Путешествия к американским берегам

Загоскин Лаврентий Алексеевич

Рукавицы редко употребляются туземцами, разве в большие холода; перчатки шьются довольно правильно из оленьих и норочьих шкур и оторачиваются выдрой, волком или росомахой.

Выхухоль, соболь, норка, лебедь и прочие небольшие шкурки выделываются женщинами, которые просто-напросто высасывают приставший к мездре жир. Такая работа в голодное время заменяет им пищу. Оленьи шкуры приготовляются мужчинами по камчадальскому способу, то есть намазывая квашеной икрой и выминая перед огнем руками; крашенье вообще не в употреблении.

Море и тундра составляют постоянное богатство туземцев залива Нортона. Вот что придумал питомец Севера для удовлетворения своих нужд, прихотей и вкуса: зимой, когда волк становится выходным и глубокие, не слегшиеся снега не дозволяют ему гоняться с успехом за оленями, он приближается к жилам и для своего пропитания высматривает собак. Туземец, считая собаку членом своего семейства и высоко уважая волчий мех, берет несколько тонких, плоских китового уса прутиков, около 2 футов длиной, заостряет их концы, свивает оборота в три и, обмотав маклячьим жиром, бросает в разных местах близ своего жилища. Волк падок на жир: с голоду глотает два-три комка целиком; жир варится скоро, ус, выпрямляясь, колет его желудок и приводит к верной смерти. Наутро охотник по следам доходит до пропавшего зверя.

Оленей промышляют или петлями, или из лука, или, наконец, как сказано мной выше, добывают выпоротков, гоняя стада маток собаками. Петлями ловят следующим образом: заметя в падях тропу, по которой олени ходят пить к ручью, или нарочно для того прорубая узкую просеку в густом кустарнике, на ближайшие ветви настораживают ременные петли, другие концы которых привязывают к самым деревьям; при проходе табуна, чем бы олень ни задел, петля затягивается. Таким образом, случается, что один промышленник добывает в ночь два и три десятка оленей. Стреляное, удавленное, падаль – во всем этом туземец видит только пищу. Голод неразборчив. Не однажды и нам случалось отнимать у волка зарезанного им оленя. Со всем тем туземцы племени канг-юлит не всеедящие – эпитет, справедливо приданный алеутам. Охота за оленями с луком и стрелами требует особой ловкости и искусства. Как олень, раненный не по месту, несет много не только стрел, но и пуль, то такие оленные промышленники особенно уважаются туземцами.

Нет ничего утомительнее в оленьей охоте, как отыскивать его след, и нет приятнее, как скрадывать его: забываешь жестокость стужи и неотвязчивость комаров. Олень лениво переступает, оглядывается, щиплет мох там и сям, – лежите не шевелясь; олень ест прилежно, – ползите, но всегда с подветра. Табун в ходу, – бегите к нему смело; табун встал, – будьте как вкопанные, имея ружье у ноги: вас легко сочтут за пень или кокору. Скрали в меру, выпалили, повалили или нет – не ваше дело: патрон в дуло, будьте готовы: табун, сделав круг и желая рассмотреть, часто набегает на человека, опять выстрел, и случалось из десятка перепятнать или повалить наполовину, прежде нежели остальные пойдут наутек. «Олень дикует», – говорят русские промышленники, когда тот начинает бегать кругом. Промысел рыбы производится сетками и на уду. Макляков [42] и тюленей добывают тремя способами: во-первых, из лука стрелой, это охота удалых промышленников; во-вторых, ременными сетями, которые ставят у берегов точно так же, как и на рыбу. Главнейший промысел сетями производится весной и осенью, то есть в то время, когда тюлени, гоняясь за вахней и сельдями, подходят близко к берегам, и, в-третьих, макляков, вышедших на лед, колят стрелами. Чтоб скрыть себя вернее от зверя, туземцы близ их продушин громоздят кучи льда и сами одеваются или в белые оленьи парки, или в нарочно покупаемые для этой охоты полотняные рубахи.

42

Крашенинников в «Описании Камчатки» называет этот вид тюленей лахтаками. Шкура макляка по плотности предпочитается даже сивучьей. Макляки к Алеутским островам не подходят.

