Путешествуя с мёртвыми
Шрифт:
Эшер передал Джузеппе еще несколько франков из своего скудного бюджета, велев ему точно так же принести на подносе и ланч. И все же было гораздо приятнее путешествовать по Европе таким способом, нежели блуждать в Альпах с пулей в плече, с номерами компрометирующих счетов швейцарского банка в кармане и с Кароли за спиной. В Мюнхене экспресс сделал полуторачасовую остановку, к составу добавили два вагона второго класса и спальный вагон, следующий из Берлина. Эшер рискнул сбегать на телеграф и отбить две депеши: одну Лидии – об изменившихся планах, другую Стритхэму – о смерти его агента.
Он до сих пор был в бешенстве, причем не столько из-за
Пересекая огромное пространство вокзала, накрытое стеклянным потолком, сквозь который просеивался серый свет ненастного дня, Эшер пытался вспомнить, кто был начальником венского отделения. По крайней мере, Фэйрпорт должен был еще находиться в Вене, занимаясь между делом омолаживанием богатых пациентов, – суетливый, застенчивый, болезненный, в неизменных нитяных перчатках и с фанатическим блеском бледно-голубых глаз.
Эшер улыбнулся, вспомнив три дня, которые он провел с этим забавным ипохондриком, сопровождая его в отдаленное чешское селение, где Фэйрпорт собирался побеседовать с крестьянами, заставшими в живых своих прадедов и прабабок, а сам Эшер намеревался исследовать местные варианты глагола byti или biti. Ну и заодно взглянуть на ведущую в Саксонию лесную дорогу, которую не к добру решили отремонтировать и расширить, причем за берлинские денежки. Старик ни разу не снял перчаток в течение всего путешествия, пил согретую воду из родников, ибо это благоприятно сказывалось на его печени, и употреблял только свою особую пищу. Местные крестьяне лишь трясли головами и называли его промеж собой «постирушкой» и «английской бабушкой», а владелец постоялого двора отвел Эшера в сторонку и вполне серьезно спросил, неужели в городе (имелась в виду Вена) нет докторов, которые бы вылечили беднягу. Было крайне сложно объяснить ему, что «английская бабушка» и есть такой доктор.
Эшер усмехнулся этим своим воспоминаниям и возвратился в купе, чувствуя, что пока у него все складывается неплохо. Кроме отправки телеграмм, он еще купил «Нойе фрайе прессе» и две детские игрушки: медведя, который, будучи заведен при помощи ключа, бил в литавры, и ослика, умеющего ходить по наклонной плоскости. Обоих он привел в действие на столе и наблюдал за ними с мрачным удовлетворением.
Другие пассажиры возвращались в вагоны, отягощенные новыми книгами, журналами, газетами, сладостями и печеньем. Через окно он увидел мужчину, скорее всего, того самого ревнивого Стеффи, и его фееподобную венскую подружку с охапкой свежих цветов, улыбающуюся людской способности поверить в то, во что им хочется верить.
Были там и прекрасная вдова в безукоризненном одеянии, сопровождаемая девушкой с коровьими глазами и тремя черными маленькими французскими бульдогами; седобородый джентльмен с лицом воина-монаха и с ним юноша (не то внук, не то слуга). Кароли, чисто выбритый, свежий, с зимней розой в петлице, прогуливался по платформе, приостанавливаясь и вежливо приподнимая шляпу, когда бедно одетые девчушки предлагали ему купить орехов. Интересно, нашла полиция тело задушенной им проститутки?
«Почему Эрнчестер?»
Поезд уже тронулся, а Эшер все еще ломал над этим голову.
Почему вообще англичанин? Значит ли это, что венские вампиры отказались сотрудничать с австрийскими властями? Это, кстати, вполне вероятно. Жители Вены, насколько было известно Эшеру, отличались неисправимым легкомыслием, полагая вслед за окружающими их чехами, венграми, сербами, молдаванами, венецианцами, что император, которому они вынуждены служить, – не более чем старое пугало.
И все равно, что бы там ни обещало правительство, вампиры сотрудничать с ним не станут. За семнадцать лет шпионской деятельности Эшер узнал, как правительство (какое угодно) держит слово.
Кроме того, это не объясняет, почему был затребован именно английский вампир. Почему не французский, не германский?
Или те тоже уже затребованы? Эшер замер, представив багажный отсек, уставленный гробами, и вагон-ресторан, где за каждым столиком белеют меловые лица вампиров.
Если дела обстоят именно так, какого черта он вообще едет в Вену? Спихнуть эту проблему на руки того, кто заведует сейчас тамошним отделением? Послать на смерть очередного желторотого новичка?
Он откинул койку, разделся и вновь уснул, чтобы очнуться с тем давним знакомым чувством, будто сознания его только что коснулось сознание вампира. Из коридора сквозь задернутую шторку внутрь проникал один-единственный луч. Купе – одноместное, даже если кто-то проник сюда снаружи, спрятаться ему негде. Эшер припал к дверному окошку, отвел шторку, скосил глаз.
Кароли и Эрнчестер прогуливались по коридору. Кароли вел беседу, плавно помахивая рукой в белой перчатке, Эрнчестер по обыкновению не жестикулировал вообще.
– Поймите, что просидеть всю поездку в купе было бы по меньшей мере подозрительно. Сплетни проводников…
– Не вижу, в какой степени нас должна касаться болтовня прислуги. – Голос Эрнчестера был негромким, произношение – несколько старомодным. Кто же еще из знакомых Эшера изъяснялся в подобной манере? – В этом «поезде», – граф выговорил слово «поезд» как иностранное, – мною никто не заинтересуется. Если мы, как вы утверждаете, вскоре прибудем в Вену…
Голоса их, удалившись, смолкли. Эшер поднес свои часы к полоске света. Шесть тридцать по венскому времени. Кароли, надо понимать, только что освободил Эрнчестера из багажного вагона, распечатав и вновь опечатав дверь. Слабое касание сознания вампира Эшер ощутил, пробуждаясь. В ночи за внешним окном смутно голубели Альпы.
Быстро одевшись, он выскользнул в коридор и прислушался к голосам в соседних купе. Там царила тишина. «Ушли ужинать», – предположил он. Замок в купе Кароли быстро поддался инструменту, сооруженному Эшером из игрушечных внутренностей ослика и медведя. Осмотр он провел со всей тщательностью, понимая, что Кароли ничего важного на виду держать не будет. Ни блокнота, ни писем, ни адресов. Небольшая сумма серебром в саквояже, вскрытом с помощью шпильки, примерно две сотни флоринов ассигнациями и пара дюжин печатей для багажных вагонов.
Под фальшивым дном обнаружилось десять ящичков из вощеного дерева, таивших в себе слепки ключей не от одного багажного вагона. Коллекцию эту Эшер присвоил, надеясь, что Кароли обнаружит пропажу только в Вене.
Саквояж также содержал две сложенные в несколько раз страницы частных объявлений лондонской «Таймс», взять которые Эшер не осмелился, а чтобы изучить их на месте, времени уже не оставалось. Он запомнил даты и, сложив все как было, вновь поставил саквояж на бархатное сиденье.
На столе стояли дорожные шахматы: очевидно, попутчики коротали время за игрой. Старомодное пальто Эрнчестера мирно висело рядом с широкополым пальто Кароли. На всякий случай Эшер проверил карманы обоих.