Путешествуя с мёртвыми
Шрифт:
Когда он оглянулся, Эрнчестер уже был в помещении.
– Поздно вы, – заметил Кароли. Таким голосом упрекают за опоздание к чаю. – Поезд отходит от вокзала Гар-де-л'Эст в семь тридцать. Времени у вас осталось только на то, чтобы заняться этим небольшим эклером. Скоро сюда придут извозчики…
Он подступил к хихикающей женщине, ухватил грязное кружево воротника и разорвал платье до пояса. Сорочки на женщине не оказалось – один корсет, из которого, подобно тесту, выпирала грудь с сосками, похожими на медные пенни. На шее поблескивала дешевая позолоченная цепочка. Женщина подмигнула Эрнчестеру и подбросила юбку движением колена.
– Торопись, а то опоздаешь на поезд, ch`er! [2] – Она откинула голову, призывно чмокнула накрашенными губами и снова захихикала.
Эрнчестер смотрел на нее без выражения. Он, казалось, несколько усох с тех пор, как Эшер видел его последний раз. Хрупкий старичок в старомодной одежде. Хотя все остальные вампиры выглядели от силы тридцатилетними. Держался Эрнчестер не по-стариковски, не было и седины в его коротко подстриженных прямых волосах, но, глядя на него, Эшер почему-то представлял себе пустой, покрытый пылью стеклянный сосуд.
2
Дорогуша (фр.).
– Я уже отобедал, – отозвался Эрнчестер.
– Ну и что, маленький? – смеялась женщина. – А десерт?
Кароли с отвращением пробормотал венгерское ругательство, явно относящееся не к женщине, а к бессмысленно потраченному времени, и вытянул из кармана тонкий шелковый шарф. С убийственным изяществом сложил из него петлю и накинул на шею жертвы. Дыхание пресеклось, она выгнулась, запищала, забила ногами. Один ботинок слетел и с силой влепился в стену.
Эшер отвернулся, прижавшись щекой к холодным кирпичам. Он знал, что, если попробует вмешаться, станет одним мертвецом больше. Уже с того момента, как Кароли подцепил ее на бульваре, женщина была обречена, и Эшер прекрасно об этом знал.
А еще он знал, что звуки борьбы – треск и скрип кресла, хрип и агония жертвы – заглушат шум его бегства, и тогда он успеет на Гар-де-л'Эст раньше, чем там окажутся эти двое, а поезд отходит в семь тридцать…
«Слишком долго имел дело с Департаментом», – с горечью успел подумать он, тихо соскальзывая по водосточной трубе. Эшер знал, что спасти эту женщину он был не в силах. Попытка стоила бы ему жизни, и еще миллионов жизней она стоила бы Англии – в том случае, если кайзер собирается развязать войну…
«Трус! – проклинал он себя. – Трус, трус!..» Вот и они всегда говорили, что самое главное – добраться домой с информацией, чего бы то ни стоило вам и всем прочим. Честь для сотрудников Департамента считалась непозволительной роскошью.
Часы пробили семь, напоминая, что времени мало. Эшер приземлился в груду старых досок у стены бывшей кухни. Крысы брызнули врассыпную, и вновь потянуло мертвечиной.
Он забрал свой саквояж, но что-то заставило его обернуться и возвратиться. Среди развалившихся досок в тонкой полоске света виднелась кисть человеческой руки.
«Я уже отобедал», – сказал Эрнчестер.
Эшер нагнулся и сдвинул доску в сторону.
Крысы успели изуродовать лицо мертвеца, впрочем, при таком освещении черт так и так не разглядишь. Однако на пухлом запястье обнаружилась знакомая серебряная цепь.
Глава 3
– Было время, когда я сожалел о манерах, утраченных нынешним обществом.
Лидия задохнулась, как при пробуждении от холода или ушата ледяной воды. Бледный мужчина одной рукой вынул из ее судорожно сведенных пальцев самодельное оружие, а другой поднял на ноги. Сила пальцев, сомкнувшихся на локте Лидии, не оставляла сомнений в том, что их владелец может при желании пережать ее руку до кости. Решетка за его плечом была открыта, хотя она не уловила ни малейшего движения со стороны ниши. Оставалось предположить, что в течение нескольких предыдущих мгновений Лидия была в состоянии шока.
И вот теперь он стоял перед ней в белом саване, стройный, надменный и безупречно вежливый. Невысокий. Его глаза располагались на одном уровне с ее глазами и мерцали бледной желтизной с коричневыми крапинками, какими обычно покрывается со временем сухая древесина.
Он прижал ее к каменной стене, а когда заговорил, свет керосиновой лампы блеснул на острых клыках.
– Однако с тех пор как законных королей изгнали во Францию, а взамен пригласили немецких еретиков с их колбасниками и вешателями, нет больше в этой стране ни манер, ни общества. – Гнева в его тихом голосе Лидия не услышала, лицо также оставалось бесстрастным, но хватка не ослабевала по-прежнему. Его руки были подобны мрамору – руки мертвеца. – Всегда считалось, – продолжил он, – что если женщина врывается в дом к спящему мужчине, то, стало быть, она в беде.
В беде был Джеймс. Позже Лидия осознала, что только поэтому и осмелилась прийти сюда. Ее давняя встреча с Исидро была тогда вызвана опасностью, одинаково грозившей им всем. Теперь же все складывалось иначе.
– Я должна была поговорить с вами. Я пришла сюда днем, так что другие не узнают…
Он отпустил ее руку, но лесенка была такой узкой, что они стояли почти вплотную друг к другу. Лидия отметила, что от тела Исидро не исходит ни тепла, ни запаха. В складках савана, правда, мерещился легкий запах старой крови. За исключением тех мгновений, когда он говорил, тело его хранило полную неподвижность. Ни дыхания, ни жеста.
Она поправила очки.
– Лорд Исидро… дон Симон… мне кажется, мой муж в опасности. Мне нужен ваш совет.
– Ваш муж, сударыня, получил все, что я мог дать ему. Мало того, я оставил его в живых… – Желто-зеленые глаза рассматривали ее отрешенно и холодно. Не кошачьи, но и не змеиные, эти глаза не могли принадлежать и человеку. Ресницы белые, под стать волосам. – И вновь готов, позволив вам уйти отсюда, вернуть ему сокровище, которого он явно не заслуживает.
– Граф Эрнчестер работает на иностранное правительство.
Черты дона Симона Исидро не дрогнули. Лицо его, словно бы выточенное из слоновой кости, не выразило ни гнева, ни презрения, оставшись задумчиво-умиротворенным. Такое впечатление, что за несколько столетий он разучился испытывать сильные чувства. Голос также остался ровным и тихим. Дон Симон Ксавьер Христиан Морадо де ла Кадена-Исидро был единственным вампиром, с кем довелось встретиться Лидии, и она невольно спрашивала себя: все ли они такие?
– Пройдите наверх.
Он вернул ей оружие и двинулся по темным и влажным ступеням каменной лестницы, высоко подняв керосиновую лампу. Видневшиеся из-под савана ноги были босы. Клубилось позолоченное желтым светом дыхание Лидии, а владелец безымянного дома, казалось, не чувствовал холода.