Шрифт:
Борис Екимов
ПУТЕВКА НА ЮГ
1
На хуторе Ветютнев по-хорошему относились. И, словно грибы-зеленухи, полезли на свет божий по дворам и Забазьям копны и стожки, скирды и прикладки, веселя хозяйский глаз. Сено клали по-разному. Солонич и управ Арсентьич - высоким шеломистым стогом. Тарасовы за красотой не гнались, их квадратный тяжелый скирд был неуклюж, но мощен, как и сам хозяин, Гаврила Тарасов. Каждый клал сено по-своему. Приблудный цыган Мишка, тоже в этом году косил, и кривоватый стожок его красовался посреди расхлебененного цыганского двора.
Откосились.
Откосились, и по утрам в бригадной конторе, на утреннем наряде сделалось людно: собирались пораньше и не спешили уходить, перебирая хуторские сплетни да новости.
Николай Скуридин на наряд не ходил. Он пас молодняк и без указов знал, что ему делать. Нынче с утра он подле конюшни лошадей запрягал. А тут наряд кончился, народ повалил из конторы, и управляющий Арсентьич вышел на крыльцо. Вышел, огляделся, увидел Скуридина и крикнул:
– Николай! Скуридин! Иди-ка сюда!
– Чего?
– издали отозвался Николай,
– Иди, иди...
Николай особо с начальством разговаривать не любил и потому к крыльцу пришел не сразу.
– Ты чего нынче не пасешь?
– спросил управляющий.
– Зеленку буду подвозить.
Арсентьич глядел, глядел на Николая, а потом широко улыбнулся и сказал:
– Пляши.
– Чего?
– недоуменно ответил Николай.
– Пляши, говорю!
– в голос, повторил управляющий.
И все люди, что вокруг находились по тону его поняли: дело идет о добром. Поняли и притихли, слушая.
Николай ничего не понимал. Ему было неловко, и он повторил, досадуя:
– Ну, чего?
– Чего-чего... Расчевокался...
– влез в разговор дружок его Алешка. Пляши, а там разберемся.
Кто-то засмеялся, и управляющий решил не тянуть. Он откашлялся, построжел и заговорил громко, чтобы все слышали:
– Правление колхоза награждает Скуридина Николая путевкой в санаторий для лечения и отдыха! Путевка на юг! Бесплатно!
– добавил он.
Народ, что у крыльца толпился, и даже бабы, которые к домам поспешали, чтобы перед работой кое-что на скорую руку доделать, - весь народ разом смолк и замер и стоял, замерев минуту-другую, стараясь понять, не шутит ли управляющий.
Управляющий не шутил. И тогда, тоже разом, прошло остолбененье и развязались языки.
– На курорты...
– Задарма...
– Вот это везет!
– Я ж говорил, пляши...
Лишь управляющий да Николай стояли по-прежнему молча. Арсентьич улыбался, довольный. Эту путевку добыл он и, надо сказать, совершенно случайно. Вчера ездил он в правление и к свояку зашел, тот главбухом работал. Свояк и сказал ему о путевке, которую для себя добывал. Но теперь она ему разонравились.
– Желудочный санаторий...
– жаловался он.
– Будут какой-нибудь отравой кормить. Может, ты поедешь?
Арсентьич рассмеялся.
– Чего я поеду? Да в такое время,
– И тут совершенно случайно вспомнил он про Николая Скуридина, который по весне месяц в больнице отвалялся. У него язва желудка была, и ее уже резали, а теперь она снова начиналась. Он вспомнил о Николае и сказал свояку: - Отдай нам путевку, на отделение. Скуридину Николаю, скотнику. Хороший мужик, язвенник. Пусть подлечится. Да от жены отдохнет, от тещи.
– Сйкуридин? Николай? Это Ленка его жена?
– вспомнил свояк.
– Ну да...
– Такому надо...
– посочувствовал свояк.
– Забирай. Только чтоб втихаря. Договорись с профсоюзом.
С профсоюзом Арсентьич договорился. И вот теперь стоял на крыльце довольный произведенным впечатлением. Удивленный народ гудел.
Лишь Николай не радовался и не удивлялся. Он поглядел на Арсентьича поглядел и проговорил с досадою:
– Так... Брехни тачают... Курорты...
– и, повернувшись, пошел к арбе и коням.
И большого труда стоило Николая вернуть. И только лишь в кабинете управляющего, когда под нос Николаю сунули розовую, лощеной бумаги путевку, лишь тогда он поверил. Поверил, но не особо обрадовался:
– Чего это я...
– сказал он.
– Чего поеду?.. Людей смешить.
– А чего их смешить? Поедешь, полечишься.
– Нет, - решительно отказался Николай; - Нечего там делать. Людей смешить.
– Чего ты заладил?
– разозлился управляющий.
– Людей смешить, людей смешить... Вроде тебя черти куда посылают. Курорт, понимаешь, курорт. Юг, море, врачи там собрались. Люди за такую путевку знаешь, что отдают? А тебе бесплатно. У нас их сроду и не было, таких путевок. Раз в жизни попала, хватай и поезжай.
– Один съездил, - отводя глаза в сторону, сказал Николай.
Это был тонкий намек. В прошлом году тракторист Митька Тегелешкин ездил по городам-героям. Тоже бесплатно путевку дали, в правлении. А пока он ездил, его жена Фрося управляющего принимала.
Арсентьич намек понял, но виду не подал.
– То туристическая, а здесь лечить тебя будут. Ты весной в больнице лежал?
– Ну лежал...
– Вот доктора об тебе и побеспокоились, - соврал управляющий.
– Да еще бесплатно. Ты же больной человек, кожа да кисти остались. Спасибо надо говорить, что о тебе заботятся. А ты еще...
– в сердцах выругался Арсентьич и вытащил папиросы.
Задымили вместе. Задымили, и Николай закашлялся. Кашель его был Тяжелый, и что-то клокотало там, внутри.
– Застудился, - пожаловался он.
– Застудился...
– головой качая, повторил управляющий и отвернулся, не хотел глядеть.
Смотреть ни Николая и вправду было несладко. Сорокалетний мужик, он гляделся престарело: черноликий, худой, почти беззубый, какой-то сгорбленней и с по-старчески усыхающим телом.
– Да я, Арсентьич, чего...
– начал сдаваться Николай.
– Я, говорю, страшно. В отпуске-то никогда не был, а тут курорты. Да у нас никто и не ездил на эти курорты. Люди смеяться будут, скажут...