Пути Господни
Шрифт:
«Господи, слава Тебе! У нас хватило мужества и сил все взять на себя. Мы никого не выдали. Возблагодарим Господа за силы, которые он нам дает в борьбе с сатаной. Пусть мы погибнем, но зато у многих немцев откроются наконец глаза. Я люблю Россию, я обожаю свою вторую родину Германию, я хочу помочь освободиться от страшного богоборческого правления. Наши листовки достигли Баварии, Ульма, Штутгарта, Регенсбурга, Зальцбурга и Вены. За такой короткий срок мы сделали много. А нас было так мало», — так незадолго до казни говорил Александр Шморель, для которого, как это ни странно, было чуть ли не счастьем попасть в 1942 году на три месяца на русский фронт, то есть оказаться на земле своих предков. Благодаря отцу немцу, известному врачу, и своей русской няне он хорошо знал историю России.
Вкратце биография А. Шмореля такова. Он появился на свет в 1917
В письмах с фронта Александр старался рассказать отцу, как он видит и воспринимает Россию. Он и Ганс Шоль оказались в Гжатске и здесь, в медбатальоне, работая санитарами, хороня мертвых, облегчая страдания раненым, они читают Достоевского, Гоголя, Шиллера, Гёте. «Сегодня мы с Гансом были в церкви, — пишет Александр. — Нас окружала толпа молящихся стариков, женщин и детей. Как они молились! Как пели! Удивительно, что за все годы страшной богоборческой власти у этого народа осталась вера. Её не смогли убить ни репрессии, ни лагеря. Когда кончится война, я вернусь в Россию…»
15 октября 1942 года Ганс Шоль пишет в письме своей младшей сестре Инге: «После войны я обязательно повезу тебя в Россию. Ты полюбишь эту страну так же сильно, как и я». Словно вторя словам этих мальчиков, мать Мария (Скобцова) в лагере смерти Равенсбрюк говорила своим солагерницам: «Если выживу, вернусь в Россию и буду бродить по дорогам».
В дневнике, с которым Ганс никогда не расставался, мы читаем следующие строки: «О, Господь, Создатель наш! Ты сотворил не только прекрасный мир, но и человечество, но сейчас я вижу, как это человечество ужасно, — оно разрушает не только Твое создание, но и уничтожает себя. Лживость людская так глубоко укоренилась, что немцы уже не могут существовать без того, чтобы не убить себя до конца. Мой пессимизм ожесточается изо дня в день, безнадежность отравляет мою душу, я бы хотел освободиться от этого, потому что жить с этим греховно. Сегодня немцы — конченая нация… Помоги нам, Господи, и защити детей Твоих!». И далее: «Я в России, мы с Александром работаем с утра до ночи. Хороним, перевязываем раненых, ездим по селам, где очень много инфекционных больных. Моя душа страдает, она не находит места, я больше не думаю о прекрасном искусстве, ни о Достоевском, ни о Генделе… Я окружен красивейшей природой, березы в своем предсмертном, траурном уборе из прозрачной золотой листвы, на фоне синего неба, трепещут на холодном ветру, они прекрасны, но вот–вот их прихватит морозом, и листья опадут, но воспоминание о красоте останется в нас навсегда. Что останется от нас? Я заметил, что личность — не только у нас, но и здесь в России, — стирается, превращается в чистый гладкий лист».
Содержание и стиль листовок «Белой розы» было необычно. Да, в них, конечно, были слова: «Свобода! Долой Гитлера! Гитлер массовый убийца!», но в основном тексты изобиловали выдержками из классиков литературы, из Священного Писания и Аристотеля. Задача состояла в том, чтобы заставить немецкую интеллигенцию осознать весь ужас, в котором пребывает Германия и Европа, попытаться разбудить ее сознание, воззвать к ее совести. «Студенты! — написано в листовке. — На нас смотрит немецкий народ! По Гёте, у германской нации трагическая суть, ее судьба в какой-то степени подобна судьбе греков и евреев. В настоящее время немецкий народ подобен толпе безвольных трусливых людей, послушных воле любого хозяина, немцы готовы к тому, чтобы их согнали в стадо и подвели к краю бездны. Они уже наполовину в этой пропасти. Но можно лишь надеяться, что это лишь кажется. В результате систематического насилия над совестью каждый человек замкнулся в молчании или обороняется ложью. Мало у кого хватило мужества изобличить зло. Тех, которые дерзнули воззвать к общественности, ждала смерть. Предстоит многое рассказать о судьбе этих героев».
