Путешествия вокруг света
Шрифт:
От сего острова стали мы править прямо к острову Ситхунок. Ветер был OSO, то ровный, то тихий; погода облачная, но сухая и по горизонту не туманная. В 5 часов вечера мы были почти на линии Укамока и Ситхунока: от первого в 33 милях, а от другого в 36, и с салинга они оба были хорошо видны; но земли, о которой Ванкувер упоминает, мы не видали, хотя были от нее только в 15 милях, и потому кажется, что она не существует; да и сам Ванкувер неутвердительно о ней говорит и поставил ее на своей карте под сомнением. В сие время (5 часов) увидели со шканцев остров Тугидок, простиравшийся на немалое расстояние от S к N, так что северной его оконечности мы и видеть не могли. В 7 часов мы были довольно близко к сему острову и к Ситхуноку, чтоб делать пеленги, и имели для сего хороший ход. Мы нашли широту южной оконечности Тугидока и расстояние оной от восточного мыса Ситхунока. Впрочем, мы не успели сегодня увидеть, далеко ли сей остров простирается к северу.
Ночь на 8 июля была дождливая,
Тугидок низкий, ровный, почти совершенно плоский остров и утесистый, простирается по румбу NO и SW на расстояние 10 или 12 миль. Лесу на нем нет, но местами зеленелась трава, впрочем, он, кажется, совсем бесплоден. От северной его оконечности через весь пролив, отделяющий его от Ситхунока, идет гряда каменьев, примыкающая к сему последнему, из коих многие могут назваться маленькими островами. Мы смотрели с салинга и не заметили, чтоб где-нибудь был проход для большого судна сквозь сию гряду, на которой ходил страшный бурун, хотя ни ветра, ни волнения не было.
Порт Уналашко
Из атласа к кругосветному путешествию на бриге «Рюрик»
Ситхунок же довольно высокий остров: берега его большею частию состоят из каменных утесов, а внутри высокие холмы, между коими есть 3 или 4 низменности, через кои мы видели остров Кадьяк. Мы проходили в расстоянии не более двух миль от южной стороны Ситхунока, но не видали на оном ни леса, ниже кустарника, одна только трава зеленелась; на берегу же лежало множество выкидного леса: это показывает, что здесь часто дуют ветры, наносящие сей лес с берегов полуострова Алякса{229}.
Нынешний день был ясный и теплый, какого мы еще с самого отбытия из Камчатки не имели. Нам удалось взять очень хорошо высоты солнца для широты и долготы по хронометрам, с помощью коих мы определили географическое положение сих двух островов.
В 3 часа пополудни открылся нам Кадьяк, а вечером прошли мы пролив, разделяющий вышеупомянутые острова и Кадьяк, и шли вдоль берега милях в четырех, правя к острову Угак. Против пролива видели мы непонятное множество китов, которые и ночью нас окружали, бросая воду столпами и испуская при сем какой-то странный, громкий шум, подобный вздохам. Ночью сделалось облачно, а на рассвете и пасмурно, так что мы иногда едва могли видеть берега, из коих самые высокие были покрыты местами снегом; но как пасмурность иногда делалась реже и позволяла нам видеть берега, то мы продолжали идти прямо к Угаку, который увидели сего числа в 6-м часу утра, а в 9 прошли в расстоянии одной мили и стали от него править к мысу Чиниатский, составляющему южную сторону большого залива Чиниатский, при коем находится гавань Павла – главное место на сем острове Российско-Американской компании.
Маленький, но высокий островок Угак, имеющий не более 10 или 12 верст в окружности и отстоящий от кадьякского берега в 2 1/2 милях, как будто нарочно поставлен служить приметою идущим в сей порт кораблям; иначе весьма трудно было бы его найти, потому что частые туманы и пасмурность не позволяют иногда по нескольку дней сряду определить своего места по наблюдению светил небесных и в то же время скрывают приметные места. Остров же Угак есть у сего берега один, следовательно, стоит только править вдоль берега милях в четырех от оного, когда верно его увидишь; а от острова весьма легко уже будет найти Чиниатский залив. Мы точно таким образом в весьма пасмурную, дождливую погоду нашли оный.
В Чиниатский залив вошли мы в первом часу пополудни, когда только виден был один мыс сего залива, прочие же все берега были закрыты мрачностию; но, не желая потерять прекрасный ветер, я решился идти в гавань, надеясь на карту капитана Лисянского{230}, но за сию доверенность едва не заплатил было кораблекрушением. Я бы ни слова о сем не сказал, если бы молчание мое не могло со временем послужить к гибели какого-нибудь мореплавателя, который также положится на сию карту. Карта сия имеет большие недостатки, которые я объясню. От Чиниатского мыса я правил прямо к Камню Горбуну, чтоб, увидев его, определить второй курс. Камень сей мы и действительно увидели, как ожидали, и прошли от него в полуверсте. Лисянский в своем путешествии говорит, что, входя в сей залив, он «боялся островов Пустого и Лесного, коих берега для кораблей очень опасны». Он шел к SW; после в тумане не знал, где он находился, доколе не приехал к нему правитель селения и не дал своего штурмана, который и ввел корабль его в гавань, не говоря, каким проходом.
