Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс
Шрифт:
— Но вы теперь член нашей семьи. — Мистер Висконти положил мне на колено свою птичью лапу и даже слегка вонзил пальцы, чтобы я не вырвался. — В моем чувстве к вам есть что-то отеческое.
Он улыбнулся. Но если он хотел изобразить отцовскую нежность, то ему это не удалось — отсутствие зубов все испортило. Видимо, он заметил, что я гляжу ему в рот, и счел нужным объяснить:
— Когда-то у меня были превосходные протезы. Великолепные золотые коронки. Единственный вид драгоценностей, какие может носить мужчина и получать при этом одобрение женщин. Милые создания, им нравится касаться губками золота. К сожалению, наци в отношении золота были ненасытны, и, хотя я пытался соблюдать дружеские отношения, я счел, что будет безопаснее снять коронки. У одного офицера в гестапо был полный ящик зубов. Я заметил, что он всегда смотрит мне не в глаза, а в рот.
— И как вы объяснили отсутствие коронок?
— Я сказал, что обменял их на сигареты. Просто не представляю, что бы я стал делать без них, когда мне пришлось спасаться бегством. К моменту, когда я добрался до Милана и до иезуитов моего Марио, я уже спустил все коронки до единой.
Из дома вышла тетушка Августа и присоединилась к нам.
— Я тоже не прочь выпить, — сказала она. — Надеюсь, завтра будет хороший день. Столовую я оставляю пустой для танцев, если захотят танцевать. Твоя комната, Генри, имеет вполне жилой вид. Все подвигается довольно медленно из-за беспрерывных недоразумений. Я по привычке употребляю итальянские слова, и меня не понимают. Поневоле я озираюсь в поисках Вордсворта. Он каким-то образом всегда умел объяснить…
— Дорогая моя, мне казалось, мы условились не произносить его имени.
— Я знаю, но так нелепо в нашем возрасте осложнять себе жизнь ревностью. Представь, Генри, мистер Висконти всерьез заволновался, когда я рассказала про свою встречу на пароходе с Ахиллом. Бедный Ахилл! Подагра совершенно лишила его способности двигаться.
— Я не люблю воскрешать мертвецов, — заявил мистер Висконти.
— В отличие от Поттифера, — заметила тетушка и засмеялась.
— Кто такой Поттифер? — спросил я.
— Я собиралась рассказать тебе еще в Булони, но ты не пожелал слушать.
— Расскажите сейчас.
— Сейчас у меня еще очень много дел.
Я понял, что единственный способ искупить мое поведение в ресторане на Морском вокзале — это умолять ее рассказать про Поттифера.
— Ну, пожалуйста, тетя Августа, мне очень интересно… — Я чувствовал себя ребенком, который цепляется за сказку, слышанную сто раз, лишь бы не идти спать. Но что оттягивал я? Быть может, ту минуту, когда придется наконец решать — сесть ли на пароход, идущий домой, вернуться к своим георгинам и майору Чарджу и ответить на письмо мисс Кин либо пересечь границу и поселиться в тетушкином мире, где до сих пор я жил лишь как турист. Сейчас, когда я смотрел, как в бокале шампанского из Панамы на поверхность выскакивают пузырьки, точно шары, пляшущие на прудах во время ярмарки, невероятным казалось, чтобы я мог навсегда покинуть мир полковника Хакима, Каррана, О'Тула…
Чему ты улыбаешься? — спросила тетушка.
— Я думал о том, как О'Тул полетит сегодня в Вашингтон с поддельным Леонардо.
— Не сегодня. На север пока самолетов нет. Он будет у нас завтра в гостях. Я пригласила его, когда он уходил. Как только он получил, чего добивался, он стал совершенно очарователен. Красивый мужчина на свой грустный лад.
— А если сегодня, на досуге, ему придет в голову рассмотреть чертеж?
