Путешествия и исследования в Африке
Шрифт:
17-е, вторник. Около одиннадцати часов вождем Шинте нам был оказан торжественный прием. Котла, или место аудиенции, было обширной площадью приблизительно в 100 кв. ярдов [около 80 кв. м]. На одном конце этой площади стояло два красивых дерева из породы баньяна; под одним из них на своеобразном троне, покрытом шкурой леопарда, восседал Шинте. На нем была надета какая-то клетчатая куртка и короткая юбочка из ярко-красной байки с зеленой каймой; на шее у него висело несколько ожерелий из крупных бус, а на руках и на ногах надето было множество медных браслетов и колец; на голове красовался шлем, искусно сплетенный из бус и увенчанный большим пучком гусиных перьев. Рядом с Шинте сидели трое молодых людей с большими связками стрел и луками на плечах.
Когда мы подошли к котла, то все люди, прибывшие вместе с Маненко, захлопали в ладоши, а ее муж,
Прием в миссии Шинте
Иллюстрация к первому английскому изданию произведений Д. Ливингстона
Когда это окончилось, то Самбанза и представитель Ня-моаны, горделиво выступая, подошли к Шинте и громким голосом объявили во всеуслышание все то, что они знали обо мне, о моих спутниках, о моем прошлом, о моем желании открыть путь в эту страну для торговли и о желании белого человека, чтобы все племена жили в мире друг с другом; может быть, белый человек лжет, может быть, нет; они скорее склонны думать, что он говорит правду; но так как у людей балонда сердце доброе, а Шинте никогда не делал никому вреда, то ему следует хорошо принять белого человека и предоставить ему идти дальше своим путем.
Позади Шинте сидело около сотни женщин, одетых в лучшие свои платья, которые у всех у них случайно оказались из одной и той же красной байки. Впереди них сидела главная жена Шинте, которая была из племени матабеле или зулусов; на голове у нее была надета красная шапка какой-то причудливой формы. В антрактах между выступлениями эти дамы пели какие-то заунывные песни; невозможно было понять, в честь кого пелись эти песни, – оратора, Шинте или в честь самих себя. Здесь я в первый раз увидел женщин, присутствующих на общественном собрании. На юге женщинам не разрешается приходить в котла, а здесь они выражали свое одобрение ораторам, хлопая в ладоши и встречая их радостным смехом. Шинте часто оборачивался и говорил с ними.
Замбези. Маримба – доска с многочисленными резонирующими тыквами («калебасовое фортепиано»)
Британский музей. Лондон
Вокруг котла несколько раз обходила партия музыкантов в составе трех барабанщиков и четырех исполнителей игры на туземном фортепиано, услаждая наш слух своей музыкой. На барабаны, вырезанные из дерева, натягивают кожу антилопы. Чтобы она была тугой, ее подносят близко к огню, и она сжимается. При игре на барабанах пользуются палками.
Туземное фортепиано, называемое «маримба», состоит из двух узких деревянных полос, положенных параллельно друг другу; у балонда эти полосы делаются совершенно прямыми, в то время как на юге их делают изогнутыми, напоминающими по форме половину колесного обода. Поперек этих параллельных полос к ним прикрепляются около пятнадцати деревянных клавиш от 2 до 3 дюймов [от 5 до 7,5 см] шириной и от 15 до 18 дюймов [от 40 до 45 см] длиной. Толщина их зависит от высоты желаемого тона. Под каждым клавишем прикрепляется тыква. Ближе к концам каждого клавиша вырезаются выемки для насаживания их на продольные полосы и образования резонирующей пустоты. Выемки делаются тоже разной величины в зависимости от высоты требуемого звука. Музыкальные звуки извлекаются из клавишей ударами барабанных палочек. Музыка эта приятна для слуха. Особенное восхищение у туземцев вызывает быстрый темп игры. В Анголе даже португальцы танцуют под звуки маримбы.