В сонных макляков и белуг²⁰⁷ смельчаки кидают стрелки с маутами. Но главнейший белужий промысел производится отгонами в Паштоле. В половине июля в Паштолике собираются все приморцы южной части залива Нортона. Выбрав тихий день на приливе, выезжают в море, в закрой берега, байдарок до ста и более. Белуги с июля месяца, со своими маленькими идя вслед за рыбой, появляются во множестве перед устьями Квихпака. Во все время своего следования вперед туземцы сохраняют совершенную тишину и молчание, но, отъехав на определенное расстояние, по знаку одного из избранных стариков подымают всевозможный шум: бьют в бубны, колотят веслами по байдаркам, не кричат, а ревут и тихо, осмотрительно, при начале отлива, подаются к берегу. Стада белуг, оставленные в покое при проезде в море, как бы оцепленные шумом, спешат к берегу, отмелому на значительное расстояние; вода сбывает; сначала животное перестает нырять, потом выказывает хребет, затем лишается способности двигаться; наконец, вовсе обсыхает. В хороший год более ста штук белуг приходит к рукам охотников за один выезд. Во время этого промысла остающиеся на берегу от мала до велика стараются также сохранить возможнейшую тишину. Собак отводят далее внутрь материка.

Несмотря на то, что туземцы Приморья оставили многие свои суеверия и во многом обрусели, колоть белуг еще не решились железом. Металл этот считается нечистым, потому что идет от русских.

Если кому не во время погромки удастся бросить в белугу стрелку, и это случится в виду жила, то все жители обязаны ему помогать. Первый подъехавший на помощь получает правую лопатку второй – левую, третий и четвертый – бока с задними ластами, прочие – ничего. Промышленнику остается голова, хвост и пузырь.

Как в белуге жир, мясо и кожа по достоинству своему считаются лучшими для пищи, так макляк важен по пользе, которую доставляет туземцам в их домашнем быту: байдары, байдарки, чавычьи и маклячьи сети, оленьи петли, подошвы – вот предметы, на которые идут шкуры этого земноводного. Способ их приготовления следующий: сырую шкуру макляка намазывают по шерсти квашеной икрой и, завернув, оставляют суток на трое и более в теплом месте, для того чтобы шерсть отопрела, потом, обмыв икру, шкуру растягивают на палки, вывешивают на воздух и смачивают кислой уриной до тех пор, пока шкура не пропитается насквозь, что примечается по ее прозрачному красноватому цвету.

Жир от шкур морских зверей обрезается пеколкой – обточенным куском листового железа, всаженным в деревянную ручку. Сталь для этого дела не годится – скользит или зарезает мездру.

На морские промыслы старики выезжают, как алеуты, в деревянных шапках, украшенных резьбой из моржовой кости, корольками, стеклярусом и прочим. Форма шапок одинакова с употребляемыми на острове Кадьяк.

Жиры вытапливаются туземцами в железных котлах и наливаются в маклячьи и тюленьи кожи, которые нарочно для того снимаются так, чтоб сохраняли свой натуральный вид. Белужий редко топится, но вместе со шкурой, которая считается лакомым куском, режется на полоски и набивается в пузыри.

Туземцы залива Нортона имеют летние жилища особо от зимних; постройка и устройство как тех, так и других следующая: на избранном для зимника месте вынимается земля на аршин и более: по углам ставятся приличной толщины столбы от 1¹/₂ по 2 сажен высоты; стены набираются из колотых плах, которые также ставятся стоймя и вровень с угловыми столбами; сверху, в расстоянии сажени и более от углов, смотря по величине зимника, накатываются на стены толстые бревна, которые составляют первый венец горизонтальных стропил; сверху их врубается второй венец параллельно стенам жилища, но несколько отступая от них внутрь; далее опять венец, параллельный первому, но также несколько отступя внутрь. Таким образом, пирамидально возводится вся крыша. В отверстие, оставшееся на середине, вставляется особый небольшой люк или рама, которая обтягивается кишками морских животных и заменяет окно. Стропила снаружи обставляются досками или карбасником, потом все строение засыпается землей так, что издали зимники туземцев представляются путнику в виде небольших холмов. Для входа в зимники выкапывается в земле узкий и низкий коридор, сажени в полторы или две длиной. Коридоры, или, вернее, сени, обставляются тыном и также обваливаются землей. Проход в зимник через такие сени возможен не иначе, как ползком по нечистоте, невообразимой для просвещенного человека и невыразимой словами: тут собачий кал, замерзшая человеческая урина, пепел, кости, шерсть и пр.

Внутреннее расположение зимников очень просто и одинаково у всех туземцев. Выползая из сеней через продолговатую дыру, завешенную куском медвежьей или какой другой шкуры, если поторопишься, попадешь на огнище – квадратную яму, находящуюся прямо против светлого люка. Остальное пространство застилается досками, составляющими пол. По обеим сторонам от входа, в полутора футах от пола, во всю длину зимника, настланы нары, не шире 4 футов. Это столы, диваны, кровати туземцев. Травяные рогожи, или церелы, развешанные поперек нар, указывают на отделения семейств одного от другого. В передней стороне, на полках и под ними, сохраняются пузыри с жиром, котлы, кондаки, калуги и всякий домашний скарб. Несколько дыр в половых досках перед нарами означают места сошек²⁰⁸, на которые ставятся жирники.