Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» (с илл.)
Шрифт:
Я много расспрашивал, но так и не услыхал о водобоязни ни на Вандименовой Земле, ни в Австралии; Бёрчелл также говорит, что в продолжение пяти лет, которые он провел на Мысе Доброй Надежды, он никогда не слыхал ни об одном случае этой болезни. Уэбстер уверяет, что на Азорских островах ни разу не было случая водобоязни; то же самое утверждают и относительно островов Маврикия и Св. Елены [255] . Некоторые сведения об этой странной болезни можно было бы получить, изучив обстоятельства, при которых она возникает в отдаленных странах, ибо невероятно, чтобы в эти страны была привезена уже укушенная собака [256] .
255
«Observac. sobre el clima de Lima», p. 67; Azara,
256
Во времена Дарвина еще не было доказано, что бешенство (водобоязнь) передается только при попадании слюны бешеного животного в рану и что инфицирование путем поедания «мяса вола, издохшего от водобоязни» невозможно.
Ночью к дому дон Бенито подъехал какой-то незнакомец и попросил разрешения переночевать. Он сказал, что семнадцать дней блуждал в горах, сбившись с пути. Он вышел из Гуаско и так как привык путешествовать в Кордильерах, то предполагал без труда добраться до Копьяпо; вскоре он, однако, запутался в лабиринте гор и не мог оттуда выбраться. Несколько его мулов слетело в пропасть, и он оказался в очень тяжелом положении. Главная трудность его положения проистекала оттого, что он не знал, где можно найти воду в низменности, а потому ему приходилось держаться у центральных хребтов.
Мы поехали обратно вниз по долине и 22-го числа достигли города Копьяпо. Нижняя часть долины широка и образует прекрасную равнину вроде Кильоты. Город занимает значительное пространство земли, при каждом доме есть сад, но место это все-таки какое-то неприветливое и жилища плохо обставлены. Каждый, по-видимому, преследует одну цель – заработать денег, а потом как можно скорее уехать отсюда. Все жители более или менее тесно связаны с рудниками, и рудники да руда – единственная тема разговоров. Все предметы первой необходимости крайне дороги, потому что от города до порта 18 лье, а сухопутная перевозка очень дорого обходится. Курица стоит 5–6 шиллингов, мясо почти так же дорого, как в Англии, дрова, или, вернее, ветки, привозят на ослах из мест, от которых два или три дня пути по Кордильерам, прокорм скота обходится здесь шиллинг в день – все это совершенно необычайно для Южной Америки.
26 июня. Я нанял проводника и восемь мулов, чтобы проехать в Кордильеры иным путем по сравнению с тем, которому я следовал в свою последнюю экскурсию. Так как местность тут была совершенно пустынная, мы захватили с собой полтора вьюка ячменя, смешанного с рубленой соломой. На расстоянии около двух лье от города вверх по той долине, по которой мы приехали, от нее ответвляется другая широкая долина, называемая Деспобладо, т. е. необитаемая.
Несмотря на то что эта долина огромнейших размеров и ведет к перевалу через Кордильеры, она совершенно безводна, если не считать, быть может, нескольких дней в какую-нибудь очень дождливую зиму. Почти ни одно ущелье не прорезывало склонов осыпающихся гор, а дно главной долины, заполненное галькой, было гладкое и почти ровное. Никакой значительный поток не струился никогда по этому галечниковому ложу, ибо такой поток, безусловно, проложил бы себе большой канал с обрывистыми берегами, как во всех южных долинах. Я почти не сомневаюсь, что эта долина, так же как и те долины, о которых писали путешественники по Перу, оставалась в том состоянии, в каком видим мы ее сейчас, с тех пор как с нее сошли воды моря при поднятии суши.
В одном месте, где Деспобладо соединяется с ущельем (которое почти во всякой другой горной цепи именовалось бы громадной долиной), я заметил, что ложе долины, хотя и состояло только из песка и гальки, было выше, чем ложе бокового ущелья. Какой-нибудь ручеек за час пробил бы себе русло, но, очевидно, проходили века, а такой ручеек не собирался в этом огромном ущелье. Любопытно было видеть механизм – если здесь уместно это выражение – для стока воды, весь, за незначительными исключениями, в полной сохранности, но без всяких признаков того, чтобы он когда-либо действовал.
Всякий, должно быть, замечал, что илистые отмели, обнажающиеся при отливе, напоминают в миниатюре страну с горами и долами; здесь же перед нами оригинальная модель из камня, но образованная в процессе векового отступления океана по мере поднятия материка, а не приливами и отливами. Если на илистую отмель, с которой сошла вода, падает сильный дождь, он углубляет уже имеющиеся мелкие впадины; такое же действие производит дождь следующих друг за другом веков на ту отмель из камня и земли, которую мы называем материком.
Мы продолжали ехать и после того как стемнело, пока не достигли бокового ущелья с маленьким родником, называемым Агуа-Амарга [горькая вода]. Вода заслуживала этого названия, потому что была не только соленой, но еще до того зловонной и горькой, что мы не могли заставить себя пить ни чая, ни мате. Отсюда до реки Копьяпо, я полагаю, было по меньшей мере 25–30 английских миль, и на всем этом пространстве не было ни капли воды, а значит, местность эта заслуживала названия пустыни в буквальном смысле слова.
Между тем примерно на полупути, около Пунта-Горда, мы проезжали мимо старинных индейских развалин. Кроме того, перед некоторыми долинами, отходившими от Деспобладо, я замечал по две кучи камней, сложенных на некотором расстоянии одна от другой, как бы указывая вход в эти маленькие долины. Мои спутники ничего об этих кучках не знали и на мои вопросы отвечали своим невозмутимым «quien sabe?» [кто знает?].
В нескольких местах в Кордильерах я видел индейские развалины; из них лучше всего сохранились руины в Тамбильосе, в горном проходе Успальята. Маленькие прямоугольные помещения теснились отдельными группами; местами уцелели дверные проемы, образованные поперечной каменной плитой высотой всего лишь около трех футов. Еще Ульоа заметил, как низки двери в древних перуанских жилищах. Дома эти, когда они еще были целы, вмещали, должно быть, значительное число людей. Предание гласит, что они служили инкам для остановок при их переездах через горы.
Следы индейских жилищ открыты и во многих других местах, где они вряд ли могли служить только для отдыха в пути, но где земля все же совершенно непригодна для какой бы то ни было обработки, так же как и близ Тамбильоса, или у моста Инков, или на перевале Портильо, где повсюду я видел развалины. В ущелье Хахуэль, близ Аконкагуа, где нет никакого горного прохода, развалины, как я слыхал, расположены в бесплодной местности, на большой высоте, где чрезвычайно холодно. Сначала я полагал, что эти строения служили убежищами, выстроенными индейцами при первом приходе испанцев, но впоследствии мне пришла в голову мысль о том, что, вероятно, произошла небольшая перемена в климате.
В Кордильерах этой северной части Чили старинные индейские дома, говорят, особенно многочисленны; роя землю среди развалин, нередко находят клочки шерстяных вещей, орудия из драгоценных металлов и початки кукурузы; мне подарили наконечник стрелы, сделанный из агата, в точности такой же формы, как те, что теперь употребляются на Огненной Земле. Я знаю, что в настоящее время перуанские индейцы часто живут в самых высоких открытых местах, но в Копьяпо, как уверяли меня люди, всю свою жизнь проведшие в путешествиях по Андам, есть очень много (muchisimas) строений на высоте, лежащей почти у самой границы вечных снегов, причем в таких местах, где нет никаких проходов, где земля не родит ровно ничего и, что еще более странно, нет воды.