Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» (с илл.)

Дарвин Чарльз

Всякий раз, когда змея была раздражена или испугана, хвост ее дрожал, и притом чрезвычайно быстро. Тенденция к этому привычному движению ясно обнаруживалась до тех пор, пока тело не утрачивало вовсе свою раздражимость. Таким образом, у этого Trigonocephalus – в некоторых отношениях – строение гадюки, а повадки гремучей змеи; впрочем, шум производится более простым приспособлением. Физиономия у этой змеи отвратительная и свирепая; зрачки представляют собой вертикальную щель в крапчатой радужной оболочке цвета меди; челюсти широки в основании, а нос выдается вперед треугольником.

Мне, кажется, никогда не доводилось видеть ничего более гадкого, исключая разве некоторых вампиров. Я полагаю, что это отталкивающее впечатление

происходит от того, что взаимное расположение лицевых частей змеи находится в каком-то соответствии с чертами человеческого лица, и это дает нам как бы мерку для оценки безобразия.

Из бесхвостых гадов я нашел только маленькую жабу (Phryniscus nigricans)совершенно своеобразной окраски. Чтобы получить правильное представление о ее внешнем виде, вообразим себе, что сначала ее окунули в самые черные чернила, а затем, когда она высохла, пустили ползать по доске, только что выкрашенной самой яркой красной киноварью, так что окрасились ее лапки снизу и отдельные места брюшка. Если бы вид этот еще не имел названия, его следовало бы назвать Diabolicus, ибо такой жабе было бы под стать искушать Еву.

В отличие от прочих жаб, у которых нравы ночных животных и которые живут в сырых и темных укромных местах, она ползает средь бела дня, в жару, по сухим песчаным буграм и безводным равнинам, где не найти и капли воды. Для получения необходимой влаги ей, несомненно, приходится пользоваться росой, которую она, вероятно, усваивает через кожу, так как известно, что у этих гадов сильно развита способность к такому поглощению. В Мальдонадо я нашел такую жабу в месте почти столь же сухом, как в Байя-Бланке, и, предполагая доставить ей большое удовольствие, отнес в лужу с водой; но это маленькое животное не только не умело плавать, но, я думаю, без моей помощи тотчас же утонуло бы.

Здесь было много разных ящериц, но лишь одна (Proctotretus multimaculatus)замечательна своим образом жизни. Она живет на голом песке поблизости от морского берега, и вследствие ее пестрой расцветки – коричневатые чешуйки испещрены белыми, желтовато-красными и грязно-голубоватыми крапинками – ее едва отличишь от окружающего фона. Если ее спугнуть, она пытается остаться незамеченной, прикинувшись мертвой: вытягивает лапки, сжимает туловище и закрывает глаза; если и дальше тревожить ее, она очень быстро зарывается в сыпучий песок. Сплюснутое туловище и короткие ноги не позволяют этой ящерице быстро бегать.

Приведу здесь еще несколько замечаний о зимней спячке животных в этой части Южной Америки. Когда мы впервые попали в Байя-Бланку 7 сентября 1832 г., то нам казалось, что эту песчаную и сухую страну природа не одарила ни единым живым существом. Но, порывшись в земле, мы нашли несколько насекомых, больших пауков и ящериц в полуоцепенелом состоянии. 15 сентября начали понемногу появляться животные, а 18-го (за три дня до равноденствия) уже всё возвещало о наступлении весны. Равнины украсились цветами кислицы, дикого гороха, энотеры и герани, а птицы начали откладывать яйца. Многочисленные Lamellicornia и Heteromera – последние замечательны глубокой скульптурой на теле – медленно заползали повсюду [116] , и во все стороны засновали ящерицы, неизменные обитатели песчаной почвы.

116

Lamellicornia – пластинчатоусые жуки; Heteromera – разноногие жуки; в некоторых старых системах жуков этот подотряд характеризовался различным количеством члеников в лапках.

