Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс
Шрифт:
— Вы и вправду так думаете, как вы мне сказали?
Я полагал, что разговор идет о совете, который я дал ей в отношении государственного сберегательного сертификата.
— Ну конечно, — сказал я. — Это мое искреннее мнение.
— Спасибо, — ответила она. — Вы только не считайте, что я обиделась. Ни одна женщина не обиделась бы на вас за ваши слова, выраженные в такой поэтичной форме, но мой долг сказать вам, мистер Пуллинг, что я по-настоящему люблю моего мужа.
Самое грустное заключалось в том, что она, будучи глухой, не делала различий между произнесенными словами и движениями губ, передающих невысказанные мысли. С того дня она была неизменно со мной любезна, но никогда
В тот вечер на Лионском вокзале я посадил тетушку в купе и сказал проводнику, чтобы он принес petit dejeuner [67] в восемь утра. Сам я остался ждать на платформе лондонский поезд с Северного вокзала. Он опаздывал на пять минут, и Восточный экспресс должен был его дожидаться.
Когда поезд медленно входил в вокзал, затопив паром платформу, я увидел шагающего сквозь дым Вордсворта. Он сразу же узнал меня.
— Привет, парень! — заорал он.
Он поднабрался американских манер во время войны, когда во Фритаунской гавани стояли конвойные суда, идущие на Ближний Восток.
67
Ранний завтрак (франц.).
Без всякой охоты я двинулся ему навстречу.
— Что вы здесь делаете? — спросил я.
Я никогда не любил неожиданностей, будь то событие или встреча, но в обществе тетушки я начал постепенно к ним привыкать.
— Мистер Пуллен, мистер Пуллен, вы честный человек, мистер Пуллен, — сказал Вордсворт.
Подойдя ближе, он схватил и потряс мне руку.
— Вордсворт вечно ваш друг, мистер Пуллен. — Он говорил так, будто мы с ним знакомы с незапамятных времен и я его старый должник. — Вы не облапошиваете Вордсворт, мистер Пуллен? — Он диким взглядом обшарил поезд. — Где этот девочка?
— Моя тетя, если вы ее имеете в виду, крепко спит в своем купе.
— Тогда, пожалуйста, идите к ней быстро-быстро, скажите Вордсворт сюда пришел.
— Я не собираюсь будить ее. Она старая дама, впереди у нее долгое путешествие. Если вам нужны деньги, возьмите у меня.
Я протянул ему пятьдесят франков.
— Дашбаш не надо, — заявил он. Размашистым жестом он отклонил мою руку, а другой ловко подхватил банкноту. — Надо мой маленький детка.
Мне показался оскорбительным такой тон по отношению к моей тетушке, и я, не ответив, направился к ступенькам вагона, но Вордсворт удержал меня за руку. Силы у него было хоть отбавляй.
— Ты делаешь прыг-прыг с мой детка, — обвинил он меня.
— Вы с ума сошли, Вордсворт. Она ведь мне тетя. Сестра матери.
— Никакой собачий кутерьма?
— Никакой, — ответил я; мне было отвратительно это его выражение. — Даже если бы она не была моей тетей, вы разве не понимаете, что она стара?
— Для прыг-прыг нету стара, — сказал он. — Вы ей говорите, чтобы она приходил обратно Париж. Вордсворт долго-долго ее ждет. Вы говорите нежный слова. Говорите она мой детка сейчас тоже. Вордсворт плохо спит, когда детка нет.
Проводник просил меня подняться в вагон, поезд должен был вот-вот тронуться, и Вордсворт неохотно отпустил меня. Я стоял на верхней ступеньке, пока поезд, несколько раз дернувшись, медленно выходил из Лионского вокзала, Вордсворт шел рядом по платформе в клубах дыма. Он плакал, и я вспомнил о самоубийце, который в пальто, застегнутом на все пуговицы, так же шел навстречу волнам. Глядя на одно из окон нашего вагона, он вдруг запел:
СпиПоезд набирал скорость и, дернувшись с усилием в последний раз, оставил Вордсворта позади.
Я протиснулся через толпу пассажиров в коридоре и подошел к тетушкиному купе под номером семьдесят два. Постель была застелена, и на ней сидела незнакомая девушка в мини-юбке, а тетушка, наполовину высунувшись из окна, махала кому-то и посылала воздушные поцелуи. Мы с девушкой неловко переглянулись, не решаясь заговорить и прервать церемонию прощания. Девушка была совсем молоденькой, не старше восемнадцати; лицо ее под слоем тщательно продуманного грима было иссиня-бледным, темные глаза подведены, длинные каштановые волосы с рыжеватым отливом были рассыпаны по плечам. Штрихами карандаша она дорисовала ресницы над верхними и нижними веками, отчего ее собственные ресницы казались накладными и торчали неестественно, как на стереоскопическом снимке. На блузке у нее недоставало двух верхних пуговичек, будто они отскочили, не выдержав давления щенячьей плоти, а глаза, чуть навыкате, как у китайского мопса, были все равно прелестны. Выражение ее глаз человек моего поколения назвал бы сексапильным, хотя нередко причина этого могла быть более прозаическая — близорукость или даже запор. Улыбка ее — когда она поняла, что я не посторонний, ворвавшийся неожиданно в тетушкино купе, и улыбнулась — показалась мне удивительно робкой для девушки со столь броской внешностью: как будто кто-то нарочно так ярко ее вырядил и раскрасил, с тем чтобы выставить как приманку. Козленок, которого привязали к дереву, чтобы выманить из джунглей тигра.
Тетушка отвернулась от окна: лицо ее было перепачкано сажей и залито слезами.
— Дружочек мой дорогой, — пробормотала она. — Хоть поглядела на него в последний раз. В моем возрасте всего можно ждать.
— Я думал, эта глава закончена, — сказал я неодобрительно и добавил специально для девушки: — Тетя Августа.
— Наверняка знать никому не дано, — ответила тетушка, а затем, указывая на девушку, сказала: — Это номер семьдесят первый.
— Семьдесят первый?
— Соседнее купе. Как вас зовут, детка?
— Тули, — сказала девушка.
Это могло быть и ласкательное имя, и прозвище, что точно — трудно сказать.
— Тули тоже едет в Стамбул, да, дорогая?
— En passant [68] , — сказала девушка с американским акцентом.
— Она едет в Катманду, — пояснила тетушка.
— Это, если не ошибаюсь, в Непале.
— Кажется, так и есть, — ответила девушка. — Что-то в этом роде.
— Мы тут с ней говорили о том, что… Простите, дорогая, повторите, как ваше имя?
68
Проездом (франц.).
— Тули.
— Тули везет с собой сумку с провизией. Можешь представить себе. Генри, что в Восточном экспрессе нет вагона-ресторана? Увы, времена меняются. До турецкой границы ресторана не будет. В перспективе у нас два голодных дня.
— У меня полно молочного шоколада, — сказала девушка. — И немного ветчины.
— А что, если захочется пить?
— У меня есть десять бутылок кока-колы, но они уже успели нагреться.
— Когда я вспоминаю, как мы тут однажды пировали, в этом самом поезде, с мистером Висконти и генералом Абдулом… Икра, шампанское. Мы буквально жили в вагоне-ресторане. Просиживали там дни и ночи.