А вот и другая листовка: «Кто ведет подсчет погибшим: Гитлер, Геббельс? Конечно же, ни тот, ни другой. Ежедневно в России погибают тысячи наших людей! Горе постигло дома русских, польских, немецких крестьян, некому утешить плачущих матерей. Гитлер отнял у них самое дорогое, подверг их детей абсурдной смерти и продолжает им нагло лгать. Каждое слово, произносимое Гитлером, есть ложь. Когда он говорит «мир», он думает о войне. Когда, богохульствуя, он
В одном из последних текстов «Белой розы», приводятся слова поэта XIX века Новалиса, которые и сегодня звучат пророчески: «Лишь бы Европа воскресла, образовалось бы государство из государств, сформировалась бы достоверная политическая наука. Неужели объединившиеся государства должны подчиняться силе иерархии? В Европе будет продолжать литься кровь, покуда нации не осознают своего собственного безумия, покуда народы не вернутся к своим древним алтарям, мирному труду и не восславят мира на недавних полях битв. Религия и только религия может помочь проснуться европейскому сознанию и стать гарантом прав народов, и только тогда на наших землях воссияет новым светом христианство, веротерпимость и мир».
Сегодня мы живем в объединенной Европе, но упаси нас Бог позабыть, какой кровью, какими жертвами выстрадано это объединение.
В нашей семье сохранились уникальные издания двух выпусков «Вестника участников Сопротивления». Одним из его основателей был Игорь Александрович Кри–вошеин. В одном из сборников он рассказывает и о своем «Резистансе», об аресте, пытках, лагерях Бухенвальд и Дахау и о возвращении в Париж после победы в июне 1945 года. В «Вестнике» приводятся рассказы очевидцев и воспоминания людей, знавших Бориса Вильде, Анатолия Левицкого, Вики — Веры Оболенской, матери Марии (Скобцовой), Ариадны Скрябиной (Сарры Кнут) и других. У многих из них нет могил, они «похоронены в общих гробах», но на знаменитом кладбище Сент–Женевьев-де–Буа, под Парижем, стараниями русской диаспоры воздвигнут Кенотаф (памятник). На нем выбиты золотом имена русских героев, выгравированы их портреты.
Что же послужило импульсом для этих молодых людей безоговорочно встать на опасный путь Сопротивления? Ведь в оккупированной немцами Франции можно было спокойно существовать при условии, что ты не еврей, не коммунист, не антифашист. Более того, часть русской эмиграции, поддавшись своим иллюзиям, почти сразу встала на путь сотрудничества с оккупантами. Но были и такие, которые, рискуя своей жизнью и жизнью своих семей, укрывали подпольщиков и евреев, беглых военнопленных, сбитых союзных летчиков, помогали с документами, переводили через границы. Сотни, если не тысячи спасенных людей, сотни спасавших их русских сопротивленцев — имена тех и других исчезли из нашей памяти, остались лишь наиболее яркие из них.
На основании материалов «Вестника», где опубликованы воспоминания очевидцев, я расскажу о двух русских эмигрантах: о блестящем ученом, полиглоте Борисе Вильде и красавице «Вики» Оболенской.
Важно отметить, что первая подпольная организация возникла во Франции в августе 1940 года, как только свастика взметнулась над Парижем. Листовки с призывом
«Мы все с генералом де Голлем» уже тогда, в наивысший пик победы нацизма в Европе, расклеивались в телефонных будках, в уборных, на немецких автомобилях, бросались в почтовые ящики. Именно тогда Б. Вильде и А. Левицкий задумали свой первый номер газеты «Национального комитета общественного спасения — Резистанс».
Она увидела свет 15 декабря 1940 года. Через четыре года детище Вильде–Левицкого, ставшее ведущей газетой Сопротивления, публикует статью «Интеллигенция — авангард «Резистанса»». Действительно, в эту группу, наподобие немецкой «Белой розы», входили университетская молодежь, ученые, музейные работники, а также крупные писатели: Жан Кассу, Клод Авелин и Пьер Абраам. Общепризнанным вождем этой группы был Борис Вильде, первым его заместителем — Анатолий Левицкий. Кроме печатной и устной пропаганды, которую они вели как в Париже, так и в провинции, Вильде проводил весьма сложную и опасную работу по переправке в неоккупированную зону, а оттуда на испанскую границу добровольцев в армию де Голля. В обвинительном акте Бориса Вильде упоминается еще одно его преступление — «шпионаж», что, по–видимому, относится к двум раздобытым им секретным документам: о строившемся подземном аэродроме и о базе подводных лодок в Сан–Назэре, о существовании которой Лондон узнал именно из этого источника. Многое в этом деле осталось загадочным и по сей день. Главных его героев, которые могли бы пролить свет, уже нет в живых. Известно лишь имя виновника разгрома группы Вильде, крупного немецкого агента, внедрившегося в Национальный комитет общественного спасения, замешанного и в других предательствах.