— Мистер О'Тул не знаток живописи, — вмешался мистер Висконти. — Тот, кто создал эту подделку, был гений. Безграмотный крестьянин, работавший в поместье князя, но рука и глаз у него были изумительные. Князь знать не знал, что владеет таким чудом, пока однажды не появилась полиция — это было в начале правления Муссолини — и не арестовала крестьянина. Оказалось, он печатал фальшивые банкноты. На задах кузницы у него была оборудована маленькая печатная мастерская. Потрясающие получались купюры, но он в буквальном смысле не знал себе цены — раздавал фальшивые бумажки таким же крестьянам, как он. То-то князь не мог уразуметь, каким образом его подданные богатеют: не было лачуги без радиоприемника. В кругах социалистов князь снискал себе репутацию просвещенного помещика, ему даже предлагали баллотироваться в депутаты. Затем все крестьяне начали покупать холодильники, даже мотоциклы. Ну и конечно, зашли слишком далеко — кто-то купил «фиат». Да и кроме того, бумага, на которой он печатал деньги, была не того качества. Когда он вышел из тюрьмы, князь опять взял его к себе, и уж он позаботился о том, чтобы предоставить в его распоряжение первоклассные материалы для снятия копии с Леонардо.
— Поразительно. И вы говорите, он был неграмотный?
— Абсолютно, и ему это даже помогало в работе. У него, например, не было предвзятого представления о том, как пишется та или иная буква. Буква была для него просто абстрактной фигурой. А копировать что-то, не имеющее смысла, гораздо проще.
Утренняя жара усиливалась, сгущался аромат цветов. Мы почти прикончили бутылку. Страна лотоса, подумал я.
И слышать только шепот, и мечтать, Плоды и листья лотоса вкушая.Как там: «И плачут длиннолистные цветы»? Здесь плакали деревья, плакали золотыми слезами. Я услышал стук упавшего на землю апельсина. Он откатился на несколько дюймов в сторону и улегся рядом с дюжиной других.
— О чем ты думаешь, милый?
— Теннисон всегда был моим любимым поэтом. Я находил в Саутвуде что-то теннисоновское. Быть может, старая церковь, рододендроны, мисс Кин с ее плетением. Мне всегда нравились строки:
Возьми же в руки пяльцы и вплети Нить алую в узор свой пестротканый.Хотя на пяльцах она, разумеется, не вышивала.
— Ты даже здесь скучаешь по Саутвуду?
— Нет, — ответил я, — Теннисон ведь бывал и другим, и здесь другого Теннисона даже больше, чем там:
Смерть — завершенье жизни; так зачем Мы нашу жизнь влачим в трудах тяжелых? [147]— Вот мистер Поттифер не верил тому, что смерть есть завершенье жизни.
— Многие не верят.
147
А. Теннисон. «Лотофаги».
— Да, но он предпринял определенные действия.
Я почувствовал, что тетушка Августа умирает от желания рассказать мне про Поттифера. Я бросил взгляд на мистера Висконти. Он еле заметно пожал плечами.
— Кто такой был Поттифер? — спросил я.
— Советник по уплате подоходного налога, — ответила тетушка Августа и замолчала.
— И это все?
— Человек невероятно гордый.
Я видел, что обида, нанесенная мною в Булони, еще не забыта и мне придется вытаскивать из тетушки историю клещами.
— Ну и дальше?
— Сначала он работал в Управлении налоговых сборов инспектором.
Солнце освещало апельсиновые деревья, лимоны и грейпфруты. Под розовыми лапачо рос жасмин с голубыми и белыми цветами на одном и том же кусте. Мистер Висконти разлил остатки шампанского по трем бокалам. Прозрачная луна опускалась за горизонт. Сомерсет-Хаус, подоходный налог… Они были так же далеки, как Море Кризисов и Море Влажности на бледном диске в небе.
— Пожалуйста, расскажите мне про него, тетушка Августа, — пришлось попросить.