Женщины с горшками для воды, слушающие музыку маримбы, сансы и свирели
Иллюстрация к первому английскому изданию произведений Д. Ливингстона
Когда девять ораторов один за другим произнесли приветственные речи, Шинте встал, а за ним встали и все. Во время этой церемонии он держался с достоинством. Мои люди заметили, что он бросал иногда свой взгляд в мою сторону. На площади, по моему подсчету, присутствовало около тысячи человек простого народа и триста воинов.
18-е. Ночью нас разбудил посыльный от Шинте, с приказанием, чтобы я шел к нему в такой неурочный час. Я был в поту после очередного приступа лихорадки, а тропа к городу шла через сырую долину, поэтому я отказался идти. Колимбота, который хорошо знал требования местного этикета, настаивал, чтобы я шел. Но, независимо от болезни, я считал, что мы вправе поступать, как нам угодно, чем рассердил Колимботу. Как бы то ни было, утром в 10 часов мы пошли к Шинте. Нас провели к его двору, высокие изгороди которого были сделаны из прутьев, искусно сплетенных между собой. Внутри двора вдоль изгороди было много деревьев, дававших приятную тень. Деревья эти были специально посажены здесь. Вокруг них была насажена трава с целью защиты почвы от зноя. На улицах города пустые места засаживаются сахарным тростником и бананами, большие ярко-зеленые листья которых всюду поднимаются над изгородями.
У индийского фикуса, под которым мы теперь сели, были очень крупные листья; дерево обнаруживало свое родство с индийским баньяном, потому что оно выпускало свои ветки вниз, к земле. Скоро к нам подошел Шинте. По наружности это был человек лет двадцати пяти, среднего роста, с искренним, открытым выражением лица. Он был, по-видимому, в хорошем настроении. Оказывается, он ожидал вчера, что я подойду к нему поближе и буду беседовать с ним. Когда я шел вчера на этот торжественный прием, то я и сам хотел иметь с ним личную беседу, но когда мы пришли на площадь и нагляделись на все их устрашающие приготовления, когда увидели, что даже его люди держатся от него по крайней мере на сорок ярдов, то я уступил просьбам своих людей и оставался все время под деревом против Шинте. Его упрек укрепил во мне прежнее убеждение в том, что самое лучшее средство завоевать симпатию африканцев состоит в том, чтобы быть с ними совершенно откровенным и безбоязненным. Теперь я лично изложил ему цель своей поездки, и на все, что я ему говорил, вождь выражал свое согласие и одобрение, хлопая в ладоши. Он отвечал мне через уполномоченное лицо. В заключение нашей беседы с ним все присутствовавшие при ней также захлопали в ладоши.
После того как окончилась деловая часть беседы, я спросил его, видел ли он когда-нибудь прежде белого человека.
Он ответил мне: «Никогда; ты – первый, у кого я вижу белую кожу и прямые волосы. Твоя одежда тоже отличается от всего, что я до сих пор видел».
Узнав от некоторых, что «у Шинте горько во рту, оттого что он не отведал говядины», я подарил ему, к великому его удовольствию, быка. Так как его страна представляет наилучшие условия для разведения скота, то я посоветовал ему купить у макололо коров. Эта мысль ему понравилась, и когда мы возвращались с морского берега обратно, то увидели, что он воспользовался данным ему советом, потому что к этому времени у него было уже три коровы, одна из которых оправдывала мое мнение об этой стране: по своей упитанности это была одна из тех коров, которые получают на выставках призы. После нашей беседы с ним Шинте прислал нам корзину вареной кукурузы, корзину маниоковой муки и небольшую птицу Здешняя кукуруза и маниоки очень крупны. Черноземная почва в долинах здесь чрезвычайно плодородна и не требует удобрений. Мы видели маниок 6 футов [почти 2 м] высотой, а это растение может вообще расти только на самой лучшей почве.