрешите мне эту красивую тетрадь подарить от вашего имени сеньору Гарсиа. Только таким образом его записи будут сохранены для потомства… Вы не сердитесь на меня, Эрнандо?

20

Лета – в греческой мифологии река забвения.

– Как я могу на вас сердиться! – произнес его друг взволнованно. – Я сочту для себя большой честью, если мой скромный подарок сможет быть полезен такому человеку, как историк сеньор Гарсиа! Все, о чем он просит, должно быть выполнено, но боюсь, что один вы с такой работой не справитесь. Это заняло бы много времени даже у очень опытного переписчика. Вам необходимо нанять трех-четырех человек для этого, а самому только помогать им…

– Эрнандо, друг мой, тогда мне придется побеспокоить вас еще одной просьбой: не сможете ли вы сегодня или завтра связать меня с сеньором Ричи, а через него – с Генуэзским банком? Я убежден, что, покидая Палос, капитан Стобничи безусловно обеспечил эскривано кое-какими средствами… Еще более заботливо отнеслась к нему, конечно, сеньорита Ядвига… Но на писцов, на всю эту огромную работу, полагаю, понадобится крупная сумма… Да и сеньору Гарсиа самому, конечно, нужны деньги, так как в Палосе он остался совсем одиноким…

– Вы с такой легкой душой покидаете меня, дорогой Франческо, – задумчиво и печально произнес Эрнандо, – но я вас понимаю… И дневник сеньора Гарсиа, и сам он безусловно вполне заслуживают внимания и заботы…

– Я покидаю вас с большой тяжестью на душе, – ответил Франческо, – но я обязан… Мы, конечно, могли бы с верным человеком переслать сеньору Гарсиа деньги для переписчиков… Могли бы просто перевезти его сюда, в Севилью, поскольку в Палосе у него нет близких… Но я уверен, что сеньор Гарсиа очень болен… А к вам, в Севилью, я, конечно, еще вернусь. Как и когда, еще пока сказать не могу. Но вернусь!

Несмотря на волнения этого дня, Франческо все же расспросил сеньора Ричи, каким образом тот, рискуя быть по дороге ограбленным, решается перевозить из Генуи в далекую Севилью такое огромное количество денег.

Сеньор Ричи усмехнулся.

– Я перевожу из Генуи в Севилью только бумаги, – сказал он. – В Севильском банке имеется достаточный запас генуэзского золота. Когда запас этот начинает иссякать, Генуэзский банк направляет сюда с деньгами своих доверенных в сопровождении хорошо вооруженных наемников.