Читая сие место и глядя на карту Лисянского, нельзя было не заключить, что он шел подле южного берега, где у него не означено никакой опасности, между тем как во многих других местах залива поставлены рифы и каменья, и как на карте сказано, что она сочинена с описи, под его надзором штурманом Калининым сделанной, то я, нимало не сомневаясь, шел, как я полагал, самым безопасным путем; но в какое удивление пришел, [224] когда увидел прямо перед собою рифы камней, на карте не означенные! Люди были все по местам, и потому мы вмиг отворотили от опасности и легли в дрейф.
224
Строки, косыми буквами напечатанные, я не имел намерения выпустить в свет с именем Лисянского, которого весьма много уважаю как искусного мореходца, а каким образом это случилось в противность моего желания, можно видеть в прибавлении под № 4. (В прибавлении под № 4 Головнин указывает, что, направляя статьи из книги в журнал «Сын Отечества», он отметил места, где упоминалось имя Лисянского и название его корабля, красными чернилами для того, чтобы эти места не опубликовывались. Редакция журнала оставила без внимания желание Головнина, и статья была напечатана полностью. – Примеч. ред.)
Я велел было спустить шлюпки, чтоб послать промеривать, как увидел ехавшие к нам две байдары, [225] из коих на одной был промышленный, который сказал нам, что там, куда мы шли, пройти невозможно по причине множества наружных и подводных камней, а проход лежит подле Лесного острова, но что он направления и ширины его точно не знает. Мы сами пошли туда по лоту; между тем сделали несколько пушечных выстрелов для призыва кого-нибудь из гавани. Скоро к нам приехал лоцман и повел нас подле самого берега Лесного острова, который Лисянский считал столь опасным. В 5-м часу пополудни вошли мы в Павловскую гавань и стали на якорь благополучно; а на другой день утвердили шлюп канатами против самого селения, в расстоянии от берега 40 или 50 сажен.
225
Алеутские кожаные лодки, о коих много уже было говорено в разных путешествиях.
Все, составлявшие наш экипаж, были здоровы, кроме пяти человек, имевших легкие припадки, и шлюпу не было надобности ни в каких исправлениях, а потому мне только нужно было пробыть здесь несколько дней для проверки хронометров, для описи залива и для исследования поступков служителей Российско-Американской компании в отношении к жителям, как то мне было предписано.
Для описи Чиниатского залива и Павловской гавани употребили мы пять дней при весьма благоприятной погоде и в малую воду, когда горы, все мысы и берега были хорошо видны, рифы и каменья открыты; лишь светлые облака закрывали солнце, почему нельзя было делать астрономических наблюдений. Мы вымерили расстояние между некоторыми предметами, взяли с них пеленги и промерили глубину. Но когда приступили к составлению карты, тогда я узнал, что в компанейской здешней конторе находится карта, сочиненная штурманом Васильевым, весьма искусным и прилежным человеком, который, находясь в службе Компании, жил здесь около года и имел случай и время сделать хорошую опись. Положа наши пеленги и расстояния на его карту, мы нашли совершенное сходство; промеры также сходствовали. Это избавило бы нас от труда делать новую опись, если бы мы прежде о сем знали; нам только надлежало на Васильева карту наложить наши промеры там, где у него их не было, и сделать некоторые маловажные дополнения.
Нашу опись производили штурман Никифоров, гардемарины Тобулевич и Лутковский 2-й и штурманский помощник Козьмин; сей последний составлял и карту. На оной рифы и камни, которых нет на карте Лисянского, означены красными чернилами. Из сего видно, сколь карта сего последнего должна быть пагубна для мореходцев, здесь плавающих, и тем более что на ней написано, что она составлена под особенным его надзором, следовательно, тут предполагается и особенная верность.
Между тем ежедневно являлись ко мне челобитчики как русские, так и природные жители, которые все приносили жалобы на своих правителей; некоторые из сих жалоб, вероятно, были дельные, а другие пустые и неосновательные. Чтобы лучше разведать прямое состояние здешних дел, отнесся я письменно к начальнику духовной миссии монаху Герману, по слухам, человеку умному и благочестивому, которого здесь большая часть жителей довольно выхвалить не может. Он доставил мне многие весьма важные сведения письменно и утвердил их своею рукою. Равным образом и правитель здешний [226] на запросы мои подал объяснения, довольно ясно показавшие мне все обстоятельства, сопряженные с состоянием здешнего края.
226
Мещанин Потарочин.