Путешествие в страну смерти
Шрифт:
– Я так понимаю, что люди становятся вампирами, лишь бы продлить свое существование. – Она медленно намотала на палец страусиное перо шляпы. В глаза не смотрела. – Но быть мертвым – значит.. остановиться. Вот что с нами случилось. Мы не путешествуем, потому что это опасно. Мы прячемся в наши дома, усыпальницы, тайные убежища, потому что дневной сон неодолим. Мы замыкаем себя на сотни замков, мы пытаемся уберечь себя любой ценой. Мы делаемся мертвыми. Путешествие вроде этого… – Антея еще раз покачала головой. – Все новое опасно, ибо грозит смертью, но смерть – это необходимое условие
Эшер вспомнил Крамера. Из мальчишки бы вышел толк, будь у него тогда хоть один-единственный шанс.
Антея протянула руку Эшеру. Лицо ее было печальным и прекрасным. То, что хотела сделать в Венском лесу с Джеймсом та лунная девушка, эта женщина делала с сотнями мужчин в трущобах ночного Лондона. Они хотели ее, они желали ее, они сходили по ней с ума и сами шли к ней в руки. Вспомнился ему и жалобно кричащий Фэйрпорт, когда венские вампирши сдирали с него одежду и аккуратно надкусывали вены, чтобы полностью насладиться его отчаянием и ужасом… Фэйрпорт, всю жизнь желавший только одного – жить, как все нормальные люди…
Тем не менее Эшер подал Антее руку. Пальцы их встретились.
– Спасибо вам, что поехали со мной, – тихо сказала она. – Спасибо за то… что спасли меня.
Иногда мне кажется, что я больше никогда не вернусь в Лондон.
Стоя во тьме усыпальницы, Эшер чувствовал неодолимый ужас при мысли, что больше никогда не увидит Лидию.
Он часто думал о ней, сидя взаперти и слушая утреннее пение муэдзинов, неумолчные крики чаек или шепчуще-легкие шаги птенцов Мастера Константинополя в темных лабиринтах внизу. Иногда он развлекал себя мыслишкой, что, если уж ему суждено умереть в Доме Олеандров, то по крайней мере вокруг него в последний миг столпятся вампиры, а не родственнички, поссорившиеся из-за наследства на похоронах кузена…
Но мысли снова возвращались к Лидии. Семь лет. Их могло быть больше. Возможно, она последовала за ним в Вену, но не дальше. Ни Холивелл, ни полиция, ни даже австрийская контрразведка не могли проследить, как они с Антеей садились в поезд. Все произошло слишком неожиданно, слишком быстро… Стройная, прекрасная, как фея, упорно считающая себя дурнушкой… Ах, если бы увидеть ее хотя бы еще раз – перед смертью! И ничего больше не надо…
Внезапно ему пришло в голову: а что, если, пытаясь отыскать его следы в Вене, Лидия встретилась с Франсуазой?..
Окисляющиеся серебряные прутья тускло отражали желтенький огонек свечи. Эшер аккуратно установил ее на поперечину. Основание свечи он обернул вырванным из книги листом, чтобы не закапать пол воском, пока он будет орудовать бронзовой отмычкой. Ноябрьская ночь, завалы льда неподалеку, тишина и темнота. Руки не слушались от холода и страха. От запаха аммиака першило в горле.
Серебряные петли не скрипнули. Эшер шагнул в низкий коридор, залитый водой и усыпанный древесными опилками.
Зачем здесь лед? Исидро, помнится, говорил, что вампиры с возрастом начинают страдать от холода. Неужели только для того, чтобы создать неудобства старому врагу? Эшер очень
Вторая дверь, как и подозревал Эшер, вела в тесную путаницу змеевиков, труб и резервуаров. Запах аммиака здесь был просто нестерпим. Желтый отсвет скользнул по буквам на ограждении: «Цванцигштейархундерт Абкулунггессельшафт».
Компания «Двадцатый век». Холодильное оборудование.
Морозильные камеры, вакуумные установки, мерзкий кишечник резиновых шлангов. Стеклянные бутыли с ядовитым газом мерцали, как чудовищные яйца. Хотя пол в коридоре был весь в лужах, Эшер не заметил под ногами ни мокрых следов, ни прилипших опилок. Вспомнив, как устанавливали отопительную систему в лекционном зале Нового колледжа, он рискнул предположить, что здесь тоже имело место повреждение какого-то клапана, за которым пришлось послать в Берлин.
Пять дней как поломалось, – визжал Бей, – и до сих пор ни слуху ни духу…
Эшер вышел, закрыл и запер дверь, протер серебряную ручку носовым платком.
Другая дверь была холодна, как лед. В ответ на звук ключа в замке изнутри донесся болезненный стон. Глухо, будто из могилы.
Зловоние буквально ослепило Эшера, стоило ему приоткрыть дверь. Он зажмурился, отвернул лицо. Глупо… – подумал он. И тут же: – Да здесь еще холоднее… Дыхание клубилось облаком, позолоченное светом огарка, на стенах мерцала изморозь, под ногами – лед.
Но все это было несущественно по сравнению с тем, что ползло к Эшеру по полу, покрытому смерзшимися опилками и стружками. Взглянув в лицо ползущего – в то, что осталось от лица, – он понял все, хотя понимание это не имело никакого отношения к Эрнчестеру.
Затем дыхание Эшера пресеклось – он ощутил железную хватку огромной руки, а в следующий миг его швырнули об стену с такой силой, что ноги отделились от пола. Он успел лишь пригнуть голову – иначе бы она просто раскололась о камень, но удар был настолько силен, что ребра хрустнули. Эшер закричал – вернее, попытался это сделать. Сознание помрачилось. Затем Олюмсиз-бей ударил его об стену еще раз. Левое плечо пронзила боль, словно по нему хватили топором. И все же Джеймс смог расслышать гремящие над ним проклятия на арабском, персидском и турецком…
– Ты этого хотел? – Эшер уже и не знал, на каком языке это было выкрикнуто. – Этого искал?
Стальная рука вздернула ему голову, едва не сломав шею. Оказывается, он уже лежал на полу в луже ледяной воды.
– Это то, что ты хотел увидеть?
Эшер не видел ничего – оброненный огарок погас. Перед глазами стояло лиловато-серое лицо твари, ползущей к нему по полу усыпальницы. Страшные когти разорвали рукав – от кисти до плеча, гранитное колено Олюмсиз-бея прижало Эшера к полу, шейные позвонки чуть не затрещали. Затем когти вонзились в плоть, вскрыв вену. Кровь обожгла холодную кожу – и тут же что-то у стенки встрепенулось, с низким горловым клокотанием поползло на запах. Эшер чувствовал, как оно слепо тычется в его руку, скользкое, липкое, с острыми зубками; он слышал шепот Мастера: