Путешествия и исследования в Африке
Шрифт:
Глава XVII
Отъезд из города Шинте. – Насаждения маниока. – Способ приготовления в пищу ядовитой разновидности. – Маниок – повседневная пища туземцев. – Щепетильность балонда. – Деревни за рекой Лонадже. – Казембе. – Ночные дожди. – Равнины, покрытые водой. – Привязанность людей балонда к матерям. – Ночь на острове. – Трава на равнинах. – Истоки рек. – Мы берем взаймы крыши от хижин. – Остановка. – Плодородие страны, по которой течет река Локалуедже. – Всеядная рыба. – Туземный способ ловли рыбы. – Приятный дом и семейство Мазинквы. – Прозрачная вода затопленных рек. – Посол от Катемы. – Деревня старшины Кведенде; его доброта. – Сбор шерсти. – Встреча с людьми из города Матиамво. – Беседа у костра. – Характер и поведение Матиамво. – Представление
Оставив Шинте, сопровождаемые восемью его людьми, которые должны были помочь нам нести поклажу, мы поехали по прелестной долине, в которой находится город этого вождя, сначала на север, а затем повернули несколько на запад и въехали в лес, по которому сравнительно легко было ехать. Ночевали мы в этот день в деревне, жители которой принадлежат к племени балонда. Утром, когда мы поехали, справа от нас поднимался ряд покрытых зеленью возвышенностей, называемых Салоишо; нам сказали, что эти возвышенности густо заселены подданными Шинте, которые занимались выработкой железа. Возвышенности были богаты железной рудой.
Страна, через которую мы теперь ехали, имела в общем такой же ровный характер и также заросла лесом, как и раньше. Почва здесь черного цвета со слегка красноватым оттенком, в некоторых местах совершенно красная. Она производит впечатление очень плодородной. Во всех долинах находятся деревни, по двадцать—тридцать хижин каждая. Везде в огородах сажают маниок, который является здесь главным предметом питания. Для ухода за ним требуется очень мало усилий. Делают длинные грядки в 3 фута [немного менее метра] шириной и в 1 фут [30 см] вышиной. На этих грядках сажают черенки маниока, оставляя между ними промежутки в 4 фута [11/4м], которые засаживаются бобами или земляными орехами; когда бобы снимут, то землю всегда тщательно очищают от сора. Через десять или восемнадцать месяцев после посадки, в зависимости от качества почвы, корни маниока бывают готовы для употребления в пищу. После того как женщина выкопает из земли корни, она втыкает на их место один или два черенка, взятых с верхушки растения, – так производится новая посадка. Маниок достигает 6 футов [почти 2 м] высоты. В пищу употребляются все части растения; листья можно готовить, как овощи. Корни бывают толщиной от 3 до 4 дюймов [7,5—10 см] и длиной от 12 до 18 дюймов [28–46 см].
Существуют две разновидности маниока, или кассавы: одна – сладкая и очень питательная, другая – горькая, содержащая яд. Последняя разновидность растет гораздо быстрее первой, благодаря чему ее всегда и везде много. Когда мы приехали в деревню Капенде, расположенную на берегу небольшой р. Лонадже, нам преподнесли в качестве подарка так много корней этой ядовитой разновидности, что мы принуждены были оставить их. Для того чтобы уничтожить заключающийся в корнях яд, их кладут на четыре дня в воду. Затем вынимают, снимают с них кожуру и выставляют на солнце. Когда они высохнут, то они легко перемалываются в очень тонкую белую муку, напоминающую крахмал. Для употребления в пищу муку засыпают в кипящую воду и помешивают; ее кладут столько, чтобы она только намокла. При этом один человек держит посуду, а другой мешает эту кашу изо всей силы. Каша из муки маниока является повседневным кушаньем во всей стране. Но мы, будучи даже голодными, с трудом заставляли себя есть ее, добавляя к ней немного меду, который я делил со своими людьми, пока он у меня был. Вкус у нее отвратительный, и, независимо от того, сколько ее съешь, через два часа все равно будешь чувствовать голод. Когда кашу делают более жидкой, то она имеет вид крахмала, употребляемого прачками, а если их крахмал сделан из испорченного картофеля, то можно создать себе некоторое представление о каше, которую едят балонда и которую нас вынудил есть только голод.
Мы имели случай убедиться в том, что наши проводники были более принципиальными людьми, чем люди далекого юга. Они доставляли нам пищу, но не принимали никакого участия в ее приготовлении, и сами никогда не ели в нашем присутствии. Когда мы приготовляли себе пищу, они всякий раз удалялись в лесную чащу и ели там свою кашу, потом вставали, хлопали в ладоши и благодарили за кашу Интемесе. Макололо, привыкшие к более простому и свободному обращению, протягивали пригоршни приготовленного ими кушанья находящимся поблизости балонда, но те отказывались даже притронуться к нему. Они очень щепетильны в отношениях друг с другом. У каждой их хижины свой отдельный костер, и когда он погасает, то они сами вновь добывают огонь, а не берут его у соседей. Я думаю, что это называется суеверным страхом.
Около каждой деревни в темной чаще леса, как я уже говорил, вы всегда увидите идолов, долженствующих изображать человеческую голову или фигуру льва и представляющих собой просто изогнутую палку, смазанную снадобьями; иногда вы видите просто небольшой горшок со снадобьями, поставленный под навесом или в миниатюрной хижине с небольшой насыпью из земли внутри этой хижины. В более глухих местах мы видели вырезанные на деревьях изображения человеческих лиц с бородой, весьма близко напоминающие изображения на египетских памятниках. Эти изображения все время попадаются на нашем пути. Около них на ветках кладутся жертвы в виде корней маниока или початков кукурузы. Через каждые несколько миль нам попадаются также кучи из палок, сложенных в форме пирамид; каждый прохожий бросает в эту кучу маленькую ветку.
Одежда мужчин балонда состоит из мягких выделанных шкур мелких животных, таких как шакал или дикая кошка. Шкуры вешаются на поясе сзади и спереди. Одежда женщин – неописуема; однако сами женщины отнюдь не были нескромными. Они стояли перед нами, нимало не сознавая непристойности своего костюма и чувствовали себя совершенно так же, как мы, когда бываем одеты. Но, не сознавая, что в их внешности чего-то недостает, женщины балонда не могли сохранять серьезности при виде моих людей, обнаженных сзади. Всякий раз, когда мои спутники повертывались к ним спиной, то, к их досаде, особенно заразительно смеялись молодые девушки.
Переправившись через Лонадже, мы подъехали к красивым деревням, окруженным, как все негритянские деревни, бананами, кустарником и маниоком. Мы расположились лагерем на берегу Леебы в месте, где было змеиное гнездо. Одного из наших людей укусила змея, но укус оказался совершенно безвредным.
К северо-востоку от города вождя Шинте находился город вождя Казембе, принадлежавшего тоже к племени балонда; туда шли люди из всей этой области покупать себе медные кольца для ног. Эти кольца изготовлялись в городе Казембе. До него, как говорили, было пять дней пути. Подданные вождя Казембе принадлежат к племени балонда, или балои, а его страну португальцы называют Лонда, Лунда или Луи.
31 января мы переправились через Леебу. Переправа заняла четыре часа. Лееба здесь значительно уже, чем в том месте, где мы оставили ее, здесь она имеет в ширину всего только 100 ярдов [около 90 м]. Вода ее имеет темно-мшистый цвет. Жители деревни одолжили нам для переправы свои челноки. Когда мы дошли до одной деревни, находившейся за рекой, в двух милях от нее, я с чувством удовлетворения произвел определение долготы и широты, для первой по расстоянию между планетой Сатурн и Луной, а для второй – по высоте меридиана Canopus'a: восточная долгота 22°57, южная широта 12°06 06».
Это был единственный удобный случай в этой части Лунды для точного определения места, где мы находились. Еще в пути я много раз вынимал свои приборы, но, как только наладишь все, звезды скрываются за облаками. Находясь на юге, я нигде не наблюдал такой сильной облачности, как здесь, а что касается дождя, то годы моей жизни на Колобенге не заставили бы мою палатку так изветшать и поредеть, как один месяц пути в Лунде. На юге я никогда не видел в ночное время и ранним утром таких проливных дождей, как в этой стране. Они часто продолжаются всю ночь и приблизительно за час до рассвета становятся еще сильнее. А когда вся ночь бывает ясной, то, как только должен наступить день, внезапно начинается бесшумный проливной дождь. Каждые пять дней из шести на рассвете обязательно начинался проливной дождь, и так было по целым месяцам. Дождь так изрешетил всю мою палатку, что мне на лицо падали мелкие брызги и в палатке все делалось мокрым. По временам, но не всегда дожди сопровождались сильными раскатами грома.