В течение первых 11 дней, пока природа еще была погружена в спячку, средняя температура, согласно наблюдениям, производившимся каждые два часа на борту «Бигля», была 11°, а в полдень термометр редко поднимался выше 13°. Следующие 11 дней, когда все так ожило, средняя температура была 15°, а в полдень – между 16 и 21°. Итак, здесь повышения средней температуры на 4°, правда, вместе с тем и большего повышения самой высокой температуры, было достаточно, чтобы пробудить жизненную деятельность. В Монтевидео, откуда мы только что прибыли, за 23 дня, между 26 июля и 19 августа, средняя из 276 наблюдений температура была 14,9°; средняя температура в самый теплый день была 19,7°, а в самый холодный – 8°.

Самая низкая точка, до которой падал термометр, была 5,3°, а в полдень он иногда поднимался до 21°. Но и при такой высокой температуре все жуки, несколько родов пауков, слизни и наземные моллюски, жабы и ящерицы – все лежали в оцепенении под камнями. Между тем мы видели, что в Байя-Бланке, на 4° южнее, где климат, следовательно, лишь чуть холоднее, той же средней температуры, даже при меньшей самой высокой температуре, было достаточно, чтобы пробудить от спячки все отряды живых существ. Это показывает, как тесно причины, заставляющие животных пробуждаться от зимней спячки, связаны с климатом, свойственным данной местности, а не с абсолютной температурой.

Хорошо известно, что в тропиках зимняя, или, вернее, летняя спячка животных определяется не температурой, а засушливыми периодами. Близ Рио-де-Жанейро меня сначала удивило, что уже через несколько дней после того, как некоторые маленькие углубления наполнились водой, в них поселились во множестве взрослые моллюски и жуки, которые, должно быть, пребывали в спячке. Гумбольдт передает один странный случай о том, как над тем местом, где, зарывшись в затвердевший после того ил, лежал молодой крокодил, соорудили хижину. Он добавляет: «Индейцы часто находят громадных удавов, которых они называют ужи – водяными змеями, – в таком же летаргическом состоянии. Вновь оживить их можно путем раздражения или смачивания водой».

Упомяну еще только об одном животном, а именно об одном зоофите [117] (думают, что это Virgularia patagonica – род морского пера). Внутри тонкого и прямого мясистого ствола, со всех сторон которого чередующимися рядами сидят полипы, проходит упругая каменистая ось, длина которой колеблется от 8 дюймов до 2 футов. С одного конца ствол усечен, а на другом конце имеется мясистый червеобразный отросток. Можно разглядеть, как каменистая ось, сообщающая прочность стволу, входит у этого конца в мешок, наполненный зернистым веществом. При отливе видны сотни этих зоофитов, точно солома на жнивье, торчащие усеченным концом вверх, выступая на несколько дюймов над поверхностью илистого песка.

117

Зоофиты – животно-растения, старинный термин, которым обозначали животных, внешне напоминающих растения (прикрепленность к субстрату, ветвистость тела и т. п.). Еще в середине XIX в. термин удерживался как общее название кишечнополостных и иглокожих животных. Ныне не используется.

Морские перья (Pennatulidae) – отряд восьмилучевых кораллов.

Если к ним прикоснуться или толкнуть их, они сразу же с силой втягиваются в песок, почти или даже вовсе исчезая в нем. При этом чрезвычайно упругая ось, должно быть, сгибается у нижнего конца, где она и до того слегка искривлена, и я полагаю, что только благодаря этой упругости зоофит в состоянии снова подниматься из ила. Каждый полип, хотя и тесно соединен со своими собратьями, имеет отдельный рот, тело и щупальца. Таких полипов на крупном экземпляре должно быть много тысяч, и тем не менее мы видим, что все они участвуют в одном общем движении; кроме того, у них есть одна центральная ось, связанная с какой-то скрытой системой циркуляции, а яйца образуются в органе, не связанном с отдельными особями**.