Пути-дороги
Шрифт:
У забаровцев в эти дни произошло знаменательное событие. Когда дивизия получила приказ совершить марш в Венгрию, Шахаева и Наташу отправили в глубокий тыл, в румынские города и села, освобожденные дивизией, где сейчас готовились к открытию памятников погибшим советским воинам. Демин давно уже подумывал об отдыхе парторга. Теперь такой случай представился. Проводить старшего сержанта и Наташу собрались все разведчики. Забаров обнял парторга, поцеловал его. А Никита Пилюгин неожиданно попросил:
– Привет там... передавайте...
– Возвращайтесь быстрее,- Аким
– Не беспокойся, Аким, обязательно догоним!
– Товарищ старший сержант!
– вдруг окликнул его Ванин.- Вы... еще здесь нас догоните, на румынской земле?
– Обязательно, Ванин! Мы еще на румынской земле разберем... тот вопрос., ясно?
– серьезно и многозначительно ответил Шахаев.
– Спасибо, товарищ старший сержант...- необычно тихо сказал Семен, пожимая руку парторга.
Проводив Шахаева и Наташу, разведчики двинулись в путь.
Наступление развивалось: горные реки преодолевались неожиданно легко и быстро. Саперы прокладывали мосты на естественных сваях от камня к камню, от одного поваленного бука к другому,- таких мостов было много. По ним двигались войска: пехота, танки, артиллерия, машины с боеприпасами и, наконец, обозы. Под куполом неба - неумолчный рокот наших самолетов. Они, как казалось, спокойно и величаво плыли на юго-запад, первыми пересекая рубежи новой страны.
– Как здорово летят, черти! Гляньте, ребята!
– говорил Ванин, задрав кверху голову и щурясь на солнце. От ватных брюк разведчика шел пар: переходя по бревну через ручей, Семен поскользнулся и бултыхнулся в воду. Настроение его, однако, нисколько не испортилось. Напротив, разведчик стал еще более болтлив, непрестанно задирал шедшего рядом с ним Никиту, пугал несуществующим распоряжением об откомандировании Пилюгина из разведроты, дурил и вообще был "в форме".
Разведчики по обыкновению шли впереди полков. Но в одном месте они были удивлены. Переправившись через очередную горную речушку, они увидели на ее правом берегу наших пехотинцев и артиллеристов.
– Как вы сюда попали?
– спросил Забаров капитана Гунько, с биноклем в руках примостившегося на ветвистом дереве.
Артиллерист засмеялся.
– Завидно?
– Нет. Просто удивительно, как это вас... угораздило?
– Ничего особенного. Мы идем рука об руку со второй стрелковой ротой. А ею командует чудесный офицер.
– Кто же?
– спросил Федор.
– Младший лейтенант Фетисов.
– Фетисов? Младший лейтенант? Верно?
– переспросили разведчики хором.
– Он самый. За Мурешул получил орден Красного Знамени и офицерское звание. Из своей бронебойки он там пять немецких танков угробил.
– А что же сейчас он придумал для переправы через эту реку?
– спросил Забаров, наверняка зная, что переправа не обошлась без какой-нибудь выдумки Фетисова.
– Штука простая. Под Тыргу-Мурешем при разгроме немцев его рота захватила много немецких плащ-палаток. Он, Фетисов, пропитал их каким-то машинным маслом, что ли, и палатки стали почти непроницаемыми для воды. Ну... нашелся в роте искусный
– Прямо-таки Ноев ковчег!
– позавидовал Ванин.
– А пушки як же?
– допытывался Пинчук, который, оставив за себя ездового, на этот раз решил идти вместе с разведчиками, полагая, что будет им необходим в столь трудное время.
– Орудия перевозим так: соединяем четыре "лодки Фетисова", как мы теперь называем эти сооружения, настилаем на них доски и - "раз-два, взяли!" - закатываем на них пушку. Вот и все!
– Добрэ!
– похвалил Петр Тарасович, с завистью поглядывая на спрятанные в кустах огромные пестрые мешки и сожалея, что не ему первому пришла в голову ата простая идея. Как-никак, а хозяйственное самолюбив Пинчука было немного ущемлено. Ему сейчас страсть как хотелось увидеть "вновь испеченного" офицера, но времени не было: Забаров торопил вперед.
Самым, однако, удивительным было не то, что два подразделения переправились на трофейных плащ-палатках,- на фронте бывают чудеса и помудрее,- а то, что переправа проходила под сильным огнем врага и плацдарм был занят после короткого, но жаркого боя. Oб этом свидетельствовали трупы вражеских солдат в прибрежных кустарниках. Зная исключительную скромность Гунько и Фетисова, Забаров сам сообщил по радио в штаб об их подвигах.
В полдень разведчики остановились в одном большом графском имении. За три часа до их прихода здесь полноправной хозяйкой была паника: залы, коридоры и все комнаты были завалены книгами, исковерканной мебелью, оленьими рогами, перинами, подушками, распоротыми тюфяками, портретом и, картинами. В углах валялись вверх ногами белые и бурые медведи, набитые трухой, свернутые кое-как медвежьи и тигровые шкуры.
– Кому принадлежало это имение?
– обратился Ванин к румынам и венграм, столпившимся во дворе и с любопытством наблюдавшим за разведчиками.
– Графу Эстергази, пан офицер!
– охотно ответили две молоденькие венгерки.
"Пан офицер" приосанился. Прищурил на девушек озорные, плутоватые глаза, солидно вымолвил:
– Что за черт? По Трансильвании шли - и там с этим графом встречались, тут - то же самое!
– И в Венгрии и в Австрии у него есть усадьбы. И еще в Словакии.
– Вот так паук!
– возмутился разведчик.- И как вы его терпели?
Минут через десять, вынув из своих карманов два нарядных платочка, он подарил их венгеркам. Те вспыхнули, но платочки взяли.
– Кессенем сейпен, пан офицер! Спасибо!
Ванин уже готовился завести с мадьярками длительную беседу. Но ему помешали. Пинчук позвал в дом, сказав:
– Пойдем, Семен, бо скажу Вере. Вона тоби задаст!..
– Никита, за мной!
– скомандовал Ванин Пилюгину, не желая оставлять его одного с этими хорошенькими девицами.- Что уставился? Румынку влюбил в себя, чертов молчун, теперь венгерочку туда же?.. А ну, марш за мной!